«СИЛЬНЕЕ ЛЮБВИ...»

17 лет на сцене Театра "Современник" с неизменным успехом идёт спектакль по пьесе ВЛАДИМИРА ГУРКИНА "Любовь и голуби". Написана она в 1981 году, но всероссийская любовь и известность пришли к автору только после того, как в 1984-ом Владимир Меньшов снял фильм по этой пьесе. Что ни говори, а знаменитостей в наше время делает кинематограф. Замечательные актёрские работы Александра Михайлова, Людмилы Гурченко и других артистов сделали этот фильм поистине народным шлягером.

В этом году творческая дружба Меньшова и Гуркина ознаменовалась новой совместной работой – картиной "Прибайкальская кадриль", которую в объединении “Жанр” под руководством В. Меньшова снял режиссер Виктор Титов. В сценическом варианте "Кадриль" уже идёт на многих российских сценах, в Москве её поставили Георгий Товстоногов-младший в Театральном центре имени Ермоловой и Николай Скорик с актёрами МХАТ имени Чехова.

Герои пьес Владимира Гуркина – жители сибирских деревень, среди которых он вырос. Родился на Чусовой в семье военного, в первый класс пошёл в Хабаровске, а во второй уже под Иркутском, в Черемхове, где и закончил десятилетку. Потом – актёрское отделение Иркутского театрального училища. Здесь же и женился, здесь же и родился первый ребёнок – сын. Потом работал актёром в разных театрах России, пока не пригласили в Москву, в "Современник", в литературную часть.

– Владимир Павлович, ощущаете ли вы свой успех?

– Смотря у кого. Успех – понятие неоднозначное. На самом деле успех мне нужен не вообще, а вполне конкретный. Например, я бы не хотел, чтобы к тому, что я делаю остались бы равнодушными люди, среди которых я родился и рос. Во-вторых – мне очень важно, чтобы моя работа нравилась моим друзьям и тем людям, к кому я отношусь с уважением. И в третью очередь, а может быть, это самое главное – я сам. Здесь важнее всего не терять чувства реальности и объективно относиться к тому, что пишешь.

– А пишете вы – о любви, чистой, искренней, настоящей. Любовь – главное в жизни?

– Я первый раз влюбился в четыре года, в детсаду. Её звали Марина. В бордовом таком платьице – до сих пор помню. Я тайком убегал из дому – мы жили в бараке, а она довольно далеко от нас в кирпичном доме, – и смотрел сквозь щель в заборе, как она играет во дворе, пока её не уводили спать. А моя мама бегала в это время – искала меня по всему Хабаровску. И, представь себе, мой сын тоже в детсаду влюбился в Марину, которая страшно была похожа на ту, мою.

Я понял за свою жизнь одну вещь – есть чувство, которое гораздо сильнее любви. И если любовь способна тянуть тебя не только на подвиги, но и на разрушения (я, например, не верю в любовь без ревности), то это чувство – только созидательное. Я бы назвал его духовным якорем. Не тем якорем, от которого хочешь освободиться, а тем якорем, который не даёт тебе погибнуть, потерять жизненные ориентиры. Если мужчина встречает женщину, способную быть таким якорем, – считай, что он спасён. А если такой якорь обрывается – это смерть твоя человеческая, а может, и физическая.

Этот духовный якорь – огромный комплекс чувств, связанный с этой женщиной: дети, друзья, этика и эстетика, философия твоя, мировоззрение и мироощущение, чувство, как к матери, чувство, как к дочери. Даже к предметам, связанным с нею, возникают особые чувства. Даже если не всё тебе нравится – ссоры, раздоры, примирения. Главное – пережить это внутри, не порвать якорь. Если же якоря нет – нет ничего.

Кстати, колоссальный показатель истинности моих слов – браки поневоле, исстари принятые на Руси. Родители договорились, а жених с невестой и в глаза друг друга до свадьбы не видали. Сколько я знаю таких историй. А жить начали – жили, жили и полюбили друг друга. И детей нарожали, и войну пережили. Раньше ведь как? венчались – значит, Бог так решил.

– Вы верующий человек?

– Да.

– Значит, страстную любовь вы отрицаете?

– Почему же. Есть она. Но из страстной, горячей любви ничего не строится. Вспомните Кармен или Ромео и Джульетту. Страстная любовь порождает искусство, а духовный якорь – строит жизнь.

– Из чего же тогда, на ваш взгляд, складывается театральное искусство?

– Был такой режиссёр Николай Александрович Мокин. Я его считаю своим учителем. Однажды его спросили: "Что такое русский театр?" Было это в 70-е годы, когда особенно гремел канадский хоккей. Так вот он ответил: "Русский спектакль – это сплав энергии канадского хоккея с простодушием и распахнутостью православной церкви".

– Шекспир бился над вопросом, вложенным в уста своего героя: "Быть или не быть?" На какой вопрос вы хотите ответить своим творчеством?

– Когда-то в молодости я читал какую-то статью про археологов, раскопавших надпись на древней пирамиде. Надпись была такая: "Когда человек узнает, что движет звёздами, – сфинкс засмеётся и жизнь на земле иссякнет". По первому впечатлению кажется, довольно мрачная тирада. Очень хотелось понять – над чем же рассмеётся сфинкс? Я это прочёл в 24 года. И только теперь понимаю, что не такая уж эта мысль мрачная. Не знаю, насколько я прав, но мне кажется, что сфинкс засмеётся, потому что человек всегда жил и знал, как устроена жизнь. И если погибнет человек, то только от собственных придуманных сложностей. Есть свет, есть тьма – вот и живи.

Беседу вела Елена Исаева