На первую страницуВниз

Елена Черникова

  НА ТРЕТЬЮ ТЫСЯЧУ

сказки

  

Добрый день вам, читатели сказок, мечтатели и все другие!

Сказка никогда не уйдет из нас, потому что мы носим ее в крови, даже когда не думаем о ней. Мы передаем ее друг другу — тайно, а детям, внукам и всем другим — явно, лишь изредка обнаруживая — как же она порой меняется, наша сказка — вместе со всем другим!

А днями, знаете ли, переменится век, тысячелетие — и всё другое! А сказка, не ведая о наших временах, тоже перейдет в новую жизнь, тихо, скромно перейдет, неназойливо. У нее хороший нрав, у нее верное сердце…

Вот мы и подумали: а не взять ли ее с собой в драгоценном ларце. И пока будет кипеть наша кровь на перевале времен, пусть поспит наша подруга сказка под алмазной крышкой. Кто дойдет — откроет ларец и умилится вечной красоте солнечного клада, выпустит нашу сказку для себя, для детей и для всех других!

 

Сказка про грустную историю

 

Жила-была грустная история, которую никто не хотел рассказывать.

Пришел очень простой карандаш и взял ее на себя, и все закричали от счастья, ибо с них свалилось.

Пришло время, и посватался карандаш к бумаге. Подумала она и согласилась.

Не теряясь, карандаш записал первое слово. Бумаге очень понравилось: по ней еще не водили. Он второе приставил. Бумага сомлела, еще просит.

Он и добавил, и всю историю записал, и пошел себе.

Валяется бумажка, томится по буквам, а все с нее историю читают, грустную-грустную, которую никто не хотел рассказывать.

 

Ненасытный едок

Сказка про совет да любовь

 

Жили да были муж с женой. Детей у них не было, а очень хотелось.Работали они много: держали постоялый двор. Каждый день проходили через двор самые разные люди, со всеми надо было поговорить по душам, каждому дать добрый совет. Путники очень любили останавливаться на этом дворе, особливо из-за хозяйки: очень была хороша, добра, приветлива и очень вкусно готовила.

Как-то ранней весной, когда в воздухе запахло свежей землей и птички вернулись из теплых краев, подошел к воротам странник. Волосы белые, длинные, одежда пыльная, простая, башмаки грязные, а в руке длинный-предлинный суковатый посох.

Постучал странник, хозяйка открыла и пригласила в дом. Даже виду не подала, что обликом его смутилась.

Накрыла стол, баню истопила. Странник помылся, переоделся, а как вышел к столу — хозяйка поначалу и не узнала его. Под пылью-то одежда дорогая, башмаки мягкой кожи, посох-то серебром украшен, а голова благородной формы. Только глаза его так и остались словно пылью припорошены.

Сел он за стол и положил подле себя большой кожаный мешок, туго набитый и крепко зашнурованный.

— Это, хозяюшка, мешок с золотыми монетами. Я заплачу тебе сколько скажешь, если ты выполнишь мою просьбу.

Хозяйка очень любила и умела угождать своим гостям, поэтому сначала немного удивилась: какая же это просьба, если за ее выполнение можно получить мешок с золотом?

— Подай мне к ужину все яства, какие только есть в твоей кухне.

Хозяйка удивилась еще больше: у нее было очень много яств готовых, и еще больше она могла бы приготовить. Чего же хочет странный гость? Ведь не может же он один всё съесть?

— Неси, хозяйка, сначала икры побольше с блинами. Я буду икру в блины заворачивать. Потом запеки молочного поросенка с кашей, потом щей подай, потом кулебяки разные, рыбу холодную всех видов...

Видит хозяйка — не справиться ей одной. Надо работниц из деревни звать, да и мужа надо предупредить, чтоб ворота закрыл.

Пошла она к мужу и говорит:

— У нас гость с мешком золота. Собирается всё съесть. Что делать, хозяин?

— Подавать на стол, — отвечает ей муж.

Хозяйка пошла на кухню, за работницами послала и начали они готовить да подавать на самый большой стол, а гость за каждую тарелку золотую монету из мешка выкладывает.

Уставили весь стол яствами, а гость сидит и ждет. Потом встал и пошел вокруг стола, пробуя от каждого блюда по маленькому кусочку.

— Нет, — говорит, — не могу. Неси еще что-нибудь, пока у меня золото не кончилось!

Тут хозяйка испугалась, к мужу опять кинулась:

— Гость наш всё перепробовал, за каждый кусочек золотом заплатил, а говорит — “Не могу, не то...”

— Подавай ему из погреба: ветчину, окорок, соленья, копченья, вина налей, а деревенские пусть быстро на охоту сбегают — дичь какую принесут!

Побежала хозяйка в погреб, набрала побольше еды, разложила на блюдах и в страхе понесла гостю.

А он ходит вокруг стола, пробует, и всё грустнее и грустнее лицо его делается.

— Нет, — говорит, — не могу. Неси еще что-нибудь, пока у меня золото не кончилось!

Бедная женщина побежала в деревню сама.

— Ой, — говорит бабам, — спасите меня! Гостя Бог послал — ничем не накормить его! Все перепробовал — ничем не доволен, а я ему сто разных угощений сготовила, все-все из погреба повынимала, мужиков на охоту в лес послала, а гость золотом платит, есть не ест, и меня подгоняет! Что мне делать?

Призадумались бабы. Все любили хозяйку постоялого двора, все помочь ей хотели, тем более, что у баб у всех — детишки, а у этой — нету. Жалели ее. Вдруг одна старая женщина и говорит:

— У меня Жучка на днях ощенилась. Шестеро живехоньки, а седьмого только что телегой придавило — на дорогу, непутевый, выскочил. Может, твоему гостю щеночка зажарить молоденького, чтоб не капризничал?

Все тут загалдели, да как можно-де собаку есть, но хозяйка постоялого двора мигом ухватила еще теплого щенка и потащила на свою кухню. Ободрала шкурку, а из тушки жаркое сделала. Мясо молоденькое, быстро приготовилось.

Вносит горшочек с жарким в столовую. Гость грустный-грустный сидит у стола и монеты стопочками раскладывает. Видно по нему, что трапеза не удалась. А почему — хозяйка всё никак не поймет. Предлагает ему новое жаркое. Гость попробовал, очень похвалил, три монеты дал, но вторую ложку не осилил:

— Нет, — говорит, — не могу. Хотя и хорошая у тебя стряпня. Золото скоро кончится, а я не могу...

— Чего же ты хочешь? — в сердцах спрашивает хозяйка.

— Проголодаться хочу. Как в молодости. Я бы всё на свете отдал, чтоб захотеть есть. Но — нет. Не могу. Стар стал. Вот ты, например, знаешь, что это такое: хочу, а не получается?

— Знаю, — горестно отвечает женщина. — У нас с мужем ребеночка нету...

— Это горе — не горе. Вот — подержись за мой посох, — и протянул ей свой суковатый посох с серебряными украшениями.

Женщина подержалась за посох, подивилась и отдала гостю.

— Теперь у тебя всё будет хорошо, — сказал гость. А я пойду, хозяюшка, искать. Убирай со стола, вот тебе всё мое золото. Ты очень старалась, а я не могу. Старость.

И исчез в ту же минуту. Как не было. Тарелки со стола сами убрались, пол сам подмелся. Муж спустился, со второго этажа и спрашивает:

— Ну что, хозяюшка, чего же гость хотел?

— Он хотел проголодаться, — отвечает потрясенная женщина. — Дал мне свой посох подержать. Сказал, что у нас с тобой родится ребенок.

Муж рассмеялся и повел жену отдыхать, успокаивая словами, что теперь у них очень много золота.

А через девять месяцев у хозяев постоялого двора родился сынок. Все соседи праздновали это событие, подарков надарили. А деревенская Жучка сидела в сторонке, посматривала на пирующих людей и глухо рычала.

 

Баба-Яга и Снегурочка

 

Как-то раз на празднике в той деревне подрались два мужика, Иван и Петр, известные забияки. Остальной народ поет и пляшет, а эти знай себе мутузят друг друга. У Ивана уже нос набок, у Петра ухо повисло, кровь хлещет окрест и в лужи собирается, а мужики всё остановиться не могут.

Пришел староста и говорит:

— Вы что же, поганцы, людям веселье портите?

Музыка притихла, пляска остановилась. Подбегает к старосте его родная дочка и говорит:

— Тятя, ты с ними и не разговаривай — они тебя не слышат. Они целый день бьются, мы уже и не смотрим на них и не разнимаем. Дурни!

Слышит староста: мужики хоть и бьются, но под разбитые носы себе что-то приговаривают, а слов не разобрать. Отважился староста и подошел к ним близехонько.

— Ты мою не трогай, растак тебя! — бормочет Иван.

— А ты про мою не смей, разэтак тебя! — сопит Петр.

Староста услышал это и успокоился: баб делят, обычное дело. Пошел искать жен — Иванову и Петрову. Нашел на другом краю деревни. Бабы сидят на скамейке и семечки лузгают — как ни в чем не бывало. Платочки яркие нацепили и друг перед другом нарядами хвалятся.

— Эй, бабы, — кричит староста, — вы что мужиков своих бросили? Они там в кровь разодрались, а вам хоть бы хны! И про вас что-то бормочут...

Бабы те друг другу родными сестрами приходились. Зыркнули на старосту своими синими, одинаковыми глазами — и со смехом отвечают:

— Так они же не про нас-то бьются!

— А про кого же? — удивился староста.

— Иван про Снегурочку, а Петр про Бабу-Ягу.

Староста как услышал это, речи лишился. Стоит, смотрит на баб, а те веселехоньки, словно у них еще и свой особый праздник какой.

— Иди, староста, гуляй себе, а то праздник закончится! — хохочут бабы.

Староста решил, что у непутевых мужиков и жены соответствующие, покачал головой в сочувствии к чужой беде и вернулся на луг, где был праздник.

Приходит к людям и видит: Иван с Петром поутихли, кровь смывают, песни с плясками вовсе прекратились, а под молодым дубком на пенёчках сидят две новые гостьи. Все смотрят на них в неописуемом изумлении, а мужики-забияки прихорашиваются поспешно, носы-уши друг другу вправляют, порядок в одежде наводят.

Сидят две гостьи и на притихший народ поглядывают.

— Ну здравствуйте, люди добрые, — говорит та, что постарше, и ставит свое помело в сторонку, словно часового на пост.

— Здравствуй, Бабушка-Яга, — вежливо говорит ей Петр. — Хорошо ли доехала?

— Неплохо доехала, голубок мой, — отвечает старуха, показывая два желтых клыка.

— А ты, милая, как добралась? — нежно спрашивает Иван у Снегурочки.

— Хорошо, Иванушка, спасибо. Лель сильно-сильно подудел в свой рожок, меня ветром и перенесло, — объяснила белолицая красавица и положила снежно-соломенную косу на правое плечо.

Из народа голос раздался:

— А ты больше не растаешь?

— Вспомнили! — рассмеялась девушка. — Это когда было-то! Нынче времена другие...

— Вот! Слышали?— подбоченился Петр. — Другие!

— Бабушка-Яга, — захлопотал Иван. — Тебе с дороги, может, козленочка зарезать? Праздник-то какой!..

— Не-ет, — отвечает Баба-Яга и тряпье свое поглаживает кривыми пальцами. — Я больше мясца не кушаю. Спасибо внученьке — надоумила, — и на Снегурочку кивает.

Народ осмелел и поближе к гостьям придвинулся. Иван с Петром руками на своих деревенских замахали:

— Потише вы, разбежались тут!

Староста вышел вперед и говорит:

— Растолкуйте нам, дорогие гостьи, как это вы так своевременно догадались к нам прибыть? И какие-такие другие времена теперь? А то мы тут в темноте пропадаем, не знаем ничего нового...

— А пойдем-ка, милок, плясать всем миром, — говорит Баба-Яга и с пенечка встает, костями похрустывая. — Все и поймешь.

Заиграли музыканты, девки хороводы построили, парни приосанились. Иван к Бабе-Яге, Петр к Снегурочке подходят и ручку предлагают.

И словно дождь прошел — посвежела вся зелень, запели все птички, в хлевах все коровы замычали, в конюшнях все кони заржали и копытами забили. Тучки с неба все посдуло, красивый мир получился, лучше прежнего.

Вышли Снегурочка с Петром в круг и давай вертеться, да всё быстрее, да шибче, аж в глазах у всех зарябило, и не разобрать кто где.

А поодаль Баба-Яга с Иваном встали — и так плавно поплыли, такие движения у них слаженные, будто в один день родились и всю жизнь вместе прожили. У Бабы-Яги кости хрустеть перестали, космы седые пригладились и в толстую косу пушистую свились. Светится вся Баба-Яга неземным золотистым сиянием. Зубки выросли, ровные да белые. Даже тряпье рваное, вековечное, в гладкий синий сарафан с красными отделками превратилось. Вокруг них с Иваном самый большой хоровод пошел, девки стараются, от Бабы-Яги не отстают, зарумянились — и через минуту-другую все будто одинаковые стали, на Ягу как капли воды похожие.

Староста смотрел-смотрел, и глаза у него заболели. И сердце заныло. Никак в толк не возьмет: отчего Баба-Яга сияет, а Снегурочка в какую-то пеструю тучу превратилась. А про своих, деревенских, и вовсе ничего понять нельзя. Те, что вокруг Петра, прыгают, как бесноватые, а эти, вокруг Ивана, красиво пляшут, словно песню поют.

Час пляшут, другой пошел, уж и солнышку пора садиться, а оно застыло на небе и ни с места.

Кинулся староста опять жен-сестер разыскивать. Смотрит — сидят на прежнем месте, новый мешок с семечками почали. Болтают о том о сем — как не родные мужьям своим!

— Что ж вы, такие-разэтакие, сидите и ни ухом ни рылом...

— Да постой ты! — смеются бабы. — Чего это ты такой бледный с лица, почти зеленый?

Староста рассказал им про чудные хороводы на лугу. Как Снегурочка не тает, как Лель ее сюда по воздуху отправил, как Баба-Яга похорошела и от козленочка отказалась, поскольку мяса больше не ест...

— Ой, да что же, староста, не ведаешь ничего, что вокруг делается! И как мы тебя только выбрали! — всплескивают бабы руками. — Времена же другие! Непонятно, что ли? Видишь — солнце на небе остановилось?

— Вижу, — отвечает староста, однако все равно ничего не понимает. — А Снегурочка, она что — теперь под самым солнцем плясать может?

— Вот глупый! Это теперь солнцу до нее никакого дела нету! Муженьки наши, видишь ли, сколько живут здесь, столько дерутся друг с другом: Снегурочка растаяла, видишь ли, несправедливо, — это Петр талдычит. Всю жизнь сокрушается, что снежная бедняжечка ничего хорошего от любви не поимела, несмотря на все страдания, а Баба-Яга, по его слову, чуть ли не как сыр в масле катается, несмотря на все свои злодейства...

— А твой что, Иван-то — ему Баба-Яга чем приглянулась? — спрашивает староста у Ивановой жены.

— А ничем особенным, ты не подумай. Просто сильная, говорит, личность! И личное средство передвижения всегда в порядке. Аккуратная, дотошная, стойкая, всем домом управляет, слово держит, а что личиком не вышла, так это как посмотреть...

— И что — посмотрел? — в смятении спрашивает староста.

— Ну да, — отвечают бабы. — Они ж, Петр с Иваном, до крови всегда бились. А что на крови взошло...

Подивился староста, что жены так спокойно про мужнины чудачества говорят, и побежал со всех ног к себе домой, от греха подальше. Прибегает, прыг на печку и периной укрылся, поскольку трясет его, как в малярии. Только чуть-чуть угомонилась душа, слышит староста, как его родная дочка, с праздника вернувшись, матери своей родной, жене старостиной законной, любимой и ненаглядной, сказывает:

— А и то: с лица воду не пить... Ну и ладно. Зато Змей Горыныч — солидный.

— Господи, дочка, — вздыхает мать, — что же ты задумала?

— Напеки мне пирогов, башмаки дай покрепче, меч-кладенец, карту в тридевятое царство и непременно в тридесятое государство, пойду поищу его, голубчика. Выйду пораньше, а то Машка соседская тоже что-то с мамкой шепталась, я слыхала. А та ей отвечала, что выходить надо на заре, только вот солнце остановилось, и она не знает, когда зари-то ждать.

Староста затаился на печи, пот с него ручьями потек. А дочь его родная и продолжает:

— Я, матушка, знаю, когда заря. Мне Снегурочка шепнула. У нее знакомый при горынычевом дворе живет, солнцем управляет. А Баба-Яга ей каждое утро косу заплетает, лед из-под платья вытряхивает, который за ночь образуется, угощение готовит, а вечерами учит в ступе летать. Племянник Горыныча, тоже чудище о трех головах, у Снегурочки вроде собачонки — на трех поводках с ошейниками бегает, а все славные богатыри поголовно — охранную службу несут...

— А что ж Снегурочка сама за Горыныча не вышла, а тебя сватает? Ты ей кто такая? — спрашивает мать.

— Ну почему же не вышла? — отвечает дочка. — Она вышла, а потом он еще кого-нибудь захотел взять, она согласилась и обещала ему сама помочь подыскать. Ей не жалко. Надо только, чтоб и новая жена не из простых была, а я ведь старостина дочь!.. И еще надо, чтоб я сама пробралась в его царство и победила громадную, страшную Василису Прекрасную, которая горынычев замок сторожит, пришлым девушкам загадки всякие загадывает, огнем дышит и хвостом могучим бьет о землю...

От этих слов староста упал с печки, сломал шею и умер. Похоронили его всем миром, вдова горькая осталась одна, а дочка ушла навстречу заре.

 

Еруслан Лазаревич и Чернушка

 

На окраине деревни стоял богатый дом, в котором жили две злые сестрицы с родной матушкой, с отчимом и его родной дочкой Чернушкой. Кличку девушке дали ее сводные сестры за то, что спала она в грязи, в золе, с черными от копоти руками. Сначала хотели Золушкой назвать — из-за ночевок в золе, но потом выбрали более точное, обобщающее слово.

Чернушка работала не покладая рук, от зари до зари, а мачехе с сестрами всё казалось мало. Они каждый день придумывали ей все новые и новые задания, одно трудней другого, а Чернушка никак не могла отказать им, потому что очень боялась двух белых голубок, постоянно сидевших на плечах у сестриц. Ей было обещано, что в случае неповиновения голубки будут больно клевать ее и даже могут выклевать глаза, а Чернушке очень нравились ее глаза и она не хотела их терять, тем более что в будущем ее ждала, естественно, встреча с прекрасным царевичем и счастливая свадьба.

Сестры тоже догадывались, кому может достаться царевич, поэтому очень спешили поскорее извести Чернушку. Дни шли за днями, а выносливая Чернушка все работала и ничем не болела.

Между злыми сестрами были и собственные разногласия: как поделить царевича между собой, когда Чернушку уже сгонят со свету. И вот однажды, когда их спор о царевиче разгорелся не на шутку, они пришли к своей матери и спросили напрямик: кому из них достанется царевич, когда они изведут Чернушку?

Их матушка была не только злой женщиной, но и умной. Она пообещала позаботиться о Чернушке самостоятельно, а дочкам велела идти в лес к Бабе-Яге — за справедливым решением их спора. Самой ей было трудно выбирать между родными дочками.

Дочки поручили матери своих белых голубок и отправились в лес к Бабе-Яге.

Мачеха пришла к Чернушке в чулан и говорит:

— Вот эти голубки будут следить за твоей работой и если что — клюнут в глаз. Не теряй времени — работай лучше и быстрее. Посади семьдесят семь розовых кустов, прополи огород девять раз, найди у Тузика шестьсот шестьдесят шесть блох, сшей мне десять новых платьев — и все это к завтрашнему утру. Не успеешь — пеняй на себя.

И мачеха ушла к себе. Чернушка посмотрела на белых голубок и спрашивает у них:

— Вы почему такие злые?

— А мы вовсе и не злые, — отвечают голубки. — Мы верные. Нам все равно, на ком женится царевич, мы просто охраняем тех, кто дает нам крошки со своего стола.

— А если я вам зерна дам — полную горсть? Вы станете охранять меня?

— Конечно, — весело залопотали голубки, — а как же! А ты что — правда дашь?

— Вот вам зерно, — сказала Чернушка и высыпала две горсти на стол.

Голубки поклевали все до зернышка и уснули от непривычной сытости.

Когда Чернушка избавилась от своих главных врагов, державших ее в великом страхе так долго, она решила, что путь к царевичу на праздник свободен. Выходит на крыльцо и видит: бежит царский гонец, приглашает народ на праздник.

“Вовремя я!” — радостно подумала Чернушка, взяла письмо у гонца и пообещала ему, что сама передаст приглашенным лично в руки. И налила полную чарку. Гонец выпил, крепко поцеловал Чернушку и отбыл.

Она вытерла губы и спрятала приглашение в карман передничка. Не сказав никому ни слова, она быстро умылась, переоделась, подсыпала белым голубкам еще зерна и убежала из дому.

Дом-то стоял на краю деревни, поэтому Чернушка ни с кем из соседей не встретилась. Побежала прямиком в лес. Дорога шла через деревенское кладбище. Когда Чернушка поравнялась с могилой своей родной матери, ее по лицу хлестнула ветка орешника. Девушка посмотрела вниз и увидела могилу своей матери — заросшую бурьяном, неухоженную, с покосившимся крестом. Давным-давно никто не ходил сюда: Чернушке некогда, а ее отцу боязно: новая жена узнает — кочергой прибьет.

Чернушка огляделась по сторонам — никого. Быстро наклонилась и повыдергивала из холмика весь бурьян. Крест поправила, потом хотела немного посидеть рядышком с могилой, но вспомнила, что опаздывает на праздник. И вдруг ветка орешника, та самая, говорит человеческим голосом:

— Спасибо, что хорошее дело наконец-то сделала. За это я тебе вот что открою...

Не успела ветка открыть Чернушке секрет, как вдруг девушка и говорит ей возмущенно:

— Как это наконец-то? А сколько я у мачехи с сестрицами дел переделала?

— Так те дела не считаются добрыми. Ты их от страха и нерешительности делала, белых голубок опасалась! А сейчас ты впервые сама, без принуждения сделала доброе дело. Поэтому я...

И опять Чернушка не дала ветке договорить. Закричала на нее, затопала:

— Как ты можешь такое говорить? Как же это мне не засчитываются те дела, что для мачехи и сестер? Должны засчитаться! А то царевич на мне не женится!

— Бедная ты моя! — воскликнула ветка орешника. — Чем же я смогу теперь помочь тебе, если ты самого главного в жизни не понимаешь? Ведь в одну семью просто так не соединяются! Свои к своим лепятся!..

— Очень ты умная! — вскричала Чернушка, сломила ветку и бросила ее прямо на могилу. Топнула ножкой и убежала.

И так она быстро бежала, вся сердитая на ветку, что не сразу заметила, что один ее башмачок потерялся. Он прилип к глине возле могилы матери, когда Чернушка топнула ногой.

Бежит она, хромает, но бежит — и вдруг навстречу ей богатырь на коне.

— Здравствуй, красавица! — говорит богатырь. — Что это ты в одном башмаке по лесу бегаешь! Уколоться не боишься?

— Нет, не боюсь. Я как раз переобуваться и бегу — в палатах у царевича праздник!

— Меня зовут Еруслан Лазаревич, — говорит ей богатырь, — и у меня было две жены. Это у богатырей редко случается, чтобы две, но у меня такая судьба. И когда я поближе познакомился с женщинами, я узнал, что для такого скорого переобувания, на которое ты рассчитываешь, нужны особенные условия. И царевич нужен совсем молодой, неопытный, и невесте уже должна быть невмоготу предыдущая жизнь...

— Предыдущая невмоготу — это есть. А царевича неопытным сделать — это мне раз плюнуть. И вообще: раз уж приспичило — что теперь?..

— Брось ты эту затею — вот что я тебе скажу!

— А за кого же мне замуж идти? Я себя всю жизнь для царевича готовила — а ты говоришь бросить! — удивляется Чернушка.

— Ну хорошо: скажу тебе правду. Отстала ты от жизни: женат он, царевич-то. Праздник у него сегодня — как раз по случаю свадьбы!

Задумалась Чернушка, босую ногу почесала и отвечает богатырю:

— Что же это такое? Его жена — не из моих сестер?

— Нет, не из твоих, — отвечает Еруслан Лазаревич.

— Ну и хорошо, — говорит Чернушка. — А то я вся испереживалась, все думала, думала — как бы он не женился на моих сестрах... Но мне-то что теперь делать?

— Вернись, найди свой башмак и пойдем жить ко мне! — отвечает богатырь. — Я тоже не из простых.

— Ты меня замуж зовешь? — спрашивает Чернушка.

— Нет, конечно, не замуж. Просто так поживем — а там посмотрим. Может, и обвенчаемся когда-нибудь. Мне еще приглядеться к тебе надо — что ты за птица...

— Так у тебя ж было уже две жены! Ты ж наприглядывался! С полуслова все можешь понять! — обижается Чернушка.

— Вот именно. Поэтому я тебе и говорю: поживем — увидим. И вот тебе мой совет — соглашайся! Больше такого случая не будет. Не хочешь в девках сидеть — пошли со мной. Нам, богатырям, и не такое по плечу. Подумала?

Видит Чернушка — деваться некуда. Не домой же возвращаться. Хоть и не видел никто из соседей, в какую сторону она побежала, а мало ли что. Да и земля слухом полнится. Узнают сестры — вообще засмеют. А тут — мужик справный, крепкий, жениться — опять же — умеет.

— Пойдем, — отвечает Чернушка, — но сначала башмак заберем.

Посадил ее Еруслан Лазаревич к себе на коня и поехали они на кладбище. Подходят к могиле матери — башмак на месте. Как влип в глину, так и лежит.

Вдруг видит Чернушка — ветка орешника успела прорасти, пустить корни — и превратилась в хорошенький молодой кустик. Шумит листочками, словно песенку напевает.

— Что же это? — изумилась Чернушка и обулась как надо.

— Непутевая ты девка, глупая и торопливая! — спел ей кустик. — Куда тебе за царевичами охотится! Иди за богатыря — ему не страшно, у него уже две жены было...

Поехали Еруслан Лазаревич с Чернушкой в далекие края. Когда осталось три версты до цели, Чернушка возьми да и спроси:

— А где теперь твои бывшие жены?

— Померли, сердешные, — грустно отвечает богатырь. — А ничего были, ладные бабы...

А тут Чернушка возьми да и спроси у него:

— А как их звали? И где ты с ними познакомился?

И отвечает ей богатырь:

— Баба-Яга порекомендовала. Жили у нее две сестры, из деревни пришли, спорщицы невиданные. Никак не могла старая уговорить их, чтоб не спорили. Вот и отдала мне сначала старшую, потом младшую... Что это с тобой, милая! Почему ты такая бледная сделалась?!

Упала Чернушка в глубокой обморок, потому как поняла она, что едет к мужу своих собственных сводных сестриц, от которых все по очереди избавились: сначала их родная мать, потом Баба-Яга, потом богатырь. Царевич, правда, тоже, получается, избавился, но так и не узнал об этом.

Очнулась она в горнице у Еруслана Лазаревича. Видит — он сидит у жаркого очага и поленья подбрасывает.

Позвала Чернушка богатыря и слабым голосом спрашивает:

— Почему так всё вышло? Как ты думаешь?

— Тебя ветка орешника еще когда хотела предупредить!.. А ты затопала и слушать не стала. Ведь родная мать тебе плохого бы не посоветовала. А ты заладила: царевич да царевич! Совсем свихнулась... Ну ладно, вставай, начинай ужин готовить, посмотрим, на что ты годишься... Сестриц-то своих ты вконец избаловала: ничего делать не могли, только в зеркало и смотрелись.

— А от чего они померли? — спросила Чернушка, берясь за сковородку.

— Как отчего? — удивился Еруслан Лазаревич. — От голода, милая!..

 

Алёнушка и Козлёночек

 

Шли по лесу дети-сироты: старшая — Аленушка, меньшой — братец ее Иванушка. Устали и сели на травку отдохнуть. А за корявым пнем поодаль ведьма сидела и все за Аленушкой приглядывала. Очень хотелось ведьме поменяться с Аленушкой платьями. Девушка хоть и сирота, но все ж княжеская дочь, сарафан на ней был из дорогого красного ситца. Не умела ведьма наколдовать себе такого сарафана и страшно убивалась от своей немощи.

Иванушка проголодался и стал жаловаться сестре. Аленушка походила по лесу, набрала ему ягод и орехов. Иванушка поел и пить захотел. Аленушка сбегала к ручью и принесла ему воды в пригоршне. Ему мало показалось. Аленушка опять к ручью: зачерпнула воды ладонями. Покуда братцу несла, уронила три капли на траву. Попил Иванушка из второй пригоршни и еще просит:

— Вот если бы ты те капли не потеряла, — говорит он, — я бы уже напился. А так — нет, еще пить хочу.

Пошла Аленушка к ручейку в третий раз, зачерпнула водицы, пальчики крепко стиснула и опять к братцу. Иванушка выпил три капли из третьей пригоршни, остальное весело расплескал, расшалился, упал на травку и ну кататься-валяться. Потом притомился и уснул. Аленушка смотрит на спящего братца и радуется: “Живое дитя, здоровое, румяное... Как бы порадовались батюшка с матушкой!”

Присела она рядом со спящим братцем и стала свою длинную косу переплетать. А ведьма из-за кустов всё смотрит, смотрит, поджидает: когда можно будет сарафан украсть. Как заметила ведьма, что Аленушка причесывается, так обрадовалась: причешется — может, умываться пойдет, сарафан скинет.

А в этот миг вдруг раздался топот копыт. Обернулась Аленушка и увидела доброго молодца на коне. Выехал он из-за деревьев и говорит:

— Здравствуй, красавица, где тут можно воды испить?

— Здравствуй, — отвечает Аленушка, — пойдем к ручью, покажу. Я и сама туда собираюсь: умыться с дороги.

— А это братец твой? — спросил добрый молодец, показав на спящего Иванушку.

— Да, — отвечает девушка, — он из того ручья уже пил — и ничего. Спит теперь мой милый.

Пошли они к ручью. Молодец принялся воду пить, а Аленушка скинула сарафан и поплыла. Она плавает в ручье, молодец воду пьет, а ведьма тихонько подкралась, рванину свою сбросила — и хвать сарафан! И на себя нацепила.

Аленушка долго плавала. Молодец напился наконец, поворачивается и видит: стоит рядом с ним ведьма в сарафане и прихорашивается.

— Ну спасибо, — говорит ей добрый молодец, — что ручей мне показала. Пойдем со мною. Я человек богатый, будем вместе жить. У меня терем большой, слуг много. И братца с собой бери...

Испугалась ведьма, да делать нечего. Пошла с добрым молодцем. Разбудили они Иванушку и отправились в путь-дорогу.

А Аленушка вышла из ручья и не нашла свой сарафан. Не ходить же голой: надела на себя ведьмины тряпки и стала жить в лесу, поджидать — может, пройдет через ручей еще какая-нибудь девица в красном сарафане, захочет какого-нибудь братца напоить и сама с дороги умыться. Выйдет из-за деревьев добрый молодец на коне, тоже пить захочет. Девица поплывет по ручью, молодец выпьет водицы и тоже жениться захочет. А она тогда хвать сарафан!..

 

Аленькое пёрышко

 

Жил-был купец. Раз собрался он за тридевять земель плыть, товар брать. Большой корабль снарядил. Дома всем наказал — кому что делать в его отсутствие. Пошел прощаться с дочерьми.

Приходит к ним в девичью. Видит — старшая и средняя дочери его перед зеркалом вертятся, новые кружева примеряют, ленты разные, рюшки там, оборочки, панталончики. А младшенькая дочь, его любимая, замуж собирается, как обычно: кастрюли чистит, рушники вышивает гладью и крестиком, дрова заготавливает, варенье на зиму варит, грибы солит.

Полюбовался отец на своих малюток, похвалил всех и спрашивает, кому что привезти из дальних странствий.

Старшая и средняя кинулись наперебой заказывать разные растения: одной подавай аленький цветок, можно с чудищем в придачу, другой дочке — первый цветок, на который отеческая нога наступит в дальних краях, когда сойдет на берег.

— А ты что ж молчишь? — спрашивает он у младшенькой.

А она смотрит в окно и слезы роняет на сковородку.

— Не бойся, дитятко, сказывай! — говорит ей отец. — Что ж ты слезы льешь, милая?

— Очень уж чудное у меня желание, батюшка... Боюсь, не сумеешь ты, — всхлипывает младшая дочь.

— Говори, дочь моя, нету такого, чего не сделал бы я для своих детей!

Собралась меньшая дочь с духом и говорит:

— Я, батюшка, сон видела. Думаю, вещий... Не надо тебе никуда плыть! Отмени плавание! — и с плачем в ноги ему кинулась.

Стоит купец, смотрит на дочь в великом изумлении. Другие дочери сначала тоже помолчали, а потом накинулись на сестру с упреками:

— Опять ты, негодная, что-нибудь такое выдумала! Ну ничего, на этот раз не проведешь нас! Говори быстро: что еще за сон ты видела?

— Прилетал ко мне во сне Финист ясный сокол, весь в аленьких перьях. Ударился оземь, оборотился добрым молодцем и всю ночь со мной миловался. Утром улетел. Только одно перышко осталось... — и вынимает из кармашка большое алое перо.

Показала и спрятала поглубже. Опечалился купец. Не знает что и сказать. Ясно вроде бы, что права меньшая дочь — не надо никуда плыть. А с другой стороны — старшая и средняя дочки еще не пристроены. Да и средства они на сей раз довольно верные попросили, должно помочь наконец. Нельзя же ради одной младшей других бросать.

— Что скажете, голубки мои? — повернулся купец к другим дочерям.

А они подумали-подумали — и говорят:

— Ты ж, батюшка, не сегодня едешь, а лишь завтра. Давай мы сегодня ночью этот сон проверим: было или не было. Сестрица спать ляжет, а мы в замочную скажину посмотрим и за окном проследим. Он в окно влетал?

— В окно, — отвечает младшая.

— Вот и хорошо. Если появится, мы ему к кучке перьев вот это, оброненное, подкинем, а он когда улетит, то почувствует, что все перья уже на месте...

— Как ты думаешь, родная? — спрашивает отец у младшей. — Верно сестры сказывают?

— Батюшка мой родимый, — отвечает младшая, — я ради сестриц на все согласна.

Похвалил ее отец и пошел к своему управляющему: сказать, что поход, может, и отложится. Управляющий руками всплеснул: как же так, почему?

Купец ему строго ответил и пошел к себе.

Ночью младшая открыла окно пошире, дверь тоже запирать не стала. Лежит, дрожит. Старшая пошла под окном караулить, а средняя под дверью встала.

Полночь пробило, потом час, два. Младшая лежит — заснуть не может. Сестры ждут. Три часа пробило. Петух запел. Сестры ее устали ждать и пошли спать в свои горницы. Перо на подоконнике оставили. Младшая пождала-пождала до самого света и заснула.

А перо — утренний ветерок подхватил и унес.

Наутро приходит купец к дочерям и видит: старшая и средняя у зеркала вертятся, а младшая кастрюли чистит, капусту квасит, брагу варит. Спрашивает купец:

— Прилетал?

— Нет, — отвечают ему дочки.

— Ну я тогда отбываю. Пора.

— Не забудь про цветочек, — напомнили ему старшая и средняя.

Младшая промолчала и стала красного петуха потрошить. Был у них большой такой петух, очень горластый...

 

Елена Прекрасная

 

В некотором царстве, в некотором государстве жила-была Елена Прекрасная. У нее была волшебная книга, по которой она могла легко узнавать прошлое и будущее любого человека.

Гуляла Елена Прекрасная как-то раз по саду и увидела в гнездышке красную птичку, принесшую корм своим птенцам. И захотелось Елене Прекрасной выйти замуж.

Пошла она к себе в светёлку, открыла волшебную книгу: ищет жениха. Долго искала, всю книгу перелистала, а найти никак не может. Увидит одного доброго молодца, загорится сердцем, а он — прыг на другую страницу и был таков: женится на какой-нибудь Василисе Премудрой. Увидит другого, воспылает к нему — а он вдруг берет меч-кледенец и идет народ свой от чудища трехглавого спасать. И все молодцы вот так мимо и пролетают.

Закручинилась Елена Прекрасная. Замуж всё сильнее хочется, а в волшебной книге никого нет. Пришла она к своему батюшке, могущественному царю. “Я, — говорит, — замуж хочу. За кого мне выйти, царь-батюшка?”

Обрадовался царь. Он тоже давно хотел выдать дочь замуж, всё по соседним царствам поглядывал, жениха подыскивал.

— Давай, дочка, бросим клич, — говорит царь. — Отдам я тебя тому, кто принесет в наше царство то, чего у нас самих нет.

— А у нас, батюшка, всё есть, — опечалилась Елена Прекрасная.

— Вот и загадка ему будет, — отвечает царь. — Пусть и скажет: чего же все-таки нету...

Послали гонцов во все царства-государства. Кто принесет то, чего в их царстве нету, получит в жены Елену Прекрасную.

Ждут-пождут день, два, месяц, два месяца — никто на клич не отзывается. Все знают, что в этом царстве всё есть чего душе угодно.

Еще пуще закручинилась Елена Прекрасная. Приходит к отцу и говорит:

— Видишь — какая трудная задача. Никто не пришел. Все знают, что у нас всё есть. На нас даже враги не нападают: знают, какие у тебя богатыри-воины. Любого врага разобьют...

Отвечает ей отец:

— Бери-ка ты, дочка, три пары железных сапог, три железных хлеба да три костыля железных. Ступай за тридевять земель, в тридесятое царство, попадись в лапы какому-нибудь Кощею — да подольше назад не возвращайся. А я вновь клич брошу: кто из добрых молодцев догадается, что в нашем царстве нету тебя самой, тот и будет мне зятем любимым.

Делать нечего: собралась Елена Прекрасная, как отец сказал, и в путь-дорогу отправилась. Нашла Кощея, объяснила ситуацию. Тот ей и говорит:

— Ладно, живи у меня покуда. Я, правда, женат, и Марфа Моревна моя — очень ревнивая. Поэтому ты во-он там, под заветным дубом посиди. Шалаш сделай. А я жене скажу, что ты хрустальный ларец охраняешь, который на верхушке дуба. Тот самый, в котором заяц, в котором утка, в которой яйцо, в котором смерть Кощея на самом конце иглы.

Взяла Елена Прекрасная свои железки и пошла к заветному дубу. Шалаш собрала и стала в нем жить.

А дома у Елены Прекрасной царь бросил клич: кто из добрых молодцев догадается, чего в царстве не хватает, тот получит царевну в жены и полцарства в придачу.

Как услышали окрестные царевичи про полцарства, так сразу прибежали жениться. Собралось их у царских ворот видимо-невидимо.

Стал царь их по очереди выкликать и спрашивать: чего в моем царстве не хватает?

— А ты сначала царевну покажи! — говорят добры молодцы. — Мы же ее никогда не видели! В гости к вам ни друзья, ни враги никогда раньше не ездили: все знают, что у вас все есть, ничего не надо. Хотим видеть Елену Прекрасную!

Царь туда-сюда, то говорит, что царевна почивает, то царевна гуляет, то хворает, то еще что-нибудь. Женихи стали роптать:

— Да она, небось, соня, гулёна или больная! А ты говоришь — Прекрасная...

Возмутились добры молодцы, кричат, ругаются, что здешний царь их зря от дел оторвал. А один жених, что последним прибежал, еще и новость принес, что у соседей неподалеку, через три царства отсюда, тоже полцарства предлагают. И недорого: достаточно просто прийти и попросить по-хорошему.

Тут царевичи такой крик подняли, что Ивана-дурака разбудили, сына крестьянского. Слезает он с печи и спрашивает у старших братьев, умных, что за шум в царстве стоит?

Братья посмеялись над ним. Вот дурак, говорят, такую потеху проспал! Но про дело всё ж рассказали. А дураку до смерти спать хочется. Пошел он на царский двор, послушал крики женихов и говорит:

— Позовите мне царя! Не могу больше терпеть! Спать хочу!

Вышел на крыльцо царь и спрашивает:

— Ты что, Иван-дурак, беспокоишь меня в такой трудный час?

— Сейчас облегчу твой час, — отвечает Иван. — Разгадку знаю!..

Все царевичи-женихи как услыхали эти слова, подняли Ивана на смех: где тебе, деревенщина, с нами тягаться!

— Знаю! — твердит Иван. — Изволь, царь-батюшка, подготовить на мое имя грамоту об отчуждении в мою пользу половины царства.

Царь как услышал это — затрясся весь. А Иван-дурак знай твердит свое: пиши грамоту и всё тут.

Царь ради смеха грамоту и написал. Вышел Иван-дурак на середину и громко сказал:

— В царстве нашем нету самой Елены Прекрасной! — и пошел домой спать, а грамоту в карман положил.

Царь прогневался, затопал ногами, закричал. Женихи все кто по своим владениям разбежались, кто пошел к соседу через три царства насчет доли поговорить по-хорошему, а Иван пришел домой, на печь опять забрался, грамоту под голову положил и уснул, поскольку поспать он любил больше всего на свете, а шума терпеть не мог.

Елена Прекрасная три пары железных сапог под дубом у Кощея истоптала, три костыля железных сбила, три хлеба железных сгрызла, поблагодарила Кощея за гостеприимство — и вернулась домой. Приходит к отцу и спрашивает:

— Ну что, царь-батюшка, нашел мне жениха?

— Не только жениха, а сразу мужа! — отвечает царь. — Только его сейчас нету, но скоро будет... По делам пошел.

Елена Прекрасная кинулась в свою светлицу, схватилась за волшебную книгу: одной половины страниц нету, а другая половина не открывается, слиплась, будто ото сна сладкого, и посапывает...

Заплакала Елена Прекрасная, порвала книгу на мелкие кусочки, выбежала в свой сад. Смотрит: красная птичка прежних птенцов уже вырастила, в жизнь выпустила, а сама новых высиживает.

— Птичка-птичка! — взмолилась Елена Прекрасная. — Скажи мне, родимая, где ты так часто мужей берешь себе, что у тебя всё время птенцы выводятся да выводятся?

Посмотрела птичка на Елену Прекрасную, всю слезами залитую, и отвечает:

— Муж-то всё один и тот же. Птенцы, конечно, разные. Могу рассказать, откуда муж появился...

— Расскажи, милая, тошно мне!

— Была я прежде царевной. Звали меня Елена Прекрасная. Была у меня волшебная книга. Захотела я замуж. Загадку для жениховского спора выдумали мы с батюшкой довольно трудную: пусть, дескать, разгадают, чего у нас в царстве-государстве не хватает и принесут нам это. А мы богато жили, загадка была трудная, не справился никто. И за тридевять земель в железных сапогах я бегала, и чего только не делала... Всё одно выходило: что слезет с печи Ванька-дурак и сдуру всю правду да и брякнет. И книга волшебная попортилась, поскольку она только и умеет, что всяких царевичей показывать. Ни слова в простоте не молвит!.. Побежала я в конце концов в свою светлицу, разорвала книгу на листочки и стала делать бумажных птиц. И в окно бросать. Куда ветер дунет. Улетели все листочки: одна обложка осталась. Пошла я к речке — думала утопиться. Тут дождь пошел: я книжкину обложку на голову себе надела — домиком. И вдруг смотрю: перья у меня выросли, хвостик, крылья — и стала я красной птичкой. Тут же ко мне мой суженый подлетел, крылышком погладил, стали мы гнездо вить, птенцов выращивать... Так и живем с тех пор. Да вот и он, кстати, сам лично.

Повернула Елена Прекрасная свою голову и увидела его. Он нес своим детям в клюве червячков, завернутых в обрывки волшебной книги. Птенчики увидели своего отца и радостно раскрыли желтые клювы. Он их покормил и говорит Елене Прекрасной:

— Я над деревней летел — Ивана твоего видел. Он уже слез с печи, тебя спрашивал.

— Меня! — обрадовалась Елена Прекрасная.

— Да, хочет знать, на какой половине царства ты жить будешь: на его собственной или на половине твоего батюшки, царя. То бишь куда печь-то переставлять?

 

На первую страницу Верх

Copyright © 1999   ЭРФОЛЬГ-АСТ
e-mailinfo@erfolg.ru