* * *
Увы! – стихосложенье невозбранно.
Не обладая силой пробивной,
достойной круторогого барана,
я гениален лишь перед женой.
Мой голос глух. Я сам себе перечу,
калечу стих остротой проходной.
Но в строгих коридорах русской речи
здороваются гении со мной.
* * *
Пеленою облаков
небо занавешено.
– Ты, родимый, кто таков,
что в тебе намешено?
Почему, навеселе,
всеми понукаемый,
ходишь-бродишь по земле,
словно неприкаянный? –
…Снизошло на дурака,
по его беспечности,
это небо, облака
и немного вечности…
Каприс-шутка
Смычок твой мнителен, скрипачка…
О.М.
Ты музицируешь негромко,
да только не про нашу честь,
и держишь скрипку, как ребенка,
которого готова съесть.
По разуменью таковому,
ты мнишь, неведомо о ком,
и нарезаешь по живому,
анатомируя смычком.
Не знаю, почему такое,
но и у скрипки есть права:
молю, оставь ее в покое –
как натуральные дрова,
она еще послужит людям,
подарит долгое тепло…
Поэтому, давай не будем
фиоритурить, западло.
Дай инструменту отдышаться
во весь фигурный организм! –
ему честнее облажаться,
чем ублажать каннибализм.
Песенка Франсуа Вийона
Прекрасным полом не отмечен,
улыбкой друга не согрет,
живу – бездомен и беспечен,
как всякий нищий и поэт.
Когда заносит на кривую,
святых на помощь не зову:
ворую – значит, существую,
рифмую – стало быть, живу.
Возможно, пьяницей и вором
останусь в памяти людской.
Но, если сдохну под забором,
то не с протянутой рукой!
* * *
Душа и тело, плоть и дух…
Когда б единство этих двух
начал имело место в мире,
как пела бы душа моя,
лаская струны бытия
на чуткой выморочной лире!..
А, впрочем, стоит ли роптать
и злому гению под стать
не трепетать под игом плоти?
– Давай, подруга,
наливай,
молчи, душа моя, давай
не упираться на излете…
Ночной романс
Которую ночь не сплю –
глаза проглядел вотще.
Зачем я тебя люблю
изрядно и вообще?..
Сижу, не смыкая вежд, –
а вдруг ты сейчас войдешь
и краем своих одежд
коснешься моих одёж?
Когда же приходишь, ах! –
С иголочки всякий раз,
проводка искрит впотьмах
и ржет за окном Пегас.
* * *
…он свою любимую замуж выдает.
А. В.
– Из чувства солидарности хотя бы,
из лучших побуждений, так сказать,
возьми ее – она такая баба…
ну, есть за что, я извиняюсь, взять.
Бери ее с помадами, духами
и ворохом цивильной чепухи,
с моими прошлогодними стихами –
плевать на прошлогодние стихи!
Не жажду утешения земного,
но за чертой оседлости земной
я отвечаю за любое слово,
однажды
зарифмованное
мной.
* * *
Время жить и время умирать,
методично сталкиваться лбами,
камни и бутылки собирать,
шевеля разбитыми губами.
Что еще? Какие письмена
проступают на скрижалях века?
На Руси лихие времена –
человек не слышит человека.
А Христос воистину воскрес
и не замечает, к сожаленью,
что осталось времени в обрез
по земному летоисчисленью.
* * *
Всё.
Надоело ломаться.
Перегорел и погас.
Господи, дай оклематься
после любви напоказ!
Только большие актеры
не притворяются, но
знают стезю, на которой
непоказное – смешно.
Только большие поэты,
этой стезе вопреки,
кажутся целому свету
честными, как дураки.
Вечные антагонизмы
сосуществуют в крови
и в отношении жизни,
и в отношенье любви.
Окна на десятом этаже
Памяти А. Башлачева
Ничего не куплено на вырост!
Остается жить в один присест –
если только женщина не выдаст,
а мужчина, стало быть, не съест.
Слишком мало времени осталось,
слишком много сроков истекло –
взрежет преждевременную старость
битое оконное стекло:
если только женщина не выдаст,
если не собьют на вираже,
если только не посмеют выкрасть
окна на десятом этаже.
* * *
Луну вместо камня повесил на шею –
и в темную воду дурной головой!
Живая душа поддалась искушенью
решительным образом стать неживой.
Как просто любые вопросы решались
за гранью земного ее бытия!..
Большие круги по воде разбежались
и всё возвратилось на круги своя:
безвольное тело застыло на взлете,
на прежней орбите осталась Луна –
прельщенная бренностью собственной плоти,
забыла душа, что бессмертна она!
Участь
…ни вольности, ни барыша…
Его отпетая душа
стенала и хрипела.
А что он мог? Да ничего,
поскольку все на одного –
капелла…
И торжествует, испокон
веков, неписаный закон
языческого мира:
перемолоть, переварить,
а на потребу сотворить
кумира.
Сегодня – все за одного.
Перемоловшие, его
учителем представят
и, оградив со всех сторон,
пугать классических ворон
на Площади Забвения поставят.
* * *
Переплетенье тез и антитез,
решительно идет на всю катушку.
Любой из нас в душе, отчасти, Пушкин,
а в некоторой степени – Дантес.
Но Пушкина в себе боготворить
не торопитесь: он, по крайней мере,
до некоторой степени – Сальери,
отчасти – Моцарт, что и говорить!
Мы – двуедины. Судя по всему,
действительно, иначе не бывает.
И снова Каин брата убивает,
мучительно завидуя ему.
Памяти дезертира
Как на той, на далекой гражданской –
не скакал на горячем коне,
не сражался Овидий рязанский
и стихов не писал о войне.
Он, конечно же, не был героем,
Забулдыга – тире – патриот:
да такого, как он, перед строем
полагалось публично в расход.
Так за что же ему – дезертиру –
синеглазая муза-вдова
подарила российскую лиру
и дала неземные права?
…то ли красная конница скачет.
то ли белая конница мчит,
а тальянка по-прежнему плачет
и гитара, как прежде звучит…
