Светлана Петрова – мастер остросюжетного рассказа. Родилась в Мурманске. Окончила Московский институт культуры. Автор нескольких книг прозы, вышедших в ведущих московских и санкт-петербургских издательствах. Рассказы печатались в «Дружбе народов», «Литературной России» и других изданиях. Член Союза писателей Москвы.

СВЕТЛАНА  ПЕТРОВА

ШАЛЕ СИВОГО МЕРИНА
Рассказ, в котором любые совпадения с реальными людьми и событиями
являются случайными

1 – 2 – 3 – 4 – 5 – 6 – 7 – 8 – 9 – 10
 

	…И снег пошёл, и прервалась Меж домом тем и тем кладбищем Печали пристальная связь.
	Б. Ахмадуллина

1

     Высокий молодой человек настойчиво пробирался по темноватому заднику провинциального оперного театра, захламленному декорациями после утреннего спектакля, и наконец в одном из закоулков увидел ту, которую искал.
     — Погодите, ради бога! — воскликнул он поставленным голосом негромко и вежливо.
     Ему хотелось извлечь из горла звуки более мягкие, а ещё лучше сладкие, но мешала природная жесть. Пришлось перейти на театральный шёпот и утрировать раболепие.
     Женщина, крашеная брюнетка, остановилась и обернулась на зов всем телом — с тех пор, как она начала раздаваться вширь, за нею водился такой грешок. Но линии фигуры, мастерски укутанной в тёмный бархат и шелка, не определялись, что и являлось целью наряда. Лицо мало женственное, но выразительное, с крупными чертами, татарские скулы, узкие тёмные глаза, большой рот и нос. Как ни странно, нос ей даже шёл, не говоря уже о практической пользе: широкие ноздри щедро и беззвучно захватывали воздух. Вместе с развитой грудью и хорошим объемом лёгких это имеет существенное значение, поскольку именно правильное дыхание лежит в основе классического пения. Данное определение чётко отграничивает действительно певцов, как их понимали до изобретения технических усилителей звука, от сонма эстрадных исполнителей, зачастую просто кривляк, не имеющих ни голоса, ни понятия о вокале.
     Лицо дамы в чёрном узнавали даже те, кто никогда не ходил в оперу, оно мелькало на афишах, в журналах и газетах и, конечно, по телевидению. Не блистая красотой, знаменитость выглядела достойно, и даже предательски теряющие упругость щёки, казалось, к биологическому возрасту прямого отношения не имели. Сильная внешность сильной женщины лет пятидесяти, ну, может, чуть больше — не будем мелочны.
     Кира Анатольевна Звягина — так её звали — числилась на столичной сцене ведущей меццо-сопрано, она первой в Союзе начала гастролировать за «железным занавесом». Это явилось главным опознавательным шевроном, в том числе для высоких чиновников, вынужденных подчиниться ситуации, когда, случается, культура бежит впереди политики. Став лауреатом всяческих премий, а со временем и Героем Соцтруда, Звягина также имела звание профессора и преподавала в консерватории, отбирая в свой класс лучших учеников. Педагогом она оказалась толковым и в конце концов открыла школу сольного пения имени себя, явив миру несколько дивных голосов. Вот и в Сибирь не поленилась приехать в поиске новых талантов.
     — Слушаю, — сказала певица, чуть растягивая звуки, и скользнула по лицу юноши лезвиями глаз, неожиданно с любопытством вынырнувших из-под оплывших век.
     Молодой человек поклонился и щеголевато тряхнул лёгкими светлыми волосами, обнаруживая скрытую смелость, а возможно и наглость.
     — Я не успел на прослушивание, но, говорят, завтра вы уезжаете обратно в Москву. Такого случая мне больше не представится. Позвольте спеть, ну, пожалуйста! Я тенор, — добавил он для убедительности, зная, что теноров природа производит скупо и к ним всегда больше внимания, поскольку этим сладкоголосым обладателям высоких нот в операх предназначены почти все партии героев-любовников.
     Зрачки Звягиной помедлили и упёрлись просителю в переносицу. Парень был нехорош собой. Слишком худой, видно недокормлен в детстве, взгляд мало выразительный, а нос, выгнутый бубликом, и крупные, желтоватые, выступающие вперед зубы сообщали облику что-то ослиное. Неудивительно, если он вдруг закричит гортанно: и-а, и-а! Вместе с тем поза выдавала крайнее нетерпение, накал эмоций, переходящий в душевный подъём. Казалось, вели ему сейчас Звягина выпрыгнуть из окна, он бы не задумался.
     Ни слова не говоря, певица завернула в пустой класс, подошла к роялю и, стоя, нажала несколько клавиш.
     — Давайте: «В сия-яньи ночи лу-унной тебя-я я увида-ал…»
     Он спел арию Надира, дыша неровно, и сбился на повторе фразы «Прощай, грёзы любви».
     Звягина поморщилась:
     — Грубо. И гортань не зажимай. Струя воздуха, проходящая через связки, не должна прерываться.
     И показала фальцетом ход на си бемоль.
     Тенор начал снова, стараясь высветлить звучание, и опять закончил киксой. Звягина громко опустила крышку инструмента.
     — Даже трудно сказать, есть ли вам смысл заниматься классическим пением. Как? — удивилась она. — Уже и здешнюю консерваторию окончили? 26 лет? Ничего себе. А голосом не владеете. Похоже, ваши педагоги имеют смутное представление о формировании звука. Впрочем, таких большинство. Идите в эстраду, там теперь лучше платят — нонсенс, конечно, — и не надо класть живот на жертвенный камень.
     — Но я мечтал об опере…
     — А, все мы в юности о чём-то мечтаем, — отмахнулась Звягина и вдруг почувствовала мурашки в ладонях: от недоучки исходила животная энергия.
     Она постоянно общалась со студентами, с молодыми певцами, но никто не вызывал у неё подобных ощущений. Сердце, подёрнутое коростой обдуманных поступков, дрогнуло и потеплело.
     Тощий парень пробудил в ней картинки такой давности, что мнились утраченными. Бедное послевоенное детство, дешёвая одёжка, пустые щи и ржавая селёдка, синюшный кисель, дешёвая конфета в бумажке, которую мама дарила ей по праздникам. Отец недолго мучился от ран и умер без печали, не узнав, какой желанной может быть жизнь. Но ничто пережитое не исчезает навсегда, всё находит своё место в сознании и лежит до времени, пока его не заденет случайное слово, видение или промельк мысли. Тогда откроются шлюзы и польются воспоминания, вызывая улыбку и слёзы. Впрочем, плакать Звягину отучил безжалостный напор жизни.
     Между тем проситель своего намерения не оставил и возразил даже несколько фамильярно:
     — Сам я из глубинки, знакомых здесь нет, и денег тоже, живу у одной бабы, уважающей мужскую силу. А в Москве — двоюродная тётка, перспективы шире, где-нибудь да пробьюсь!
     — Но я-то в ваших воздушных замках каким боком?
     — Возьмите к себе. Шофером могу. Или костюмером. Хоть мальчиком на побегушках!
     Кира Анатольевна хохотнула на низких нотах:
     — Шофёр у меня есть и мальчики тоже. Опоздал… — Она вдруг запнулась. — Или это я поспешила?
     Добавила так, для красного словца, желая, по укоренённой привычке, произвести впечатление даже без особой на то надобности. Бог с ним, с этим странным тенором. Но что-то не отпускало.
     — Как звать?
     — Игорь. — И после паузы добавил: — Туманов.
     Певица пожевала плоскими губами, пробуя фамилию на вкус. Последний, не так давно отставленный супруг, наделённый замечательным чувством юмора, заставлял её каждый раз вздрагивать, когда представлялся новым знакомым, картинно шаркая ножкой, словно копытцем: «Пётр Сивоконь, половинка примадонны, лучшая или нет, судите сами». С тех пор Кира Анатольевна полюбила звучные русские имена. А тут, надо же — Туманов!
     Музыка слова вызывала умиротворение и смутные ожидания. Всё решила та самая запятая, что бывает важнее точки и отражается в судьбе человека часто невзначай. Провинциальный парень без перспектив нежданно-негаданно поймал удачу всей своей жизни. Звягина сказала, сразу переходя на «ты»:
     — Приходи завтра к московскому скорому, вагон «люкс». Я распоряжусь.
     Она любила поезда. Не самолёты, где нужно несколько часов сидеть в одной позе, не имея возможности размять затёкшие ноги. Однако истинная причина предпочтения заключалась в другом. Лёжа одна в двухместном купе, она бездумно глядела в окно, за которым мелькали провода, деревья, разъезды, рабочие в спецовках, торговки яблоками и вяленой рыбой — смотря по сезону и местности. Картинки эти были приятны своей обыденностью, устойчивостью, независимостью от её судьбы. Когда поезд замедлял ход, готовясь к свиданию с очередной станцией, накатывал страх потерять случайно обретённый рай, но лязг железа и непрестанное покачивание обещали продлить покой ещё на некое счастливое время.
     Пространство вагона, отгороженное от мира стуком колёс, на пару суток упраздняло твёрдое расписание всей её жизни — работу над голосом, безжалостный тренинг каждой клеточки мозга. Эта свобода от обязательного и была самой желанной. Но не потому, что певица любила безделье, — будучи трудоголиком, она его совсем не любила, — а потому, что утрамбованный событиями организм требовал момента пустоты, после чего с благодарностью и утроенной силой возвращался к напряжённому вдохновению.
     Что касается некрасивого молодого человека с красивой фамилией, то он впервые в жизни ехал по железной дороге не среди узлов и несвежих ног, свисающих с верхних полок, а с редким комфортом: телевизор, кондиционер, две подушки, непонятно зачем два полотенца, горячая вода в туалете и даже бесплатный кофе с сахаром. Правда, к певице его не звали, в вагон-ресторан не пригласили, он купил на станции бутерброд с дешёвой варёной колбасой и тщательно жевал, растягивая до Москвы. Там помогал таскать хозяйские чемоданы в машину, потом в квартиру. Увидев в коридоре городской телефон, не спрашивая разрешения, позвонил тётке — чужой голос ответил, что хозяйка уехала к сыну в Самару, а жилплощадь сдаёт. Вот так облом! Тенор застыл в растерянности. Удача на время его расслабила, но не лишила упорства, и он снова обратился к своей спасительнице.
     Звягина помнила бездомье и уважала бедность. После развода с первым мужем, который запрещал ей петь и отобрал сына, она долго ютилась на задворках Большого театра в бывшем доходном доме Хомякова, который одной стороной выходил на Петровку, а другой на шумный Кузнецкий Мост. Почтенного возраста особняк приютил не только министерство речного флота, но был густо заселён певцами и танцовщиками. В ожидании лучшей крыши над головой, они часто застревали тут надолго, как её сосед, великолепный фактурный бари-бас Нечипайло. Натура совершенно не карьерная, он предпочитал общество кота и бесцветной жены. И звания получал, и в фильме «Хованщина» снялся, но имени не сделал, даже в Музыкальную энциклопедию не попал. Да. Раз уж она привезла парня в столицу, придётся о нём позаботиться, иначе станет бомжем или бандитом с большой дороги.
     Обычно Кира Анатольевна не вникала в личную жизнь студентов — почти все они были бедны и неустроенны, плохо ели и отвратительно одевались. Но к этому мальчику почему-то проявила интерес.
     — Ладно, — сказала она. — У меня просторный загородный дом, там есть гостевые комнаты, еда в холодильнике на первое время и даже старенький «Жигулёнок» в гараже — хотела продать, но никто не берёт, Москва, брат. Вот ключи от машины и всех замков. В понедельник, явишься сюда к двенадцати — не раньше! — будем думать, что с тобой делать.

2

     Когда Звягина начинала свой профессиональный путь, ей руки никто не протянул. Провалив конкурс в Большой, она уехала в Саратов, что, как ни странно, принесло пользу. Появилось время расширить репертуар, самостоятельно разучить основные меццо-сопрановые парии, чтобы иметь шанс сходу заменить заболевшую исполнительницу, предупредив отмену «чужого» спектакля, который таким образом становился «своим». В провинции на неё меньше давила ответственность, отсутствовало соперничество с именитыми певцами, туго уступавшими место молодым.
     Правда, ютиться пришлось в коммуналке у валторниста, сильно помятого предыдущими сожительницами. Он уважал плотские утехи — единственное положительное качество, остальное приходилось ему прощать без права выбора. Оркестрант редко мылся, воровал из её кошелька деньги, но хуже всего, что дверь в комнату почти не закрывалась: вечно кто-то заходил, забегал, заскакивал, что-то пили, чем-то закусывали, она не участвовала, всеми фибрами души ненавидя этот проходной двор.
     С тех пор Кира Анатольевна полюбила одиночество и уже в собственном доме завела строгий порядок. Случайных гостей, тем более дальних родственников, которые неожиданно обнаружились в большом количестве, принимала только по приглашению и в определённые часы, а то и не пускала вовсе. У дверей насмерть стояла верная, испытанная годами домработница Архиповна. Некрасивая, бессемейная, она боготворила хозяйку и умела держать язык за зубами. Подарки с барского плеча — потёртые меховые накидки, вышедшие из моды украшения и платья складывала в старый фибровый чемодан под кроватью. Носить не носила, но грело сознание, что они есть. Певица также открыла на имя прислуги крупный банковский счёт, впрочем, ничем не рискуя: Архиповна старше, а значит, первой отправится млеть в райских кущах или веселить чертей — это уж как повезёт. Но даже её, при первой возможности, Звягина отправляла в отпуск, чтобы хоть день-два насладиться полной свободой.
     Завтра двери закрыты для всех: вечером у неё сложная, хоть и короткая партия Старухи в «Пиковой Даме», образ, над которым певица долго работала и сделала непривычно значимым. Перед спектаклем необходимо хорошо отдохнуть, и Звягина заснула бездумно, на широкой удобной кровати, спала спокойно и проснулась, по выработанной годами привычке, довольно поздно: рабочее время заканчивалось заполночь, поэтому день сдвигался к ночи.
     Встав и хорошо, до хруста, потянувшись, пересекла по периметру большую полупустую спальню — в свободных пространствах даже крупная фигура кажется меньше. Посредине комнаты — низкое широкое ложе, одна из стен служит раздвижной дверцей платяного шкафа, в углу ютится крохотный туалетный столик, разумеется антикварный. Певица приблизила к зеркалу лицо и стала внимательно рассматривать, поворачивая голову с боку на бок. После полноценного сна кожа выглядела сносно. Ей вообще своих лет никто не давал, разве что соперницы. Энергия, хотя и обузданная, рвалась наружу, заглушая признаки увядающего тела. Не последнюю роль играла регулярная половая жизнь. По молодости Звягина успехом у мужчин не пользовалась — наружность посредственная, а рацио чувственность не возбуждает. Зато теперь она брала полной мерой и меняла мужчин по мере надобности.
     Что редко случается с женщинами, знаменитость трезво относилась к собственной внешности. Театральные гримёры наклеивали длинные ресницы, рисовали высокие брови, одевальщики утягивали в корсет обширные телеса, делая из неё красавицу. Но жизнь — не сцена. Попытки исправить природные недостатки с помощью пластической хирургии или щедрой косметики она оставила: растянутые до ушей рты не годятся для пения, а избыток макияжа с возрастом производит жутковатое впечатление. Всё, что можно себе позволить: тональная пудра, лёгкая подводка век и неяркая губная помада.
     От зеркала певица перешла к высокой балконной двери, отогнула штору и посмотрела вниз, на алебастровых львов у подъезда, на скромный, ничем не примечательный городской водоём. Казалось бы! Картинка эта — награда за усилия всей её трудовой жизни, в которой жильё выступало мерилом общественной значимости. Она долго и упорно меняла квартиры, поднимаясь в собственных глазах всё выше и выше, пока не обосновалась на Патриарших прудах. Когда-то, ещё студенткой, приходила сюда специально и подолгу сидела на увековеченной Булгаковым скамейке, мечтая обосноваться в одном их этих красивых уютных домов, где за окнами текло чужое счастливое время. Мечты сбылись, но жизнь продолжала требовать повседневных подвигов.
     Каждое утро, после комплекса дыхательных упражнений, Звягина распевалась, настраивая связки, эти струны живого инструмента, на котором вечером предстоит «играть». Вначале мычала с закрытым ртом, затем исполняла короткие вокализы, сочинённые разными авторами, в том числе собственные. В день спектакля повторялась партия целиком. Так делали все певцы и ученики, желающие певцами стать. Развитие и совершенствование данных, ненароком оброненных Богом, — работа постоянная, терпеливая, необходимая, как для солдата содержание в порядке боевого оружия.
     В халате, непричёсанная, певица спустилась в музыкальную комнату, где стоял рояль, белый «Стейнвей». По одну сторону — стеллажи с клавирами и нотами, папки театральных афишек спетых опер, рулоны гастрольных объявлений. Годами копились журналы, центральные и зарубежные газеты с премьерными рецензиями, еженедельные выпуски внутреннего листка «Советский артист» с материалами репетиций и отзывами, сообщениями о премиях, званиях, панегириками к юбилеям.
     На другой стороне комнаты — полки с книгами. Читала Кира Анатольевна много, но как-то очень бегло и никогда — для удовольствия. Казалось, то, что написано, она давно знает по опыту. Однако цепко помнила имена авторов и названия произведений, отдельные строчки, особенно из стихов, проявивших родство с музыкой, и потом, когда надо, вставляла в разговор, неизменно производя впечатление.
     Оставшееся пространство стен занимали фотографии: в ролях — одна и вместе с прославленными партнёрами, групповые — на гастролях и премьерных спектаклях, когда все солисты во главе с дирижёром и режиссёром выстраиваются вдоль сцены на поклон. Венчал домашнюю галерею живописный портрет Звягиной в костюме роковой Кармен. К двухсотлетнему юбилею главных подмостков страны министерство культуры заказало известному художнику с десяток изображений ведущих исполнителей. Впрочем, тут красовалась копия, за которую певица заплатила собственные немалые деньги, оригинал висел в Бетховенском зале театра на обозрение бесконечного потока любопытствующей публики.
     Самостоятельный ряд составили дарственные фото знаменитых певцов, музыкантов и, конечно, учителей. Кира занималась у многих педагогов и от каждого умела брать лучшее. Одна из поздних учительниц, но особо любимая Надежда Матвеевна Малышева была представлена в нескольких вариантах. Жена академика-русиста Виктора Владимировича Виноградова, основателя школы отечественного языкознания (Кире он запомнился несостоявшейся реформой писать слова как слышится, например заец), вокального образования не имела, но когда-то работала концертмейстером оперной студии ещё здравствующего Станиславского, аккомпанировала Шаляпину. Наблюдая за работой прославленных мастеров над голосом, Малышева сочла себя теоретиком и практиком певческого искусства и занялась постановкой голосов. При сложности и неосязаемости процесса и острой потребности в преподавателях, кто только не пробовал себя на ниве оперной педагогики, в том числе ларингологи. Естественно, без успеха. Малышева требовала держать «куполообразную» гортань, что тоже мало понятно и сомнительно, но основное внимание уделяла артикуляции. Действительно, порой даже у очень хороших певцов нельзя разобрать текста, а уж безбожно искажает гласные почти каждый, поскольку на высоких нотах «а» удобнее петь, чем «о», и «э», чем «е».
     Методы Малышевой легли на готовую почву, прибавив певице выразительности и чёткости в подаче слова, но основное Звягина сделала сама, неустанно добиваясь верного звучания, выравнивая голос по всей тесситуре, а устойчивая кантилена позволила сохранить его от стёртости и раскачки до самого конца. Помогали также врождённая музыкальность и художественный вкус. Окончив ещё до консерватории историко-архивный институт и опираясь на профессиональные навыки, она для каждой оперы изучала нравы, обычаи, стилистику эпохи, что придавало образам достоверности. В технику работы над ролью она никого не посвящала, тем большее впечатление производил результат.
     Между тем, как и внешность, голос Звягина получила от природы среднего качества. Меццо-сопрано находится на границе между мужским и женским, между контральто и сопрано, потому достаточно уязвимо и нестабильно, а встречается так же редко, как тенора. Его главная примечательность — глубокое грудное звучание в среднем регистре при наличии полноценных высоких нот. Обухову, Преображенскую, Крутикову, Славину или колоратурную француженку Малибран начала ХVIII века и не таких уж далёких итальянок Джульетту Симионато и Тебальди можно назвать «полноценными» меццо, а то, к чему привыкла отечественная публика середины прошлого века, это искусственно выстроенные сопрано с усечёнными верхом и низом. Прославленным певицам Давыдовой, Максаковой, Архиповой не под силу была написанная для меццо «Золушка» Россини, которую сегодня блестяще исполняет Чечилия Бартоли, но обычно эту партию поют простые сопрано в родной тесситуре.
     Звягина относилась к той же плеяде российских голосов. Нижнему регистру, чуть глуховатому и недостаточно глубокому, не хватало контральтового бархата, а верхний звучал напряжённо и без крайних нот. Однако несовершенство голосовых данных певицы возмещали темпераментом и сценическим обаянием — выразительность, звучание сердца способны скрыть многие недостатки вокала. При этом необходимо петь правильно и полётно, чтобы солирующий голос, пробив вопящую изо всех сил толпу хористов и больше сотни оркестровых инструментов, отчётливо слышался в последнем ряду шестого яруса.
     Но и это ещё не всё. Надо ловить краем глаза мимолётные взмахи дирижёрской руки, показывающей вступления, держать ритм, не расходясь с оркестром; свободно двигаться в декорациях, создавая убедительный образ, не путать мизансцены и не забывать текста; успевать сглатывать слюну, помогая пересыхающей от ужаса и напряжения глотке.
     Как одновременно выполнить столько задач и не сбиться? Звягина могла. И не только это.
     От оперного артиста, кроме бешеной энергии быка, опрометью несущегося на мулету, требуется виртуозная способность водить знакомство с большими людьми в искусстве, и что ещё важнее — вне его, тонко выстраивать отношения с коллегами и руководством. Звягину с юности отличали целеустремлённость, умение постоянно учиться, использовать всё, что можно выжать из чужого опыта, а ещё — редкий талант овладевать ситуацией. Последнее напоминало приспособленчество, но очень высокого, можно сказать, благородного класса. Со студенческих лет она охотно занималась общественной работой, изображая жуткую нравственность и партийность, что в советское время заметно облегчало путь наверх по карьерной лестнице, в том числе получение званий — специфическая черта советской культуры (первым Народным артистом стал Шаляпин), не изжитая до сих пор, но уже потерявшая смысловую ценность.
     У успеха слишком много составляющих. И всё же решающим для Звягиной оказался природный ум. Голос управлялся твёрдой волей и ясным знанием, и хотя такой подход сужает место для интуиции и убавляет естественность поведения на сцене, именно ум, этот замечательный несерийный дар, помогал певице трезво оценивать собственные недостатки и преимущества, избирательно воспринимать достоинства разных вокальных школ. Ум диктовал выбор партий, наиболее подходящих её вокальным данным, поэтому она так и не осилила роскошную Далилу Сен-Санса, хотя очень хотела. Конечно, нижние ноты можно сымитировать, но как заставить публику поверить, что они свели с ума Самсона? Глупо выставлять напоказ свои несовершенства. Везде и всегда любят только сильных.
     Вот в театр пришла молодая певица с более богатым меццо, несомненно одарённая и даже, к сожалению, сообразительная. Она поразила театральную общественность образом босоногой Кармен. Звягина усмехнулась: фабричная работница-испанка скорее станет хвастать туфельками, чем подчёркивать нищету. Нынешние актриски готовы задницу оголить, чтобы привлечь внимание публики. Режиссёр одобрил? Ну-ну. С соперницами Звягина обращаться умела. После спектакля за кулисами преклонила перед новенькой колено и протянула золотой браслет — дутая, но броская бескамёнка — со словами:
     — Ты великолепна! Прими заслуженный подарок!
     Барыня благодарила служанку, обозначая её место в оперной иерархии. Босоногая Кармен не только была вынуждена с благодарностью проглотить оскорбление, но и лишилась возможности произнести в будущем хоть слово хулы в адрес дарительницы.
     Да, старую примадонну переиграть ещё никому не удавалось. Про неё говорили: «Что вы хотите — Голова!»
     «Голова» наконец села к роялю и, вздохнув, раскрыла клавир. Часы показывали двенадцать — время икс, после которого типография начнёт печатать программки. До этого афишный спектакль могут заменить из-за болезни ведущего исполнителя, не имеющего дублёра, и певцам придётся повторять новые партии. Бывает, солисты намеренно изображают недомогание и впритык к полудню берут бюллетень, чтобы подчеркнуть свою значимость, добиться повышения зарплаты или квартиры. В таких случаях администрации проще всего вместо оперы назначить балет без громоздких декораций. Однако всё равно тарарам, суматоха, крики, выговоры! Событие. Сегодня телефон молчит — значит всё идёт по плану.
     Поработав пару часов, Звягина спустилась на кухню. Обычно, она не завтракала, а только пила кофе с крошечным кусочком поджаренного в тостере ржаного хлеба с пресным нежирным сыром. Обед, без острых овощей, подсолнечного масла и обязательно чуть тёплый, чтобы не нарушить естественное состояние слизистой рта и глотки, подавался в три часа — последний приём пищи перед выступлением. Ужинала певица уже ночью, смыв с себя скверные запахи париков, несвежих театральных костюмов и грима, наедаясь до отвала, отчего, конечно же, с возрастом начала поправляться, но что тут поделаешь, композиторы пишут длинные оперы. Современные режиссёры, плюющие и на традиции, и на авторский замысел, клавиры тасуют и безбожно сокращают, а спектакли всё равно заканчиваются поздно.
     Немного остыв от крепкого утреннего напитка, Кира Анатольевна тщательно укутала горло, низко надвинула на лоб мягкую широкополую шляпу, чтобы не быть узнанной, и отправилась на прогулку. Бодрым шагом несколько раз обошла Патриаршие пруды, разглядывая до мелочи знакомые дорожки, скамейки, чугунную ограду, деревья и кусты, стараясь не думать ни о чём, кроме предстоящей роли, внутренне готовясь ощутить себя «другой» женщиной.

3

     После спектакля Звягина, замотав шарфом до самых глаз истерзанное гримом лицо, вышла к служебной машине. Хотя классическая музыка ещё была в чести́, времена лемешисток и козлятниц канули в вечность — возле артистического подъезда стояла жалкая, хоть и восторженная кучка поклонниц, и среди них с букетом роз Игорь Туманов, которому она приказала явиться только завтра. Он нарушил приказ, это плохо, но неожиданно приятно, и в этом скрывалось что-то новое, ещё не определяемое. Примадонна разрешила молодому человеку подняться за нею в квартиру и сбросила пальто на руки ему, а не стоявшей в ожидании старой Архиповне. Более того, ввиду позднего часа, позволила не возвращаться за город, а остаться на ночь в малой гостиной, где стоял большой диван, вполне пригодный для сна. Туда она сгоняла исполнивших мужской долг любовников, поскольку предпочитала спать и просыпаться одна. Мужья имели собственную спальню, в настоящий момент пустовавшую.
     Когда после ужина в дверь тихо поскребли, Звягина сразу поняла — кто. Упорство новичка, собственно ни на чём не основанное, разве что на интуиции, импонировало. Как это схоже с тем, что Кира любила в себе! Наконец-то. Она так устала от пустых мужиков, похожих на зависимых баб. А этот не боится сделать ошибку. Но надо дать ему время отравиться сомнениями, тогда следующая попытка, более удачная, взорвётся восторгом.
     — Входи! — сказала певица низким голосом, и Игорь переступил заветный порог.
     В спальне царил полумрак. Ни люстры, ни торшера, ни бра, только ночник — узкий длинный цилиндр на высокой тонкой ножке, наполненный розовым сиропом, в котором беспорядочно извивались зелёные, голубые и красные змейки, отбрасывая бегущие пятна на потолок и стены. Как у импрессионистов, отвергавших чёрный цвет, тени были цветными, а женщина без возраста. Ухищрения эти имели основания. Звягина стеснялась широкой талии, вислых грудей, целлюлита, стыдливость уходила корнями в те времена, когда мужчины не проявляли к ней интереса. Обстоятельства изменились, а комплекс остался.
     Певица сидела перед зеркалом, вынимая шпильки из причёски. Иногда природа, словно спохватившись, компенсирует своё невнимание щедрой деталью. У некрасивой княжны Марьи из «Войны и мира» были прекрасные глаза, у Звягиной — роскошные волосы. Для роли Азучены в «Трубадуре» густые тяжёлые пряди присыпали тальком, создавая иллюзию седины. Хористы трогали руками — неужели не парик?
     Игорь приблизился сзади, запустил растопыренную пятерню в копну на затылке, сразу почувствовав её тяжесть, понюхал волосы, поцеловал. Посмотрел в зеркало вопросительно.
     «Смело. Пожалуй, чересчур», — подумала Кира и отрицательно мотнула головой. Парень, в свою очередь, подумал: «Жаль. Рано или поздно это произойдёт». Инстинкт его редко подводил, а избитые игры, отодвигавшие и тем усиливающие желание, хорошо знакомы. Однако здесь было её царство, она распоряжалась всем и им в том числе. Безгрешно чмокнув примадонну куда-то в заушное пространство, он послушно ретировался.
     Звягина вдруг почувствовала запоздалое сожаление. Натура чувственная, она часто видела эротические сны и мужчин рассматривала в том числе как возможных самцов. В свои мысли, задумки, ощущения никого не посвящала. Нельзя, чтобы другие знали твои предпочтения, тем более слабости, это рождает зависимость, а любая зависимость умаляет силу власти. Потеря власти — самая опасная и болезненная из всех потерь, по сути — начало конца, а конца той жизни, которую Кира создала каторжным трудом и обустроила по собственным понятиям, очень не хотелось. Но и случай упускать расточительно.
     Кстати, уже давно за полночь, а значит, начался понедельник, День её рождения. Сколько набежало годков — лучше забыть. Пришлось придумать немало уловок, чтобы эту дату запамятовали и окружающие. Тоже мне праздник! Становишься не просто старше, но старее. Не так давно ведущая сопрано, терзаемая жаждой превосходства, устроила себе очередной пышный юбилей. Сцену завалили цветами, словно свежую могилу. Набежало много популярных личностей, охочих мелькать хоть на свадьбе, хоть на тризне. Благодаря связям мужа, великого музыканта, сопрано удалось заполучить даже парочку представителей декоративных королевских дворов Европы. Ну, прямо театр в театре! Дива без меры обвешалась бриллиантами, не ведая, что выглядит старой кобылой на площадке молодняка.
     Звягина подобных сравнений избегала. Но почему бы не сделать себе тайный подарок? Через пару дней ей предстоит трагическая роль отвергнутой любовницы Грязно́го в «Царской невесте». Арию Любаши а-капелла Звягина не любила, находя трудной и заунывной. Допинг перед спектаклем оказался бы очень кстати. Это певцы, особенно тенора, воздерживаются от интима за несколько дней до выступления, поскольку дышат животом, а секс расслабляет диафрагмально-брюшную мускулатуру, умаляя силу звука. У женщин же высокое ключичное дыхание, поэтому постельные упражнения им только прибавляют энергии. Кира Анатольевна инстинктивно сжала колени, сдерживая судорогу сладострастия. Надо окликнуть этого наглеца. Впрочем, его уже, конечно, и след простыл. Крикнула на всякий случай, да и то не слишком громко:
     — Вернись!
     Он не мог слышать, но вернулся.
     Ушлый парниша перепробовал много очень разных женщин, знал их непредсказуемость и непостоянство, склонность менять решения, поэтому на всякий случай терпеливо стоял за дверью, и Кира получила свой кусочек солнечного пластыря на незаживающую рану жизни. Она сразу пресекла любовную увертюру, предпочитая классический интим без дешёвых финтифлюшек, разогревающих хладнокровных дам. Певица сознательно ублажала свой щедрый темперамент, разумно полагая, что без него на сцене делать нечего, и в моменты любовного экстаза страстно рычала:
     — Ну, давай! Ещё! Ещё! Не останавливайся!
     Необъятных размеров зад Игоря впечатлил. Никогда не сомневался в своих возможностях, однако пришлось постараться. Из спальни примадонны он ушёл под утро, довольный своими успехами, а ещё больше внезапно привалившей удачей. Все проблемы растаяли как дым. Жизнь наконец-то улыбнулась ему от уха до уха, надо быть благодарным. Конечно, потерявшая упругость кожа, если не отталкивает, то уж точно не возбуждает. Но в новой любовнице есть иная привлекательность — сила духа и недюжинный талант. Эти залы с тысячью обожающих глаз, восторженные овации в слепящем свете юпитеров делают её женщиной, которая может позволить себе всё что захочется. Например, его, Игоря. Иная, в таком возрасте, не рискнёт, а эта — запросто. Вот что волнует сильнее плоти.
     Между тем Звягина, заснув полностью удовлетворённой, проснулась в лёгком раздражении. Она привыкла тщательно взвешивать возможную прибыль и убытки от поступков, неопределённость — не её поляна, и вот, наверное впервые, обдумывала то, что уже совершила, пригрев молодого студента не без дальних соображений, поначалу еле обозначенных. Но оказалось, не всё подчиняется её воле и заведенному порядку. Впрочем, она заработала на жизнь без правил. Важно сохранить трезвость мыслей.
     А мысли кружились вокруг молодого мужчины. Воспользовался случаем? Почему бы и нет? Но среди дерзких ласк вдруг прозвучал волнующий шёпот:
     — Я вас люблю.
     Она ответила:
     — Я себя — тоже.
     Фраза, назначенная отрезвить приблудного тенора, имела не только броскую форму, но и конкретное содержание. Кира знала: любить себя надо ох как уметь, иначе легко стать завистливой. А вот поверить, что этот тощий, но неожиданно крепкий парень, влюбился в женщину намного старше, трудно. Так не бывает. Хотя, отчего же? Всё бывает. Она для него богиня, но ещё больше — загадка, ему любопытно. Надо остаться загадкой до конца, в этом весь изюм. Чем меньше понимания, тем больше восхищения. Разгадка убьёт неизвестность, сократит расстояние, а банальнее доступного нет ничего. Сочтём ночной эпизод пробой пера, а там посмотрим.
     Звягина лукавила: что станет потом, она тоже знала наверняка, но хотелось оправдать поступок, в котором было что-то непривычное, ломающее тщательно выстроенную гармонию её внутренней жизни. Так иногда человек ощущает приближение тяжёлой болезни, ещё ничем себя не проявившей, но организм помнит, как давеча его жестоко просквозило и добром это кончиться не может.
     Захотелось если не посоветоваться, то хотя бы просто выговориться. Лучшего собеседника, чем последний по счёту муж, блестящий интеллектуал с богатой житейской практикой, а главное верный друг — не найти. Большая удача, что после развода между ними сохранились тёплые, искренние отношения. Разумеется, Кира вложила в это максимум усилий, зато итог многоходовой комбинации оказался верхом совершенства: отставленный супруг был презентован лучшей подруге.

4

     Пётр Иванович Сивоконь, голубоглазый обаяшка, слегка располневший на качественной еде, был кадровым агентом спецслужб, работавшим под прикрытием дипломатического паспорта. Связан ли он с внешней разведкой или следил за лояльностью исключительно отечественных посланцев, а может, занимался и тем и другим, этого никто в его гражданском окружении понятия не имел. Да и какая разница?
     Блестяще владея многими европейскими языками, он подолгу жил в странах Старого света, высококультурных, с мощными традициями, с богатой, хорошо изученной историей, увлекался литературой, живописью, музыкой, театром, умел завязывать дружбу с известными актёрами и особенно с модными живописцами, которые одаривали его авторскими работами и даже художественными раритетами. На его полке красовались книги Сартра, на стене — этюды Пикассо с дарственными надписями. Неплохо зарабатывая, мнимый дипломат тратил, на первый взгляд, больше, чем получал. Прижимистые французы дивились широте натуры и были от русского франкофила без ума. По приезде на родину он созывал приятелей пить заморские вина и любоваться новыми приобретениями. Видевшие его коллекцию старинных икон оставались от восхищения без слов — одно время Сивоконь заведовал в ЦК отделом по связям церкви с государством, на словах от церкви отделённом.
     Все его многочисленные жёны имели касательство к искусству, и только последняя, Алёна, была спортсменкой, правда, приходилась хорошей приятельницей оперной певице Звягиной, которая их познакомила и настойчиво сводила.
     Лет пять-шесть назад Петра Ивановича приставили в качестве переводчика и негласного смотрителя к советской примадонне, первой прорвавшейся за границу. По рекомендации гастролировавшего в Москве итальянца, её пригласил на два выступления в роли Кармен провинциальный, но престижный неаполитанский оперный театр, в котором земляка Карузо, снискавшего мировую славу на стороне, освистала злопамятная местная клака, и тенор зарёкся выходить на эти подмостки. Звягина, разумеется, согласилась на Неаполь с превеликой радостью. О Ла Скала тогда никто из русских даже не мечтал. Одна Милашкина, редкой красоты центральное сопрано, во время стажировки в Милане спела там пару раз в опере Верди «Битва при Леньяно» — знаменитый директор знаменитого театра Гирингелли упорно предлагал ей руку и карьеру. Карьера её привлекала, а рука сильно пожилого ловеласа — нет: в Москве её ждал безвестный капитан Вася. Судьба не прощает упущенных шансов, и певица отмщение получила, но это уже другая история.
     Звягина была женщиной более дальновидной. В тот период её паспортным мужем числился хоккеист сборной, высоченный красавец без образования и царя в голове. Травма колена положила конец карьере ледового бойца, ни в каком ином образе он себя не обрёл, проводил время, глядя по телевизору спортивные передачи, шлялся по барам, играл в бильярд и покер на деньги жены (свои, по тем временам небольшие, он давно профукал). Возможно, он любил Киру искренне, а не только как источник материального благополучия, она его даже ревновала, но вернувшись из Италии, безжалостно прогнала прочь. Ничего не понимая, спортсмен, во всех смыслах терявший опору в жизни, слёзно просил друзей повлиять на Звягину. Та вполне резонно отвечала:
     — Кому он теперь нужен — отставной козы барабанщик.
     Альфонс не вписывался в новые заманчивые перспективы. Появились свежие знакомства и связи, планы дальнейших гастролей по Европе, и такой компаньон, как Сивоконь, казался находкой. Правда, у него имелся существенный недостаток, который, в некоторой степени компенсировался щедростью, валютной зарплатой и не просто умом, но остроумием, чем не каждый мужчина способен блеснуть. А изъян укладывался в старый еврейский анекдот: «После первой брачной ночи дочка говорит маме: я слышала, что евреев обрезают, но не думала, что так коротко». Дефект не столь уж редкий, хотя и болезненный для мужского самолюбия. Многие женщины относятся к несовершенствам партнёра вполне терпимо, других это даже устраивает, но крутой темперамент Звягиной завис в унынии быстрее, чем она рассчитывала. Певица начала искать утешения на стороне, не слишком таясь.
     — Извини, дружок, — с пугающей откровенностью объясняла она измены супругу, — у нас с тобой половая несовместимость, есть в андрологии такой термин. Мне нужен здоровый грубый мужлан, иначе я не испытываю удовлетворения. Очень жаль.
     Тайный агент, не зря слывший человеком неординарным, по поводу своей усечённой мужественности сокрушался в меру. Чего только не проморгал Создатель: ноги ижицей, косые глаза, длинные носы. Независимо от этого мир полон интересных и приятных вещей, Сивоконя мир увлекал и всецело устраивал.
     Кира тоже о своих впечатлениях не распространялась, как вообще не рассказывала о многочисленных стратегических целях и путях их воплощения, возможно, поэтому ей удавалось осуществлять свои планы. В данном случае она стала искать более достойный, чем адюльтер, выход из щекотливой ситуации и в конце концов надумала женить мужа на лучшей подруге. Тут уж пришлось поделиться информацией.
     — Знаешь, — осторожно сказала Кира, — Петруша не конь, а скорее мерин, у него никогда не было детей и прибор слабоват. С другой стороны, более замечательного человека для души и общения встретить трудно. Его стоило бы назвать идеальным мужем, если бы идеальные мужья существовали в природе. Такое добро не должно уйти на сторону. Только тебе, милочка, и уступаю.
     Лыжница Алёна пожала плечом. Бывшая чемпионка страны, а ныне тренер, высокая, с твёрдым, как железо, телом и жилистыми ногами, обладала прохладным темпераментом. По молодости ей случалось влюбляться, но полюбить так и не довелось, а руку и сердце никто ни разу не посулил. Теперь она прикинула, что мерин ей вполне бы подошёл, поэтому ответила:
     — Если человек хороший, детали для меня не главное.
     — Деталью я бы это не назвала. Ты всё-таки подумай.
     — Мне как-то привычнее сначала сделать, чтобы потом было над чем думать.
     Так Алёна вышла замуж за Сивоконя и не просчиталась. Её заботила лишь собственная спортивная форма, она не маялась страстями, от редкой фамилии не вздрагивала, нежно называя мужа Сивка-Бурка, что ему было особенно приятно после нескольких лет пребывания с шутливой домашней кличкой Сивый Мерин.
     Кира тоже радовалась. Как удачно-то вышло: Петруша не исчез из её жизни, а остался поблизости, сохраняя к бывшей супруге дружеские, а может, и более нежные чувства. Более того, при разводе он сделал ей царский подарок — замечательный загородный дом, на который по закону она претендовать не могла. Знакомые удивлялись: где логика? Логика находилась на месте. Дело в том, что дача имела, можно сказать, мистическую историю. Разведчик Сивоконь о ней никому не рассказывал, и скелеты отдыхали в плотно закрытом шкафу.
     На самом деле первый хозяин, тот, кто дом строил, не своими руками, конечно, а через солидную фирму, слыл человеком с деньгами и причудами тоже. За полсотни лет он ни разу не женился и детей иметь не жаждал, хотя со многими женщинами подолгу находился в близких отношениях, одаривая подмосковной недвижимостью. И вот этот любитель чистого паспорта и замысловатой архитектуры безо всякой надобности полез на массивную покатую крышу очередного дома и, конечно, свалился, да так неудачно, что сломал позвоночник. Ничего странного, если бы аккурат накануне полная нерастраченной энергии пенсионерка, препираясь с новым соседом из-за шумного фронта строительных работ, не пожелала ему несчастья в стандартной форме «чтоб ты издох, олигарх проклятый», что и произошло на удивление быстро.
     Дачка досталась дальней родственнице почившего, которая поселила там женатых детей, но в прежде дружных семьях вдруг пошли раздоры, вскоре обе пары развелись, а дом продали. Очередной владелец помещение благоустроил, украсил оба этажа широкими открытыми террасами, однако насладиться удобствами не успел — неожиданно лишился милости высокого начальства и доходной должности, в довершение несчастий его бросила жена, та давно имела любовника, но держалась за большой достаток супруга. Всё как обычно: деньги к деньгам, а беды к бедам.
     Загородное поместье пошло по рукам. Последующие обладатели через короткое время объявляли о разводе или перебирались на ПМЖ за кладбищенскую ограду. Распродажа всегда была срочной, а значит с большой скидкой, и Сивоконь не упустил случая. Именно он назвал новое приобретение на французский манер — шале и понастроил зеркал на дверях, шкафах и в проёмах. Любуясь собственным многократным отражением, украшенным китайским шёлковым халатом с кистями, Сивоконь пытался приглушить фаллический комплекс. Шале ему нравилось, и неясно, почему он вдруг решил с ним расстаться. Но это только на первый взгляд.
     Людям, даже не раз обманутым жизнью, свойственна тяга к справедливости. Обычно торжество истины запаздывает, а то и не является вовсе, и тогда даже добрейшие создания испытывают позывы к отмщению. Это неправда, что злопамятны лишь отвергнутые женщины, мужчины тоже не так безмятежны, как кажутся, хотя часто действуют не вполне осознанно. Вот и Сивоконь, оформляя при разводе дарственную, поступал скорее интуитивно. У него, человека без предрассудков, байки о мистических свойствах дачки вызывали улыбку, а то, что такая железная женщина, как бывшая супруга, возможно, заполучила потенциальную карающую длань, только забавляло.
     Верь не верь совпадениям, но, впервые ночуя на даче уже в качестве собственницы, певица увидела во сне, как бродит по комнатам без цели и совершенно голая. Сон показался странным: в жизни подобного за нею не водилось: и цель всегда была и одежда обязательно. Между тем Архиповна пояснила, что голые — к разводу (про смерть из суеверия умолчала: все помрём, никакого знака не надо). «Та ещё вещунья!» — фыркнула певица. Откуда развод, если она в настоящий момент не замужем, а жених даже в перспективе не просматривается? С Игорем Тумановым судьба свела её много позже, да и поначалу в роли мужа нынешний любовник мог причудиться, действительно, только в дурном сне. Однако уже первая близость заставила Звягину обратить взгляд к небесам. Откуда эта мечта, эта вера в чудо? Не могла же она возникнуть из ничего, всё имеет истоки. Значит где-то в сознании есть следы…
     Мысль ещё не сформировалась, но чувство подсказывало, что мальчик способен продлить ей молодость. О, молодость, единственное, чему она абстрактно завидовала, наблюдая свежие лица и острые плечики тощих балеринок, словно невзначай выставленные напоказ. Химера. Не купить, не вернуть, разве что пробудить ощущения. Кире требовалась близость с мужчиной как источник радости и доказательство жизнеспособности, а ещё как торжество разума и характера. Удачливый командующий всегда испытывает прилив сил. В этом смысле Игорь мог оказаться подходящим объектом. Повезло? Ну, если только слегка. Везёт многим, но не многие умеют везение правильно использовать.
     Примерно такими словами Звягина обрисовала ситуацию по телефону драгоценному Петечке. Бывший супруг вздохнул: Кира так любит себя, что бестактно рассказывает одному мужчине о симпатиях к другому, выпытывая прогноз. Предугадать действия женщины с мятежными гормонами — занятие пустое, впрочем, магистральное направление всегда банально.
     — Коня тебе мало, польстилась на жеребца, — скорее пошутил, чем съязвил он, и добавил уже серьёзно: — Ты всегда была слаба в математике — разница в возрасте слишком велика.
     — Значит, стариков молоденьким любить можно, а старух молодым нельзя? Мы все в плену очевидных мнений. Однако люди разные.
     — Обстоятельства тем более.
     Кира усмехнулась:
     — Я много повидала, это позволяет мне утверждать, что не всё решают обстоятельства. Есть иные силы, не всегда до конца понятные, но от них зависит исход.
     — На ограниченность человеческого разума ссылаются, когда отсутствуют аргументы.
     — Тебе нравится меня злить.
     — Мне не хочется тебя жалеть.
     — И не надо. В конце концов, у меня впереди добрых двадцать лет. Почему не попробовать стать счастливой?
     — Чтобы чувствовать себя счастливой, ты слишком умна. Невозможно отучиться понимать. И потом, люди страстей не живут долго, для долголетия нужно спокойствие души.
     «Сивый Мерин ревнует», — решила Кира. Она хорошо разбиралась в чужих и своих прошлых связях, но пасовала перед закатной тягой к Игорьку. Даже теперь, когда слово вброшено, не протрезвела. Её вело за руку безотчётное желание, которое принято называть судьбой.

5

     По утрам, наступавшим после полудня, певица без устали занималась вокальной гимнастикой, потом без всяких скидок, до изнеможения дрессировала любовника. Она устроила его на первый курс театрального института к педагогу, который исповедовал сходные вокальные принципы, а значит, её усилия не пойдут насмарку. Кроме занятий по фортепиано и теории музыки, Игорь упражнялся у логопеда, изучал под присмотром безжалостного к нему Сивоконя итальянский и французский, посещал лекции по отечественной истории в университете на Моховой и все музеи Москвы по списку. Кира собственноручно не только планировала его рабочие и выходные дни, но и требовала подробного отчёта.
     — В любом деле успеха можно достичь лишь при хорошей организации, — поучала она. — Ещё для актёра важна железная нервная система и физическое здоровье. Горло и лёгкие даже для обычных людей являются слабым местом, легко подверженным внешнему влиянию, а две тоненькие беззащитные соплюшки — связки, благодаря которым человек может издавать звуки, при перегрузке или неправильной постановке голоса образуют узлы. Теоретически они могут рассосаться, если в течение года соблюдать режим полного молчания, дыша морским воздухом. Удаление узлов самым виртуозным хирургом — всегда конец карьеры солиста, а то и вообще оперной, один Карузо, если верить мемуарам, после трёх операций этой участи избежал. Также, по неизвестной физиологической причине, у некоторых певцов звук, посылаемый в головные резонаторы, вызывает обморок. Это тоже крах. Многие, одарённее тебя, так и не реализовали свои данные, не умея существовать в крайнем напряжении, в оцеплении беспощадных соперников. Ты нахал, у тебя должно получиться. Но вкалывать будешь, как про́клятый.
     — Согласен.
     Молодость ученика позволяла выдерживать предложенный темп. После двух лет усердных занятий вокалом, пришла пора испытать подопечного в серьёзном деле. Если бы голосовые качества ученика хотя бы вполовину соответствовали мужским достоинствам, цены бы ему не было. Но, что есть, то есть, а красотой тембра, заставляющей женщин испытывать сексуальное блаженство, Туманов не обладал. Кира долго и изобретательно работала над певческим аппаратом избранника и, хотя до конца переломить нещедрую природу не удалось, существенно нивелировала недостатки. Осляти запел почти человеческим голосом, храбро брал си бемоль, а через раз и чистое си. Кроме наглости, в нём обитала необходимая доля глупости, которая позволяет не сомневаться в своих способностях и со стороны выглядит храбростью. Отсутствие страха снимало зажатость гортани и лицевых мышц, свойственную высоким голосам.
     Дирижёров, которые в недалёком прошлом безраздельно главенствовали в оперных театрах, раздражало резкое, без намёка на благородство, звучание нового тенора, но авторитет Звягиной был непререкаем, и молодого певца зачислили в стажёрскую группу, поручив крохотные партии, вроде Парня в «Царской невесте» (три слова) или Запевалы за сценой в первом действии «Евгения Онегина». Последняя особенно хороша тем, что не требует переодевания и грима, а петь надо всего две фразы: Болят мои скоры ноженьки со походушки.// Болят мои белы рученьки со работушки. Роль досталась Игорю после того, как предыдущий исполнитель перепутал ноги с руками.
     Однажды за ужином Звягина сказала:
     — Хватит болтаться в арьергарде. Споёшь со мной Лацу в новой постановке «Енуфы». С дирекцией я договорилась. Партия мало удобная и невыигрышная, никто из ведущих солистов к ней не рвётся. По крайней мере, тебя ни с кем не станут сравнивать. Основные моменты мы пройдём, остальное доработаешь с концертмейстером. Главное — не боись, я буду рядом.
     — С тобой — хоть Манрико!
     — Чего захотел! Верди — это тебе не Яначек. Над стреттой с верхним «до» ещё трудиться и трудиться. Пока у тебя «петухи» через раз. Но ничего невозможного нет.
     — Я тебя обожаю! — воскликнул потенциальный трубадур вполне искренне.
     — Надеюсь.
     Она уже привыкла к жизни с молодым мужчиной, испытывая огромную радость от того, что он рядом. Утром придёт, обнимет — и неважно, будет за окном солнце или дождь. Тем сильнее оказался неожиданный удар.
     Звягина вернулась с гастролей из Питера довольная, но утомлённая. Не успела разобрать сумку, как зазвонил телефон. Декан вокального факультета испугано заблеял в трубку:
     — Туманов задержан и сидит в КПЗ.
     Она опешила:
     — Причём тут я? — Тут же вспомнила, что всем всё давно известно, и продолжила вопросы: — За что? Где?
     — Понятия не имею. В Свердловском районе.
     В отделении милиции её спросили:
     — Вы педагог, и не знали, что на родине у студента, кстати, прописанного по вашему адресу, были приводы за хулиганство?
     — Нет, конечно. Но ведь не кража, не убийство…
     Капитан почесал переносицу карандашом, погулял губами.
     — Однако. — Внимательно поглядел на дамочку: предупредили, что важная. Немолодая, так что ничего хитрого тут нет. Вздохнул и добавил:
     — Теперь уже и убийство. Девушка, невинная, захлебнулась спермой и умерла.
     Звягина сжала сумку так, что побелели костяшки пальцев, и прикрыла глаза, как от вспышки яркого света. Всегда ведь понимала, с кем имеет дело, но подобного не ожидала. Гадёныш. И прогулка наверняка не первая.
     Как всегда в ответственные моменты эмоции откатывались на второй план, мозги работали на автомате, управлять собой Кира умела при любом раскладе. Она тряхнула тяжёлой причёской, перемещая сознание из одной плоскости в другую.
     — У него близких нет. Разрешите мне свидание.
     — Извольте.
     Её провели в обшарпанную полутёмную комнатёнку. Небритый, мятый, хмурый Игорь держался заносчиво, но, увидев неожиданную гостью, сник, начал оправдываться:
     — Я не виноват, она меня соблазнила…
     Кира со всей силы хлопнула по столу ладонью.
     — Врать-то не надо! Девственница-искусительница! У тебя богатое воображение.
     Виновник пытался возразить, но Звягина гаркнула:
     — Молчать! Закрой рот и жди. Если удастся спасти от тюрьмы — спасу, нет — не сетуй.
     Она не добавила: будешь всю жизнь мне обязан, но он понял.
     Вернувшись домой, Кира Анатольевна призадумалась. Любовнику реально грозит долгий тюремный срок — конец её усилиям и всему, что есть цель его жизни. Ни певцом, никем вообще он не будет, будет сначала настоящим, потом бывшим зэком. Нужно помочь, и он станет любить её ещё больше. Не за спасение, за силу. Однако придётся лезть высоко и платить дорого. Эта шельма жизнь так устроена, что если чего захочешь, готовь кошелёк.
     Довериться она могла только одному человеку, Сивому Мерину. И поможет, и не предаст. В наш подлый век — совсем немало. Мысленно прорепетировав предстоящий разговор, Звягина набрала знакомый номер.
     — Здравствуй, дружок! Как дела? Хорошо? Почему у тебя всегда хорошо, а у меня не очень?
     — У меня запросы меньше.
     — Какой положительный. Даже неловко открыть тебе полную сомнений душу.
     — А ты не открывай, просто скажи, чего тебе надо.
     Звягина рассердилась: прагматизм отставленного мужа сегодня некстати, придётся менять тактику. И она зарыдала в трубку вполне натурально:
     — Пе-е-етечка-а! Такое несчастье!
     — О господи, Кира! Не плачь, я всё сделаю, — всполошился Сивоконь, ещё не зная, о чём пойдёт речь, а когда узнал, присвистнул. Нюх у разведчика был первоклассный.
     — И ты хочешь спасти того, кто тебе изменил да ещё подставил?
     Звягина, не зная, что ответить, снова начала причитать и сморкаться.
     — Ну, ну, успокойся, я же сказал — сделаю, значит сделаю.
     И он сделал. Свёл Киру с очень высокими людьми. Пришлось ей попотеть, и полукавить, и приврать, что она выполнила профессионально. Какие аргументы приводила, уже в точности и не помнила, в основном это была вдохновенная импровизация на тему несчастного случая с редко одарённым, неопытным юношей из глубинки, попавшим в сети прожженной столичной девки. Доводы знаменитости, подкреплённые липовыми медицинскими справками, против слов никому не известных работяг, безуспешно пытавшихся доказать невинность своего дитя и взывать к несуществующей справедливости. Кому поверили и кто поверил — не вопрос. Впечатляющие отступные родителям заплатил из собственного кармана Сивоконь. Любовь — не картошка, старая дружба — тем более.
     Опытный прозектор душ насквозь видел этого нашкодившего пройдоху, нашкодившего крупно. Видел и то, что переубеждать бывшую супругу нет никакого смысла: страсть куснула и впрыснула отраву, вызвав в некотором роде помешательство, и неважно, сколько тебе лет — семнадцать или семьдесят. Любовь не измеряется временем жития.
     Сивоконь недооценил Киру, которая не теряла контроля над ситуацией. Но ей хотелось простого женского счастья дураков, и она сознательно прятала от себя ошибки в глубокий карман, где они терялись среди носовых платков, ключей, брелоков и прочего мусора. Я сам обманываться рад — не ею придумано.
     Вернувшись из СИЗО, Туманов встал перед своей спасительницей на колени, поцеловал руку, недурно разыграв отсутствующее благородство.
     — Я тебя не достоин. Мне уйти совсем?
     — Ещё чего! Стала бы я тратить нервы и силы ради случайного постельного старателя. Что недостоин — без сомнения, но это мой выбор. Я понимаю: не нагулялся, тестостерон давит. Однако впредь обставляй свои инстинкты так, чтобы я не знала, тем более не видела, зрительные образы трудно забываются, если забываются вообще. И поаккуратнее. Бляди что ли в Москве перевелись? Право бесплатно трахать девственниц надо ещё заработать. Папины доченьки — не про тебя, ты пока из себя ничего не представляешь. Учиться нужно всему, не только пению, но и жизни. Глаза разуй да поспеши, опять вляпаешься — всё равно во что — вызволять не стану, засвистишь в Бутырку. Хорошо запомни, потому что повторять не имею привычки. А теперь ступай в ванную — от тебя воняет.
     Чем воняет, не уточнила. Чужим.
     Проштрафившийся молодец ещё раз с чувством поцеловал обильно умащенную кремом руку и бесшумно слинял. Прекрасная жизнь продолжалась.
     Звягина упала на кровать и долго лежала не шевелясь. Пережитое оставило её без сил. Она испытывала давно забытое гадкое чувство уязвимости.

6

     В конце четвёртого года воистину каторжного труда Игорь Туманов освоил базовый репертуар лирико-драматического тенора и вошёл в основные спектакли, сначала в качестве дублёра, а потом и ведущего солиста.
     — С тех пор как мне стали доверять первые партии, я потерял почти всех друзей, — заметил он как-то за утренним кофе.
     Звягина знала, что вопреки её покровительству, а может и благодаря, в театре Игоря не любили, но сразу откликнулась, используя любой случай, чтобы лишний раз вдолбить подопечному главные постулаты.
     — Для агрессивных середнячков премьер всегда отвратителен, потому что они такими никогда не станут. Это надо принять, как дождь по осени, и не обращать внимания. Талант и успех всегда одиноки.
     — За спиной говорят, что у меня неприятный призвук, — настаивал Игорь, по-видимому желая получить опровержение.
     Звягина от прямого ответа уклонилась:
     — Иметь даже красивый тембр — обязательное, но недостаточное условие. С помощью одного лишь голоса ещё никто не сделался настоящей звездой оперы. Голос должен отражать внутреннее постижение вещей. Будешь петь выразительно, станешь любимцем публики, петь точно — у дирижёров. Старайся сочетать. И работай, работай, надо спешить: грядёт смена поколений.
     С удовольствием поглощая жидкую овсяную кашу на воде, она добавила тоном диктора, объявляющего погоду на завтра:
     — Мир несётся вперёд, как поезд с обезумевшим машинистом. Рельсы скоро закончатся. Я не доживу. Это хорошо.
     Игорь напрягся: непохоже, чтобы деятельная сила этой женщины когда-нибудь иссякла.
     — Не понял.
     Кира посмотрела на него, подняв брови.
     — И не поймёшь. Но и не доживёшь тоже, хотя намного моложе меня.
     К тридцати с небольшим годам Туманов уже не выглядел развязным представителем поколения хип-хопа, а сделался уверенным в себе мужчиной при золотых часах и перстне, интересным собеседником, говорящим на отличном литературном языке с правильными ударениями, носил сорочки с рюшами, умел держаться в любом обществе и достойно нёс звание любовника примадонны.
     Кости обросли мясом, придав солидность фигуре и округлость щекам. Ослиное сходство, разумеется, никуда не исчезло, но предметом насмешек быть перестало. Выражение лица приобрело основательность и даже скрытую угрозу — это копытное способно и укусить. Правда, такой наблюдательный человек, как Сивоконь, замечал, что через французский парфюм и заученные хорошие манеры в гримасе шустрого молодца вдруг да и проглянет что-то нечистое. Но разведчик помалкивал, он всегда знал больше, чем говорил.
     У Звягиной тоже были свои соображения. Она помнила обманную строку из Евангелия: …желающий пусть берёт воду жизни даром. Даром не получалось. Желанная вода стоила дорого. Всю дорогу она безжалостно использовала себя для достижения главной цели и поступала по строгому расчёту, в том числе с мужчинами. Это не значит, что она их не любила, но чувства числились служанкой пения, на первом месте стояла работа. И вдруг оказалось, что сердце не всегда подвластно разуму. В стройной профессиональной конструкции, заботливо возводимой на протяжении целой жизни, словно явилось некое зияние. Через него сначала тонко сочилось, а теперь уже пёрло в наглую совсем иное счастье, и такое огромное, что сбивалось дыханье. Счастье жгло, требуя исполнения желаний. О, как хорошо она понимала, что в этих желаниях нет никакой целесообразности, и изнемогала от борьбы, но хотение проявлялось настолько сильно, что утвердило право быть.
     Певица схватилась за голову. Изменилась она или изменилось время, только глупо упустить синюю птицу, которая летит прямо в руки. Теперь на открытые отношения молодого мужчины и пожилой женщины даже мода пошла. Однако у подобного союза свои издержки, годы идут, она стареет, а Игорь лишь мужает, и скоро придёт срок, когда он, человек свободный, без объяснений переберётся в другую постель. Из этого лабиринта должен быть выход.
     Какой именно, Игорь догадался первым. Стабильность последних лет придала ему смелости.
     — Не пора ли сходить в загс? — спросил он в счастливую минуту, ловко отыскав форму — и не утвердительную, и не просительную.
     — Хочешь, чтобы я тебя усыновила? — натянуто улыбнулась Звягина.
     Он шутки не принял.
     — Просто официально закрепить то, что есть.
     — Не боишься? — начнут судачить. И не только в театре.
     — Ты никогда не оглядывалась на обывателей, почему думаешь — я другой?
     Она прекрасно знала, что он другой. Но соображает неплохо — не хочет потерять живительный источник. А людишки вокруг, которые за глаза называют их бабушка с внуком, какое они имеют право судить? Мужики болтают: этот может поиметь хоть замочную скважину, если потребуется, а бабы просто завидуют: не каждой отломится такое утешение.
     — Мы собираемся расписаться, — сказала певица Алёне, обкатывая новость.
     — С ума сошла! — со свойственной ей непосредственностью воскликнула подруга. — Куда испарилась твоя мудрость?
     — Паспорт мой видела? Прибавь ещё три года, которые мне скостили, когда оформляли документы на конкурс молодых певцов в Болгарию. К старости люди становятся глупее и тщеславнее.
     — Я всегда полагала — наоборот.
     — Потому что женщина. Женщины под завязку набиты иллюзиями. По их мнению, мужчины призваны быть самцами и грузчиками, во всём остальном они существа второго сорта, и баба как вид homo sapiens любому даст десять очков форы. Это заблуждение.
     — Ясно, что Игорю нужны твоё покровительство, связи, уроки, вообще опыт.
     — Профессиональный — да, он называется «мастерство», а иной вряд ли. Когда-нибудь поймёшь, что твой жизненный опыт нужен только тебе самой. И почему все видят, сколько я ему дала, но разве он не даёт мне ничего?
     Алёна хмыкнула, но продолжила гнуть свою линию:
     — Главное, по-моему, этот ферт рассчитывает получить наследство. Провинциалы — хорошие реалисты. За такую недвижимость и щедрые дивиденды он до конца дней готов тебя ублажать.
     О конце дней и наследстве лыжница брякнула напрасно. Кира разговор оборвала: дурёха, ляпает сходу, но хотя бы не врёт. Обычно люди не всё говорят, что думают, и не всегда то, что думают. Однако прическу, покрой и цвет платьев пора менять. Хватит чёрного, вопреки расхожему мнению, оно не скрывает, а подчёркивает формы и требует больше красок для лица. Отвратительные вертикальные морщинки над верхней губой надо убрать ботексом и, в конце концов, всё-таки жрать поменьше, особенно на ночь. В принципе Алёна права: мальчику я нужна позарез, значит, никуда он не денется. А потом — будет потом, главное — теперь.
     Они зарегистрировали брак без помпы и свидетелей.
     Если бы Звягина могла знать, что дороги назад не будет, поступила бы иначе? Да знала она, знала, но между «знать» и «не хочу знать» — внушительная дистанция из кажущейся бесконечности жизни.
     В тот знаменательный день Игорь в первый и последний раз, в виде исключения, остался в спальне жены до утра. Однако появился негласный запрет на ночёвки вне дома: когда молодой муж перед глазами, нет этой зудящей дырки в голове — где он и чем занят. Правда, абсолютно всё контролировать невозможно, да и зачем? Любая система держится на равновесии достоинств и недостатков. Главное о них не думать. И Звягина просто отключала лишнюю кнопку в мозгу.
     Десять лет супруги прожили почти безмятежно, в трудах и согласии. В вокале Игорь достиг серьёзных результатов, стал списочным тенором на первые партии, получил звание Заслуженного, а если так пойдёт дальше, то и до Народного недалеко. Кира подобного успеха даже не ожидала. Конечно, с педагогами ему повезло, но учиться, во-первых, надо уметь, а во-вторых, что ещё важнее, — хотеть. Игорь хотел. И эта страсть к достижению, казалось бы невозможного, стремление во что бы то ни стало достичь вершины, сближало их крепче любых других соображений.
     Между тем пик оперной карьеры Звягиной уже прошёл. Она сделалась грузной и широкой, как трёхстворчатый шкаф. Несмотря на то, что голос звучал и даже не качался, бывшая прима перестала выходить на столичную сцену, хотя ещё долго принимала участие в концертах, главным образом благотворительных, которые сама же и организовывала.
     Значило ли это, что пение как доминанта ушло из её жизни? И не сигнал ли, что уходит сама жизнь? Нет и нет! Такие мысли вообще не в характере бывшей примы, да и запасы творческой энергии не иссякли, дни по-прежнему были туго набиты событиями. Обладая соответствующими навыками и большими связями, она с головой окунулась в административную работу, создала музыкальный фонд помощи певцам, сочинив себе почти министерское кресло и уж точно министерский оклад, сидела в жюри всех сколько-нибудь престижных вокальных конкурсов в стране и за рубежом.
     Но и театр никуда не делся, театр не отпускал, театр давно стал частью её самой. Она бывала тут чуть ли не каждый день, числясь главным консультантом и наставником молодых, одновременно присматривая за мужем. Длинный поводок хорош, но случается и «к ноге!» надо вовремя скомандовать.
     Вот зачислили в театр юную Симочку Фефер — густое контральто редкой красоты, а красота всегда притягивает взоры. И вот уже вся мужская часть труппы — Игорь иже с нею — пялит глаза на жопастую, сисястую деревенскую девку, полагающую жеманство верхом артистизма. Та крутит глазками и вопросительно улыбается: так? я правильно угадала? я хорошо звучала?
     Казалось, молодую Фефер ждёт большое будущее, но Звягина, считавшаяся безошибочным вокальным оракулом, умело сбила её с пути.
     — Что такое контральто? — поучала Народная артистка стажёрку. — Мужской голос. Возможно, твой даже лучше, чем у Полины Виардо, которая известна нам лишь благодаря Тургеневу, смешившему французов любовью к единственной женщине, к тому же не ему принадлежащей. Но ролью Вани в «Сусанине», как Воробьёва-Петрова, бравшая уроки ещё у Глинки, ты не прославишься. Приличные партии можно перечесть на одной руке: Кончаковна в «Князе Игоре» и Ольга в «Онегине», ну, ещё Ратмир в «Руслане и Людмиле», Нежата в «Садко» и Лель в «Снегурочке». Всё это второй и третий план, мировую карьеру не сделаешь. А подтянем вверх — перед тобой откроются перспективы, о которых можно только мечтать: страстные женщины и все героини — Кармен, Амнерис, Далила, Эболи, Сантуцца, Орлеанская дева…
     — Да? — хлопала ресницами глупышка с уникальным голосом. — Действительно!
     Редкий случай, думала Звягина, еврейка, а дура, к тому же бездарна как актриса.
     Теоретически имелся ничтожный шанс, что контральто Симочки Фефер превратится в качественное меццо, но на практике таких примеров Кира Анатольевна не знала, поэтому рискнула. Она долго и упорно занималась с молодой певицей, пока та не спела Марину Мнишек. Жеманясь, как провинциальная барышня на первом балу, дебютантка не дотянула крайних верхних нот и была снята с репертуара. Обратного пути в таком деле не бывает, звездочка закатилась, так и не успев подняться на небосклон. Утратив сияние и перспективы, Фефер перестала интересовать коллег.
     Подобные катастрофы случаются сплошь и рядом, Звягина послужила лишь рукой судьбы. Свой «подвиг» она отодвинула в ту часть сознания, которая находится так глубоко, что не слишком давит на мораль.

7

     Театральный бомонд постепенно свыкся с существованием союза, в некотором смысле выходящего за рамки нормы. Игорь продолжал на людях оказывать высокопоставленной супруге трогательное почтение, а наедине — нежность. В спальню являлся без понуждения, хотя заметно реже: афишных спектаклей прибавилось, надо беречь диафрагму.
     Кира относилась к перемене ритмов трезво. Она вообще никогда ни на чей счёт не обольщалась, тем более когда речь шла о молодом муже. Наверняка у Игоря случаются зигзаги, как без них? Есть даже научная статистика супружеских измен. Мужчина ли виноват, что не любит жену так же сильно, как прежде? Нет, конечно, и никакой он не подлец, просто она перестала вызывать желание. Глупо обижаться на матушку-природу. Быть ханжой или прикидываться незнайкой тоже смешно, а опускаться до упрёков бессмысленно.
     Кира не испытывала не только ревности, но даже досады: собственных эстрогенов тоже поубавилось. В конце концов мальчик по-прежнему в её власти, ночует в своей комнате за стенкой, даже на дачу не ездит. Отчего никому не нравится чудесное шале Сивого Мерина? Она и сама предпочитает театральный Дом отдыха в Серебряном бору, напротив Троице-Лыкова. Близко, никаких забот и готовят прекрасно. Игорь даже как-то забросил удочку: а не продать ли дачку? Ишь, шустрый. Нет, иметь такую недвижимость престижно, а с годами она только дорожает.
     Между тем зрелому самцу на пике буйства гормонов надоело шляться по случайным бабам, тратить время на отлов и увертюру, искать место для встреч и оглядываться, чтоб не засекли. Испытав очередную сексапильную девицу, умевшую охотно и правдоподобно врать, он представил её Звягиной в качестве племянницы из Рязани.
     — Зовут Виктория. Школу окончила с медалью, вот собирается в институт поступать и подработку ищет.
     На самом деле «племянница» была плохо образованна, нигде не училась и не работала, а ум ей заменяла хитрость. Жила она в стиле нынешней молодёжи исключительно сегодняшним днём. Богатый парень и старуха, на которую свалилась проруха в виде любовной горячки, её вполне устраивали.
     Для родственницы гостья выглядела слишком смазливой и развязной. Похоже, наглец поднабрался не только певческого мастерства. Кира внимательно посмотрела в светлые очи супруга. Очень хотелось сказать открыто: «Идиотку из меня не делай!», но тогда дальнейшее — без вариантов. Чтобы действовать наверняка, ситуацию надо обдумать. В голове Звягиной в достаточном количестве хранились фабулы интриг, но это всё театральные штучки, здесь требуется что-то посерьёзнее.
     В семейном расписании ничего не изменилось, хотя отныне хозяйка Патриарших апартаментов знала точно, с кем Игорь спит на стороне, хотя где — неясно, наверное, снял квартиру. Правда, однажды, муж вдруг в выходной собрался на дачу, якобы разучивать в тишине новую партию, но к ночи неожиданно вернулся.
     — Там холодно и пусто. Не терплю шале и скучаю вдали от тебя.
     — Выдумываешь. А новая девица? — невинно спросила Звягина.
     — Кирочка, солнышко, ну, сколько можно! Я же тебе докладывал: это моя племянница. В провинции ей негде развернуться, а она способная, её уже в группу подтанцовки к Чекурову взяли.
     — О да, для этого нужно иметь много разных талантов! Ты, главное, нравственность родственницы береги. Шоумены народ ушлый. — Кира стремительно двинулась в спальню, придерживая руками разлетающиеся полы кимоно. — А где живёт?
     — Арендует комнату в Текстильщиках, — сообщил обманщик, догоняя супругу. — Плачу я, где ей взять денег.
     Среди отпущенных Звягиной природных качеств одно особенно помогало в трудных жизненных ситуациях — умение принимать смелые решения. Нестандартные. Идея, осенившая её внезапно, показалась удачной.
     — Напрасные траты. Пусть живёт здесь, в верхней комнате для гостей. Всё равно пустует. Завтра зови к обеду.
     Игорь уже обнимал Звягину, целуя в дряблую шею.
     — Не знаю, как и благодарить.
     — Знаешь, — сказала Кира, увлекая мужа за собой.
     На другой день, за столом, хозяйка дома беззастенчиво разглядывала «племянницу». Виктория значит Победа. Ишь, замахнулась. А вот кукиш тебе! И певица протянула сладким, воркующим баском:
     — Ви-ика-а. Вот она какая, Вика, Викуся. Парная, как молочко из-под коровки, вкусненькая. Игорь рассказывал, но в действительности ты ещё лучше. Зачем снимать угол, поживи, поживи с нами, будешь украшением моей закатной жизни.
     Сбитая с толку девица, не понимая, как себя вести, пискнула что-то неопределённое. Тенор молчал, давно усвоив: Кира ничего не говорит и не делает зря. Какого чёрта ей понадобилась соперница под боком?
     Он почти угадал. Лучше под боком, если нельзя иначе. Спокойнее. Игорьку нужна свеженькая дырка — изволь. Конкуренции с благами, предоставленными в этом доме когда-то нищему студенту, шустренькая козочка не выдержит, а новизну в конце концов теряет всё.
     Сложилась конструкция, которая треугольник устраивала, и Игорь был заинтересован, чтобы правила не нарушались. Оставшись с любовником наедине, девица капризно надула губки:
     — Почему не предупредил, сидела, как дура.
     — Сам только что узнал.
     — Ну, понятно. Старая грымза привыкла петь соло.
     Ответ последовал мгновенно. Победа получила увесистую оплеуху и выговор:
     — Запомни: не грымза, а великая певица Кира Анатольевна Звягина. Иначе быстро отправишься считать ворота Рязанского кремля. Ясно?
     Держась за щёку, девица тряхнула головой в знак согласия. Говно собачье. Ладно, бывало и хуже, имеет смысл потерпеть, есть надежда, что старуха склеит ласты прежде, чем остынут чувства тенора. Они поженятся, тогда можно кое-что ему припомнить. А эту нелепую дачку, огромную и жуткую, на которой он бросил её вчера одну, она продаст.
     Вынужденная лицезреть «племянницу» каждый день, Кира едва сдерживалась, чтобы не послать задуманное притворство к чёрту. К завтраку Викуся являлась нечёсаная, но сильно надушенная, плюхала в овсянку полбанки варенья и ела столовой ложкой. Болтала с набитым ртом, заключая каждую тему присказкой: «Такие вот пироги с котятами». Оттого по понедельникам за кухонным столом случались неявные перепалки.
     — Есть планы на выходной? — как можно безразличнее спросила как-то Звягина, не имея в виду никого конкретно.
     Игорь предпочитал по возможности обходиться без вранья и предоставил право отбрехиваться любовнице. Занятая бутербродом, та подбородком показала на сообщника:
     — Обещал познакомить меня с консерваторскими ребятами — в Оперной студии сегодня спектакль.
     — А-а, Викуся любит молоденьких мальчиков, — с улыбкой людоеда сказала певица, которой в планах молодой парочки не оказалось места.
     — Я люблю всех мужчин, кроме толстых, — парировала Вика.
     Звягина от намёка напряглась, но стерпела.
     — О-о! Отменный вкус.
     — Меня брат воспитывал, представьте. Старший.
     — Представляю. Воображение у меня развито, — усмехнулась Кира.
     Девица отхлебнула кофе и замолчала, сообразив, что тягаться с хозяйкой не получится, да и Игорь неодобрительно хмурился, но вдруг наклонился к уху жены и сообщил тоном заговорщика:
     — Обрати внимание, как избирательна природа.
     Тактике неожиданностей он научился в этом доме. Словно манекену, повернул «племяннице» голову и, откинув волосы, ткнул пальцем в шею.
     — Узнаёшь родимое пятно в форме бабочки? Похожее, ты знаешь, есть у меня. А у её брата — нет. Забавно, правда?
     Певица даже жевать перестала. Что это? Татуировка? Розыгрыш? Простое совпадение? Она жила в мире, где дурачат на каждом шагу, но такого изощрённого обмана от своего воспитанника не ожидала. Пятно выглядит как настоящее, однако быть того не может: девка-то подзаборная. Верить или нет? Это всё равно, что атеисту вдруг оказаться в лифте с Иисусом Христом: — Вам на какой этаж? — Мне на небо…
     Игорь знал: это не он обманывает жену, это она позволяет себя обманывать. Но кому плохо? Вику он терять не хотел: крепкая, послушная, всегда рядом. Удобно. Можно ли иметь двух женщин одновременно? Можно и больше. Тем паче эти — совсем разные, и чувства к ним разные, а любовь — просто слово.
     О родимом пятне Звягина не рассказала никому, даже Алёне, подумает — свихнулась на сексе. Вот посоветоваться с Петечкой было бы очень кстати, но Петечки больше нет. Ушёл ещё зимой, во сне, внезапная остановка сердца. Кира переживала потерю тяжелее, чем нынешняя жена, и сетовала, что той не хватило мозгов оценить Сивоконя по достоинству. Ах, мозги, мозги, везде-то без вас худо. Впрочем, окружающие уважали в Алёне более важные и редкие качества: преданность, верность, способность сочувствовать искренне, щедрость души и кармана, умение хранить секреты — где сказано, там и зарыто. И с этим трудно не согласиться.
     Не посвящая в тайну родимого пятна, Кира держала подругу в курсе нового уровня отношений с Игорем. Лыжницу озадачила многоходовая интрига, которая, с её точки зрения, выглядела не слишком достойно, но она любила творческих людей и легко прощала чужие недостатки, к тому же эпоха утраты человечеством последних альтруистских рудиментов уже наступила.
     — Нельзя постоянно прикидываться верным мужем, и не проколоться, — рассуждала Алёна. — В конце концов ему придётся сделать выбор. Не сомневаюсь, что в твою пользу. Он же не дурак.
     — Не совсем. Но жизнь меня убедила, что эмоции всегда оказываются сильнее разума.
     — Не дёргайся, этот таскун навеки твой.
     «Много ты понимаешь», — усмешливо подумала Кира и кивнула согласно.

8

     В тот роковой день Звягина проснулась непривычно рано, в десятом часу. Через открытую дверь балкона вместе с первыми лучами солнца проникал монотонный, печальный звук церковных колоколов. Праздник, что ли, какой? Раззвонились, словно в страстную пятницу!
     Конец июня, труппа распущена на каникулы, дела и частные уроки отложены до сентября, можно не вставать, но она встала, накинула лёгкий пеньюар, отодвинула занавес — пруд сиял и искрился, в воздухе стоял сладкий запах цветущей липы. Однако ни тепло, забытое за долгую тоскливую зиму, ни предстоящий отпуск почему-то не радовали. Это несоответствие положения вещей внутреннему ощущению портило настроение. Больше всего злила неясность причин. Что-то колыхнулось в прошлом? Или это предчувствие неизвестного, но неотвратимого будущего?
     Лицо в зеркале Кире тоже не понравилось. Она повертела в руках баночку с дорогим французским кремом «Омоложение 65+». Для тех, кому за семьдесят, кремов нет. Видно, косметологи полагают, что до такого возраста клиентки не доживут, а если случится, то уже больше заботятся о душе, чем о внешности.
     Киру всегда украшали роскошные волосы, а тут, чёрт дёрнул сделать короткую причёску, — парикмахерша настойчиво чирикала, что стрижка молодит. Возможно. Но теперь чего-то явно не хватает, и главное, обнаружились большие длинные уши, как у каменных истуканов с острова Пасхи. Раньше она на свои уши внимания не обращала и почему-то была уверена, что у неё небольшие кругленькие ушки, вроде пельмешек, а с этими она не знала, что и делать. Одно утешение: говорят, длинноухость — признак счастливой судьбы.
     Звягина приняла душ и сделала несколько дыхательных упражнений, но душевный дискомфорт не исчез, наоборот, наливая кофе, она уронила чашку, красивую, саксонского фарфора, откололся совсем маленький кусочек, а надо выбросить. Жаль. Попыталась спеть гамму — верх не строился, низ не отвечал. Не зная, чем заняться, стала рассматривать собственные фотографии на стене: эффектная, яркая и главное молодая. Неужели всё ушло безвозвратно? Впрочем, вернуть собственную молодость она бы не хотела. Человек живёт чувством полноты свершившихся возможностей. Она теперь счастлива. Но что же не так?
     И не с кем поговорить по душам, пожаловаться, просто перекинуться парой слов. Архиповна отпущена до понедельника к троюродной сестре, «племянница» уехала в Рязань навестить родителей. Игорь ещё вчера отбыл в Ново-Дарьино к басу Бочкарёву, который круглый год жил на даче, слыл заядлым рыбаком, хотя ни сам, ни жена его рыбы не ели. Странно, что Игорь согласился, он любил город, шумные компании, а природу не жаловал, равняя тишину со скукой.
     — Какая там река? — спросила Кира мужа.
     — Понятия не имею. Может, Клязьма?
     — Клязьма в другой стороне. Умеешь рыбачить?
     — Нет, но попробую. Вечером обещан преферанс. Там же вокруг коттеджи наших солистов.
     — Помню. Ещё в шестидесятых участки раздавали бесплатно, но по списку, я свой кому-то уступила. Деньги на игру есть?
     Игорь обиделся:
     — За кого меня держишь?
     Кире хотелось сказать: за того, кто ты есть, но не сказала. Долгая жизнь научила: надо уметь молчать, это труднее, чем говорить. К тому же, слова оставляют следы, а мысли — нет. Пусть едет. Через неделю они летят в Карловы Вары, там можно сбросить пару килограммов, а мальчик засветится среди европейского бомонда. Но куда деваться от сегодняшней духоты?
     Уже неделю в Москве стояла такая жара, что даже кривоногие надели шорты. Метеоцентр каждый день обещал похолодание, но прогнозам уже никто не верил. Квартира раскалилась, как африканская пустыня. Кондиционеров Кира боялась, считая источником вирусов и сквозняка, в Серебряном бору аншлаг, все путёвки давно раскуплены, придётся ехать в шале, хотя там воздух на окнах задерживают сетки, но лучше с ними, чем с комарами и мухами. Позвонила Алёне:
     — Составишь компанию?
     — А Игорь где? — удивилась подруга.
     — Бочкарёв пригласил побаловаться удочкой. Там и ночевать останется.
     — Не слишком ли много ты даёшь ему свободы?
     — Хуже, если он научится брать её сам. А так пёсик знает, что в уютном доме у него есть коврик, на который всегда можно вернуться, и он возвращается.
     — И имеет тебя после лживой сучки.
     — Лучше пусть спит с одной, проверенной знакомым гинекологом, чем путается с разными.
     — Ну, ты и манипулятор.
     — Поживи с моё.
     Алёна засмеялась:
     — Попробую, но природе надо помочь: сейчас на стадион — бегать, а потом занятия с детьми в спортивной секции, освобожусь только к обеду, так что извини.
     Звягина вздохнула: придётся ехать одной, не зависеть же от чужого расписания. Разве плохо поваляться с книжкой в тени деревьев, поклевать малину с куста, хлопнуть рюмашку за обедом — после Сивоконя остался полный бар отличных напитков, почти нетронутых, слишком редко на даче кто-то бывает.
     Облачившись в батистовый прикид, Кира села за руль любимого ВМW и выехала на проспект Мира, без поворотов переходящий в Ярославское шоссе. До полудня пробки на дорогах не так велики, и уже через час показался высокий забор, по новой моде богатых из мелкого дорогого кирпича. Она въехала в ворота позади дома, открыв их брелоком. Загонять машину в гараж поленилась, дверцы оставила распахнутыми — пусть проветрится. Глубоко вобрала грудью живительный сосновый воздух, словно напилась воды из родника, послушала, как, перебивая друг друга, щебечут птицы, и решила, что станет чаще сюда ездить. Петечка, земля ему пухом, разбирался в прелестях жизни.
     Звягина отомкнула входную дверь своим ключом, прямо в прихожей сбросила обувь и, с удовольствием ступая по гладкому прохладному дереву босыми ногами, поднялась на второй этаж. Уже будучи грузной, ходила она по-прежнему неслышно.
     Дверь в спальню была открыта, и внутренний натюрморт многократно отражался в коридорных зеркалах: светлый ковёр, разбросанная одежда, приятный сквозняк шевелит лёгкий оконный тюль. На роскошной белой кровати, заказанной в Италии, лежит голый Игорь, сверху сидит «племянница». Они работают слаженно, с усердием, словно вымешивают тесто. Раздаются ритмичные шлепки влажной кожи, хрипы и вскрики. Любовники ничего не видят и не слышат, потеряв связь с тем, что их окружает снаружи, чувствуя только то, главное, что происходит внутри.
     Горячая волна гнева ударила Звягиной в лицо. Какое унижение! Она зажала рукой рот, чтобы не завопить по-звериному. Ярость, не найдя выхода, что-то с хрустом сломала в груди. Кира постояла несколько минут, превозмогая боль. Хотелось… нет, не умереть, а просто не жить. Вспомнила, как Сивоконь, когда спас Игоря от тюрьмы, сказал ей:
     — Ты знаешь, я советов не даю, если не просят. Но осторожность никогда не помешает. Не обожгись. Бережёного Бог бережёт.
     — А Бог есть? — спросила она шутливо.
     — Есть, есть. Это нас — дунул и нет, а Он есть.
     Не прислушалась к Петечкиным словам.
     Хозяйка заколдованного шале наконец с трудом сдвинула с места внезапно отяжелевшие ноги и без лишнего шума вернулась в машину. На полную мощность врубила кондиционер — ледяной воздух обжёг взмокшее от внутреннего жара тело. Тупо давя на педали и ручки, выехала на трассу. За стёклами мелькал знакомый пейзаж. Странно. Всё переменилось, ухнуло в другую плоскость, а жизнь вокруг текла прежняя. Правда, ничего нового она не узнала, но знать и видеть — вещи принципиально разные. Красивая выдумка изощрённого ума не устояла перед реальной картинкой. Разрушилась сладкая вера в то, что обаяние таланта сильнее плотской любви, что именно с нею, знаменитой певицей и наставником, Игорь испытывает высокое чувство, необычное по силе и наполненности.
     По дороге Кира так замёрзла, что зубы стучали. Но скорее не от холода, а от ужаса. Завтра она проснётся, привычно взглянет на пруд, красиво уложит волосы, желая понравиться неизвестно кому. Надвигавшееся одиночество сильно отличалось от того, к которому она когда-то, в толпе, так искренне стремилась. Казалось бы, всё рассчитала, всё предусмотрела, а Он дунул — и осталась одна, на последнем ветру. …И аз воздам.
     Наконец дом, лестница, дверь, квартира, спланированная дорогим дизайнером, такая удобная, роскошная… Зачем? Звягина рухнула в постель, зарывшись в пушистые пледы, и мгновенно уснула, словно приняла горсть транквилизаторов. Очнулась ночью. Шторы остались открытыми, и белый глаз полной луны отравлял комнату нездешним светом. Гудела голова, ломило суставы. Морок то отступал, то наваливался снова, дышать было трудно, сердце выдавало барабанную дробь. Конец?
     Уже и прежде где-то очень глубоко в ней копошилась мысль, что великая Звягина устарела. Она так долго живёт, что перестала понимать молодых, их предпочтения, их цели. Её смущали загадочный Теодор Курентзис, экспериментальная опера без декораций, странные пьесы с надрывными криками и бессвязными текстами, современный балет, на балет не похожий, но ведь балет. Старое отжило.
     Певица обвела тусклым взором спальню: золочёная спинка антикварного кресла, китайская напольная ваза, полная увядших роз… Смерть прореживает уходящее поколение, словно безжалостный селекционер Бербанк свои цветочные грядки. Большинство друзей и единомышленников, которых вообще-то было немного, она уже похоронила. Незабвенный Петечка говорил: такова расплата за долголетие. Одни ушли на небо во сне, не испытав предсмертного ужаса, как звезды балета Катя Максимова и Плисецкая, другие, истерзанные хроническими недугами, мучились бесконечно долго, уже мало радуясь этой страдательной бесконечности. Хворостовский, напротив, умирая, кричал: «Почему я?! Почему я?!» Молодой. Не знал, что для любой конструкции важен баланс. Смерть уравнивает не только шансы, но и подарки судьбы. Подошла её очередь. Осознание конца настало как-то вдруг, но очень вовремя. И Кира смирилась.
     Прошли ещё сутки, пока явилась Архиповна, увидела пылающие щёки хозяйки, прилипшие ко лбу потные волосы, затряслась, всплеснула руками и вызвала знакомого врача. Он долго тыкал в жирную спину знаменитости холодный кругляшок фонендоскопа.
     — Двусторонняя пневмония, моя дорогая. Профессиональная эмфизема осложняет картину. Вынужден вас госпитализировать.
     — Не поеду, — хрипло возразила больная.
     — Вы жить хотите? — строго спросил кремлёвский эскулап.
     Голова на подушке качнулась со стороны на сторону.
     — Нет.
     Врач удивился или только сделал вид. Знал, что психика обречённых не так однозначна, как принято думать, не все цепляются за жизнь. Но есть врачебная этика.
     — Ну, это вы напрасно. Сейчас мы вас заберём и начнём лечить…
     Звягина бесцеремонно перебила:
     — Медицина не может сделать меня счастливой, а остальное не имеет смысла. Зачем продлевать страдания?
     — Страдания — тоже жизнь.
     — Значит, вы не страдали. Лучшее я вычерпала до дна. И всё, что будет, уже было, слыхали? Устала смертельно, хочу покоя. Дайте мне обезболивающие и возможность умереть в своей постели.
     Она подписала отказ от госпитализации и грузно откинулась на спину. Врач уехал с явным облегчением, пообещав прислать сиделку, умеющую безупречно колоть в вену.
     Весь следующий день Кира лежала, не имея охоты, а скорее сил, чтобы встать, испытывая безграничную слабость и страстное желание тишины. Мешали мысли, они скакали, как блохи, и даже кусались. Что-то распирало воспалённую душу, рвалось наружу. Да было ли всё так хорошо, чтобы заламывать руки вослед уходящему? Хорошо или плохо — не важно, главное, что было. А ведь могло и не снизойти.
     Она прожила трудную жизнь. Работа, работа, работа, мужчины, чтобы удовлетворить неудовлетворимую жажду счастья, когда засыпаешь без мыслей и просыпаешься в лёгких слезах радости. Случалось? Так редко, что честнее сказать — никогда. А вот жертвы были: сына оставила первому мужу при разводе, хоккеиста выгнала, юную контральто обманула… Да много чего ещё — воз и маленькая тележка. Поздно каяться, задним ходом в рай не въедешь. И вдруг последний аккорд — Игорь, лотерейный джек-пот. Даже, если мальчик не любил, она-то любила и любить продолжает. Как заставить его это понять? Новая идея пробила путь в смятённом сознании: завещание! Надо завтра же вызвать нотариуса.
     Звягина воодушевилась, по укоренённой привычке детально продумала ситуацию и даже мысленно её проиграла, представляя, кто что скажет и чем всё закончится.
     Итак. Банковские вклады и другие денежные средства, завещаю Фонду, обязав правление поставить мне приличный памятник, издать биографию. Живописный портрет, фотографии, афиши, музыкальные и видеозаписи — Музею музыки. С Алёной тоже всё проще простого: к ней вернётся шале, которое Сивоконь уступил мне при разводе. Подруга сочтёт решение справедливым, поэтому ни протеста для приличия, ни особого восторга не выразит.
     Теперь главное. Последний и самый важный урок, который она обязана преподать Игорю. Он ничего не наследует, кроме моих подарков — драгоценных перстней, булавок для галстуков, мобильного телефона в золотом корпусе с бриллиантами и коллекции часов. Много лет я учила его двигаться к намеченной цели, не теряя ориентира. Но не все люди крепки от природы. С большими средствами и без контроля, мальчик может выпить лишнее, выкурить сигаретку, послать куда подальше нужного человечка, отказаться от концерта, забросить ежедневный тренинг. А лишённый лёгких денег, он встанет перед необходимостью работать в поте лица, как завещал Господь Адаму, и принимать решения самостоятельно. О золотой удочке я позаботилась — у него есть профессия и имя. В конце концов сообразит, что я поступила так для его же блага. В жизни можно рассчитывать только на себя, тогда не ошибёшься.
     Пентхауз на Патриарших получит фальшивая племянница. Ах, какой пассаж! На козьей мордочке Вики восторг быстро сменится озабоченностью. Эта безмозглая шлюшка начнёт лихорадочно переваривать информацию и просчитывать выгоду: зачем ей нищий жених, в шоу-бизнесе ему быстро найдётся замена, ведь она теперь и сама богата, шикарную квартирку можно обменять на несколько небольших, сдавать внаём и жить припеваючи, не утруждаясь. В общем, любовница даст Игорю отставку. Это покажется ему ещё большим сюрпризом, чем лишение наследства, сгоряча он схватит сучку за горло, но тут со второго этажа спустится бритоголовый амбал, служивший мне верой и правдой, и встанет за спиной новой собственницы. Придётся ретироваться и настроиться на продолжение битвы за театральный Олимп.
     Звягина утомилась думать последовательно, расслабилась и закрыла глаза, довольная собой. Если бы кто-то сказал, что ею движет банальное чувство мести, она бы не поверила.
     Нотариус, вызванный Архиповной, приходил дважды, но больная не могла сосредоточиться. Она думала то так, то эдак, то опять так, пытаясь собрать в горсть разбитые жизнью полки́, ловя за хвост ускользающую мысль. Легкомысленно махнула рукой: позже, ещё успеется.
     Есть отказалась и даже любимый зелёный чай только прихлебнула.
     — Может, ягод каких с рынка принесть? — не отставала сердобольная Архиповна.
     — Не суетись. Настала пора платить по долгам. Сокрушаться не о чем: всё происходит по нашей воле. Вот жизни жаль, жизнь коротковата...
     К вечеру заметалась в горячке. В моменты просветления остро чувствовала, как не хватает верного друга Петечки. Он бы пожалел, и дела привёл в должный порядок, и завещание составил. Если б знал, что я вспоминаю о нём с такой нежностью! Да, променяла бесценное на фаллос, но куда денешься? Здоровые чувствуют иначе.
     Снова приходили врач, потом Алёна, секретарь Фонда, опять врач, медсестра установила капельницу — никто долго не задерживался. Уже за полночь приехал Игорь. Ужаснулся бессвязному докладу домработницы, вихрем влетел в спальню к обожаемой жене — Господи спаси!
     Пристроился на краю широкой кровати. Нежно целовал горячий лоб, руки в коричневых старческих пятнах, пальцы в кольцах — каждый пальчик, каждое кольцо в отдельности… Та, которая звалась его женой, была совсем близко, и нити судьбы, соединявшие их столько лет, ещё держались.
     — Любимая, скажи что-нибудь!
     Кира не откликалась: слова лишились смысла, тем более не давали утешения, они просто шелестели, как газетная бумага. Человек вернулся — время не возвращается. Сначала ушли юность, мечты, потом здоровье. Когда есть будущее — всё нужно, всё важно, между тем в жизни, кроме любви, мало что значимо, а после жизни — тем более. То, что она делала, на что тратила себя безжалостно, вдруг стало ненужным. Этому блудливому мальчику тоже. Но ведь и он смертен. Было ли ей жаль его? Нет. Жаль себя — так мы устроены.
     Звягина долго оставалась неподвижной, и Игорь задремал. Проснулся от того, что больная задышала тяжело, с клёкотом и хрипами, казалось, пытается что-то сказать.
     — Воды дать? Родная, посмотри на меня! — отчаянно молил он, но ваятельница его судьбы глаз не открыла. К утру впала в забытье и больше не очнулась. Сознание покинуло её, отделив дух от плоти.
     Игорь ещё долго стискивал остывающую руку покойной и рыдал в голос, по мнению Архиповны, слишком громко, по театральному. Ещё бы, такое богатство свалилось, а сам-то ничтожество и крутит им ушлая девка, которая станет тут всем распоряжаться, а её, четверть века служившую Кире Анатольевне верой и правдой, уволит.
     Наконец муж, утерев слёзы белоснежным платком (Кира приучила ежедневно менять платки и носки), отправился отдавать необходимые распоряжения. Первой явилась полиция, за нею похоронные агенты и санитары из морга. Щепетильная к своему телу, Звягина при жизни предпочитала врачей-мужчин, они менее любопытны и о некоторых женских ощущениях даже не догадываются. А тут два молодых бугая сунули покойницу в пластиковый мешок прямо в задравшейся ночной рубашке. Голый живот с редкой растительностью, похожий на перезревшую грушу, дряблые икры с синими венами вызывали неловкость. Окоченевшие руки-ноги, раскинутые в разные стороны, мешали застегнуть молнию.
     Почтение, которое Игорь испытывал к живому образу, уходило, но не сразу. Он протянул санитару крупную купюру:
     — Вы поаккуратнее… Народная артистка всё-таки…
     — Не переживайте, — успокоил санитар, запихивая деньги в карман несвежего халата и отвратительно осклабился. — Мёртвые не испытывают ни боли, ни стыда.
     Тенор отвёл глаза, которые притягивала внутренность мешка, и сказал строго:
     — Боли — может быть, а вот стыда… не уверен.

9

     В зале прощания, которое устроило министерство культуры, народу набилось битком. Штатные и записные глашатаи произносили речи, как это бывает, когда уходят в иной мир знаменитости, сделавшие эпоху. Несли цветы, с разной степенью умения пряча любопытство за скорбной миной. Кто-то остался Звягиной обязан, кто-то сочувствовал, кто-то рад был лицезреть почившего врага. Доброжелателей можно было пересчитать по пальцам. Умных ценят только умные. Дураки, которых в разы больше и которые, конечно же, дураками себя не считают, чувствуют смутно, а то и явно, что находятся на ступеньку ниже. Это требует реванша. Лучшей услады, чем мёртвый соперник, придумать трудно.
     Вдовец держался строго и сдержанно, понимая, что в его страдания никто не поверит, уже и шепоток слышался: «повезло молодому муженьку». Он только плотнее сжимал губы. Его не заботили ни слова, ни зависть, ни неясная мимика Вики. За годы, прожитые рядом с Кирой, он научился анализировать. У неё было всё: деньги, положение, звания, слава — а продолжала вкалывать, как про́клятая, крепко держа знамя первенства. И его учила тому же. Думала, всех зрит насквозь. Жаль, что не видит продолжения. А может, и хорошо. Правда нужна как потребность души, как инструмент, способный сделать жизнь лучше, в конце концов как горькое лекарство, но в качестве принципа правда вредна, а то и смертоносна.
     Следующие полгода Туманов ничего не изменил в правилах жизни. Единственно, Виктория, уже не таясь, всюду его сопровождала, но пока помалкивала и новых требований не выставляла. На всякий случай. При очевидной молодости, жизненный опыт у неё имелся в достатке.
     К нотариусу тоже поехали вместе. В небольшой комнатке собралось человек десять: представители Фонда и администрации театра, мелкий чиновник от культуры, какие-то провинциальные дамы, возможно дальняя родня. Все на что-то рассчитывали, ведь покойница слыла не бедной.
     Законник всех поприветствовал, надел золочёные очёчки, открыл папку. Публика перестала кашлять. Выяснилось, что за время, отведенное на принятие наследства, завещание Звягиной не обнаружилось, сын, давно живший за границей, с матерью не общался и прав не заявил, иные прямые родственники отсутствовали, это означало, что всё движимое и недвижимое имущество наследует нынешний супруг покойной. Вика громко и победно заржала: наконец-то её мечта сбылась: любовник стал богат и свободен одновременно. Нотариус с осуждением посмотрел поверх стёкол на невоспитанную гостью, и снова наступила тишина.
     Внушительность суммы в валюте и ценных бумагах Игоря удивила, поскольку при жизни певицы интересоваться этим не было нужды. Теперь он богат как Крез, плюс статус ведущего солиста первого театра страны. И всего-то в сорок лет! По нынешним меркам — возраст молодости.
     Когда-то Кира обронила:
     — Вначале был конец.
     Повод забылся, а фраза запомнилась. Так что всё ещё впереди.
     После подписания документов, наследник размашистым шагом направился к автомобильной стоянке, Вика, едва поспевая, семенила за ним. Болтала возбуждённо, без умолку:
     — Такие вот пироги с котятами! Не зря столько лет трахал старуху. А ведь наверняка она нас подозревала и собиралась оставить с носом. Где же её знаменитые прогнозы и расчёты? Бедняга. Хотя сочувствия не испытываю, зависть — да, красиво жила, но зависть — двигатель прогресса. Шале надо продать. Как в ссылку таскались туда на свидания. Терпеть не могу подмосковных дач: комары, паучки. Когда мы занимались сексом в прошлый раз, какая-то мелкая пакость пробежала по голой ноге, словно по мебели. Должна понимать, что шуршит лапками по живому, не-ет, лезет! Бр-р. Купим виллу в Ницце или Сан-Тропе. Обожаю Францию. И свадьбу справим там. Не возражаешь?
     Игорь остановился возле машины, внимательно посмотрел на любовницу. Сильно накрашенное хищное личико. Всё в сравнении. Уроки великой наставницы не пропали даром.
     Спросил без эмоций:
     — Всё сказала?
     Вика удивилась:
     — А что?
     — А то. Сегодня же соберёшь вещички. И чтоб духу твоего в моём доме не было.

10

     Сивоконь не мог предвидеть, что покинет обитель радостей и печалей так внезапно, но при жизни нет-нет да и повторял: умру — спалите моё грешное тело, а прах рассыпьте по текучей воде, жил — и сплыл. И никаких памятников. Это только с точки зрения человека «память вечна», на самом деле наш след на земле крайне слаб и имеет математически ничтожную протяжённость.
     Сивоконь был философ, по сравнению с которым все выглядели жалкими прагматиками, тщеславными недоумками. Алёна мужем гордилась: философия есть толкование смыслов, но её так и подмывало спросить, а какой смысл в смыслах, если люди, вместо того, чтобы кататься на лыжах или коньках, готовы за деньги, за славу или из мести, а ещё хуже из политических соображений убивать себе подобных? На большее она не покушалась, а вот Звягиной рассуждения Петечки о жизни после смерти категорически не нравились.
     Каждый верит в то, что ему удобно. Как и большинство артистов, чья профессия состоит из переживаний и стрессов, Кира была суеверна, поэтому не хотела заранее прописывать, во что обрядить, каким образом и где похоронить. Опасалась: вот оформит распоряжение — значит, цель обозначена, заслонов больше нет, сразу страшное и произойдёт. А ведь знала, что всё свершается незнамо где, незнамо когда и уж точно не зависит от наличия или отсутствия завещания. Листок гербовой бумаги имеет значение только для тех, кто ещё остаётся жить, а потому вынужден исполнять прыжки и ужимки фортуны.
     Звягину погребли на главном кладбище столицы, однако не в самой престижной части — вдоль главной аллеи, где нашли последний приют личности её уровня — Вишневская, Образцова, Уланова, а на задворках. Когда-то тут были гранитные мастерские, потом мемориальный погост расширили, в дальнем тылу начали хоронить генералитет и академиков, их быстро потеснили актёры, журналисты, писатели, деятели искусства. Знаменитые, обласканные судьбой и властью, молодые и старые. Претендующие на бессмертие лежат густо, рядком.
     Наследники имён и состояний состязаются изваяниями в меру вкуса и щедрости. Это только подтверждает сентенцию, что памятники нужны живым, а не мёртвым. Никому не хочется думать, что гранит и бронза так же преходящи, как жизнь человека, а память и того короче. Достаточно посмотреть на редкие надгробия старше полутора сотни лет (всего-то!). И кто их навещает? А ведь потомки есть. Спасибо большевикам за прививку родового беспамятства.
     Недавно въедливые корреспонденты телевидения опрашивали молодёжь на московских улицах: — Знаете ли, что фамилия Ленина прежде была Медведев? — Что-то слышали. — А почему поменял? — Скорее всего, в честь города Ленинград, в котором родился. Смешно. Или плохо, что не знают своей истории? Но разве это история? Зачем молодым барахло нашего прошлого? Каждое поколение плодит собственные мифы.
     Совсем юная парочка из таких же неучей, держась за руки, пробирались мимо замысловатых надгробий, с любопытством неофитов вчитываясь в надписи. Одна малоизвестная поэтесса, чтобы слиться с законными обитателями некрополя, притулила своё изображение рядом с барельефом знаменитого супруга и закрепила вторжение четверостишьем. Парень прочёл вслух: «Закончен жизни сладкий труд.//Мой прах у твоего порога,//Лежит, моля немого Бога — //Пусть вечное свиданье нам дадут».
     Девица хихикнула:
     — И ты поставишь мне пистон, //Хоть это будет только сон.
     — Ну, ты, бляха-муха, прям Пушкин, — прогоготал спутник, и добавил, хлюпнув покрасневшим носом: — Только сомневаюсь, чтобы тётя в бога верила.
     — А ты веришь?
     — Наверно. Теперь, вроде, все верят. А раньше, кто в церковь ходил, говорят, расстреливали.
     — При царе, что ли?
     — Да нет, блин. Может, при немцах…
     Было холодно, шёл первый колючий снежок. Алёна Сивоконь, которая тоже бродила по кладбищу, в пол-уха слушала эту ахинею, сдобренную легальной матерщинкой. Вернувшись из Словении, где долго работала тренером в спортивной школе, она с трудом отыскала среди этого архитектурного пиршества могилу подруги. Куцый холмик, укрытый драной плёнкой, равнодушно принял многострадальные останки. Какой там памятник? Ни цветочка, ни росточка. Ржавая металлическая табличка с фамилией и датой, намалёванной пожухлыми от времени белилами.
     Десять лет прошло, сообразила спортсменка и даже вздрогнула, то ли от холода, то ли от возмущения. Тенор — вот свинья! Говорят, шале он продал. Ах, Кира, Кира, умом славилась, а проходимцу поверила. Теперь лежит одна-одинёшенька, снежком припорошенная, забытая всеми. А тоже, сетовала, что у неё уши большие.
     Алёна постояла, подумала ещё. Среди множества свидетельств, что жизнь конечна, приходят правильные мысли. Между нею и подругой была приличная разница — теперь сравнялись. Стремительно летящее время начало притормаживать, закругляться, суставы болят, лицо сделалось как печёное яблоко, пора завязывать, тем более обеспечена, проживи хоть сто лет. Это в молодости хватаешь, подсчитываешь, откладываешь на будущее. Будущее настало, а дальше что? Ничего. Даже эха нет. Кому нажитое достанется? Жадность в старости — чувство бессмысленное. Надо продать пару Сивки-Буркиных икон из перегородчатой эмали и поставить Кире красивый мраморный крест. Точно.
     Лыжница покидала кладбище в хорошем настроении.

Светлана Петрова. Оползень - рассказ
Светлана Петрова. Адмиральская любовь - рассказ
Светлана Петрова. Дурной пример - рассказ
Светлана Петрова. Собачья жизнь - рассказ
Светлана Петрова. Благодать - рассказ
Светлана Петрова. В поисках вечности - рассказ
Светлана Петрова. Кусочек сахара - рассказ