Наталия Кравченко родилась и живет в Саратове. Филолог, член Союза журналистов, работала корреспондентом ГТРК, редактором в частном издательстве. Читает публичные лекции о поэтах разных стран и эпох. Автор 18 книг стихов, литературных эссе и критических статей. Публиковалась в журналах и литературных альманахах: «Нева», «Артикль», «Семь искусств», «Гостиная», «День и ночь», «Южное сияние», «Зарубежные Задворки», «Бумжур», «Слово\Word», «Сетевая словесность», «Сура», «RELGA», «Новый свет», «Фабрика литературы», «Литерра»,, «45-я параллель» и других. Лауреат нескольких международных конкурсов. Лауреат литературного конкурса Интернет-журнала «Эрфольг» – 2013.

НАТАЛИЯ  КРАВЧЕНКО

Я ПОМНЮ – СТАЛО БЫТЬ, ЖИВУ

* * *

Воспоминания – это не письма,
что мы глазами протёрли до дыр,
не раритеты, не мёртвые листья,
это живой и трепещущий мир.

Там я – за пазухой прошлого счастья,
дождика льётся живая вода
и моей жизни срастаются части...
там я твоя, как ещё никогда.


* * *

Как на лодке плыли мы по реке,
а потом лежали на берегу...
Как мне сладко спалось на твоей руке,
просыпалось от прикосновенья губ…

А сейчас я которую ночь не сплю,
вспоминаю ту лодку, песчаный плёс…
Это сладкое, сладкое слово «люблю»
для меня теперь солоно всё от слёз.

Мне с тобой земля была как альков,
а сейчас – как снегом всё занесло.
Нет ни звёзд на небе, ни облаков,
всё вокруг застыло без тёплых слов.

Я живу бесцельно и вопреки,
по обрывам снов по ночам скользя,
без твоей руки, без родной реки,
той, в которую дважды уже нельзя…


* * *

Я бреду по дорожкам сквера,
где деревья с пеньками в ряд,
чьи убогие флора и сфера
ни о чём мне не говорят.

А внутри – бурелом и чаща,
продираюсь сквозь дебри снов,
к той себе, живой, настоящей,
из глубин коренных основ.

Я траву ногой приминаю,
припадаю к истокам лет,
вспоминаю вас, вспоминаю,
всех, кого в этой жизни нет.

Вспоминаю вас без запинки –
ваши лица, глаза, слова...
Сквозь заросшие мхом тропинки
пробираюсь, сквозь котлован,

смертью выкопанный свирепо,
где подземные бьют ключи,
где дерев вековые скрепы
к нашим тайнам хранят ключи...

Я иду по пустой дорожке,
по следам от былой любви,
молча радуясь каждой крошке,
как синицы и воробьи.

Эти скверы, кусты, скамейки,
жалких ёлочек мягкий плюш –
как пародии и ремейки
диких зарослей наших душ.


* * *

В этот парк не ступала нога дровосека.
И не пела ещё здесь бензопила.
Здесь скучали скамейки, дремала беседка,
и непугано птица из лужи пила.

Этот парк был запущен, и в том его счастье,
что его не открыл ещё местный колумб,
что стволы его не распилили на части,
не наставили памятников и клумб.

Там дорожки аллей заплелись прихотливо,
и так девственно спутаны были кусты.
И ещё я запомнила травы с отливом,
и как гривы деревьев там были густы.

Но я адрес вам тот ни за что не открою,
а не то налетит мастеров вороньё,
всё круша, совершенствуя, строя и роя,
и повырубят хрупкое счастье моё.


* * *

А вот моя любимая скамейка.
Аллейки убегающая змейка.
В исчезнувшее прошлое лазейка,
ветвями затушёванный туннель.
И я сквозь них гляжу, как сквозь ресницы,
и вижу проплывающие лица,
и слёзы, не успевшие пролиться,
и взглядов не задевшую шрапнель.

Привет, мой сквер, сороки и вороны,
я здесь своя, я никого не трону,
мы вместе с вами держим оборону
от шумных магистралей и шоссе.
Я против них невидимо бастую.
Устала окликать тебя впустую,
но снова на своём сижу посту я...
Заря и небо – вот мои НЗ.

Они не знают убыли, ущерба…
Привет тебе, акация и верба,
я ваш охранник, добровольный цербер,
любовных глаз от вас не отводя.
С меня же солнце глаз сейчас не сводит,
средь облаков привычно верховодит
и потихоньку грусть мою уводит
под тучи не пролитого дождя.


* * *

Пока в воздухе счастье ещё не остыло,
пока теплится утренний сон о былом,
я хочу рассказать, как тебя я любила,
как мне было тепло под родимым крылом.

И с тех пор, тосковав о потерянном теле,
я всегда вспоминала об этом крыле.
Это небо и улицы, сосны и ели –
больше ты, чем всё то, что осталось в земле.

Ты смотрел на меня из-за каждой дорожки,
из кустов, из деревьев, со всех облаков.
Я была благодарна за сладкие крошки,
что кидает мне в руки небесный альков.

За твои поцелуи дождя или снега,
остужая мне щёки и губы тепля...
Всё вокруг только нежность, томленье и нега,
и нет мест, где бы не было нынче тебя.

Я не знаю, как звать это светлое чудо –
то ль причуда моя, то ли всё-таки Бог,
что порой встрепенётся в душе, как пичуга,
и любых атеистов застанет врасплох.

А когда я бродила, тоскою ведома,
неизменно всегда – хочешь верь иль не верь –
чудо шло со мной рядом до самого дома
и входило со мной в одинокую дверь.

Я летела по небу, не чувствуя тела,
и слова приходили, светлы и тихи...
А о том, о чём я промолчать бы хотела –
всё равно проболтаются после стихи.


* * *

У радости есть утро,
а у печали – ночь.
Пустыня или тундра –
душа моя точь-в-точь.

Задрапирую горе,
принаряжу тоску.
Представлю нас у моря
босыми по песку.

Тот самый образ счастья,
что заберу с собой,
что станет мира частью,
полоской голубой.

За дымкою тумана
невестится заря,
высокого обмана
спасение даря.

В мечту свою одета,
тот берег берегу,
и верится, что где-то
ты ждёшь на берегу.


* * *

О безнадёжные попытки
запомнить и запечатлеть
ту радость, что в тебе в избытке
груди удерживала клеть!

От берега всё дальше, дальше
я отплывала на спине,
моля кого-то: дай же, дай же
навек запомнить это мне!

Поросший зеленью гористый
хребет, приморский ресторан,
весёлая толпа туристов,
небес безоблачный экран

и ты, мой мужественный рыцарь,
кем были дни мои полны!
От счастья было не укрыться,
от штормовой его волны.

Перебирать я снимки буду
и камешки катать в горсти,
но не вернуться в это чудо,
как в реку дважды не войти.

Мы были счастливы безбожно,
летели весело года...
Но невозможно, невозможно,
нельзя вернуться никуда.


* * *

Я сновиденья превращаю в явь,
идя на те места, что мне приснились.
И возвращаю, словно букву ять,
их тени, что здесь где-то схоронились.

Вернее, их пытаясь отыскать
средь незнакомых старых переулков...
Какая неизбывная тоска
в шагах, как эхо, отдаётся гулких...

Ещё не доводилось никому
здесь проходить пожизненно влюблённой,
и, видя недоступное уму,
вдруг повстречать свой сон овеществлённый.

О как деревья были зелены,
пока на них там не было управы…
Кинотеатры, стёртые с земли –
«Курятник», «Летний», «Искра», боже правый!

А вот и я бегу вперёд машин
не по волнам, а по мосту, как ветер,
колени обвивает крепдешин,
красна улыбка, юный взор мой светел.

Здесь все дома и улицы мои,
и вечер нежно обнимает плечи,
и в жизни моей нет ещё любви,
а лишь предвосхищение той встречи.

Спешу по нашей будущей весне
средь лет, что как деревья облетели...
Я помню лишь, как было всё во сне…
Я позабыла, как на самом деле.


* * *

Все разбежались кто куда
из юности моей
в другие страны, города,
за тридевять морей.

Мой город тоже постарел
и потерял лицо.
Когда-то он в подъездах грел
и попивал винцо.

Когда-то радовал, смешил,
был вровень и под стать.
Теперь средь вывесок, машин
души не увидать.

Что раньше грезилось, маня,
теперь уже не то.
Как будто обокрал меня
неведомый Никто.

Но вдруг мелькнёт надежды луч,
в ладони упадёт,
и тот, кто мрачен и колюч,
улыбкой расцветёт.

Вот так и город мой-не мой
проглянет сквозь слои
и позовёт меня домой,
где живы все свои.


* * *

Улица наискосок от меня
с именем Луговая
мимо бежит, за собою маня,
ветками клёнов кивая.

Вижу с балкона её колею,
где ни людей, ни трамвая,
и почему-то её я люблю,
там никогда не бывая.

Думаю изредка – надо пройти,
и каждый раз забываю.
Ну не лежит у меня на пути
улица та Луговая.

Но почему-то лежит на душе,
чем-то её согревая,
мимо плывущая, как в мираже,
улица как таковая.


* * *

Я вспоминаю зал библиотечный
и сотни глаз, глядящих на экран,
как я вела там разговор о вечном,
который жизнь мою тогда украл.

О, это были счастья институты!
И люди шли, переполняя зал,
переживать высокие минуты,
послушать то, что Бог им не сказал.

«Мы шли сюда, забыв про домочадцев,
вникая, как должно быть меж людьми.
Мы приходили Вами восхищаться
и силы брать для жизни и любви».

Так говорили мне или писали,
цветов охапки радостно неся,
и так меня любили в этом зале,
что было жить без этого нельзя.

О мир высоколобого познанья!
А что потом, а что со мной потом
случится, – лишь одни воспоминанья,
стихи на этом свете и на том.

Я подсадила всех на ту отраву,
высокой ноты гибельную жесть.
Но жизнь нашла на всё это управу,
смешав с землёй романтику и честь.

И не унять сердечного осадка
от трёх десятков выброшенных лет.
Я всю себя скормила без остатка
тому, чего на свете больше нет.


* * *

Я зароюсь в небо головой, –
может, так верней доходит мука?
Может, так скорей услышат вой,
как на полотне кричащем Мунка?

Где ты, мой невидимый колосс?
Бьюсь в тебя, как в колокол, я слепо.
Стену мне пробить не удалось.
Пробиваю головою небо.


* * *

А счастье мы замечаем,
когда его уже нет,
когда от него печальный
останется слабый след.

Лишь отзвуком или тенью,
полоскою в небесах,
обрывком ночных видений,
травинкою в волосах –

оно о себе напомнит
неслышно тебе и мне,
и будет вздыхать средь комнат,
поскрипывать в тишине.

Когда мы счастливы были,
прижавшись к плечу плечом,
когда безумно любили –
не думали ни о чём.

Как воздух оно, как звёзды,
снежинки мгновенный след,
лови же! Но поздно, поздно…
Вот только что было – и нет…


* * *

Твой облик изменчив, как облако
под нежной рукою Творца.
И из-под небесного полога
мне видится контур лица.

Ты помнишь, с тобою гуляя, мы
любили на небо смотреть?..
Теперь оно, мной умоляемо,
слегка отодвинуло смерть.

И там, за небесною кромкою,
где млечный блестит окоём,
я вижу, как вечною тропкою
идём мы с тобою вдвоём.

Над этой планетою выжженной,
что медленно сходит с ума,
ты путь показал мне возвышенный,
а дальше – уже я сама.


* * *

Я имя твоё повторяла,
шепча его на ходу,
как будто тебя потеряла
и всё никак не найду.

И фото твоё в печали
показывала в анфас:
– Не видели? Не встречали?
Он где-то был среди вас.

Тут где-то тень его бродит…
Дождём лицо залито́.
Вон куртка мелькнула вроде,
его воротник пальто… –

Я дома тебя искала
и вещи твои брала,
как будто тебя ласкала,
как будто не умерла.

И нет тебя в чебуречной,
и нету в нашем лесу,
а я всё иду по встречной
и в сердце тебя несу.


* * *

Счастье – как парное молоко,
плавно заливающее вены…
Как сейчас всё это далеко
от меня, растаяв во вселенной.

Плещется лазурная волна,
мерно убаюкивает шелест...
Я была любима, влюблена…
Бог по полной выдал, раскошелясь.

А теперь он холоден и скуп,
отмеряет в день по чайной ложке –
твой бокал, что помнит сладость губ,
прошлых лет рассыпанные крошки.

Я брожу по городу одна,
но ты тоже где-то тут незримо.
Вся-то моя жизнь тебе видна.
Все к тебе дороги, словно к Риму.

Бог включит пластинку Адамо –
шелест снега, мерный рокот моря…
И пройдёт под музыку само,
счастьем оборачиваясь, горе.


* * *

Я никогда не одна в день рожденья –
с первой минуты моей пробужденья –
с теми, кого я люблю.
С кем на земле, с большинством уже в небе,
в ласке, в подарках, в улыбках и в неге,
в сладости и во хмелю.

Солнце раскрыло лучи для объятья,
небо расцвечено в тон моих платьев,
птицы в окно мне поют.
Я вспоминаю картинки из жизни,
ем, выпиваю на радостной тризне
и навожу нам уют.

Как хорошо мы весь день говорили,
сколько чудес вы душе надарили –
перьев, снежинок, огней...
Что я одна – это кажется только,
я же любима любимыми столько,
что не бывает полней.


* * *

Подножный корм, нехитрый пир...
Не важно, что чего-то нету.
Я этот выморочный мир
приму за чистую монету.

Мне то, что есть, не по плечу.
Всё непонятно, как младенцу.
Я вижу то, что захочу
и без чего не выжить сердцу.

За радость, взятую из книг,
за всё, что мог сказать бы мне ты,
за каждый несказанный миг –
плачу я чистою монетой.


* * *

Среди затяжного ненастья
и в пасмури горестных дней
растут свои цветики счастья
меж глины, песка и камней.

Безрыбье, бесцветье, безлюдье…
и вдруг – словно лучик во мгле.
Живите, растите, малюйте
всё то, чего нет на земле.

В ночи непроглядной, беззвездной
пусть светлое будет пятно.
Украсим черёмухой бездну,
коль падать в неё суждено.


* * *

Уж если упала в бездну –
попробовать полететь,
уж коль всё равно исчезну –
то что я теряю ведь?

Не женщина и не птица,
не вить своего гнезда,
но имя твоё святится,
далёкое как звезда.

Я сделала всё, что только
смогла на своём веку.
Осталось ещё пол-столько –
всё то, чего не могу.

Наступит конец студёный –
а он всё звенит, юнец, –
судьбы моей забубённой
заливистый бубенец.


* * *

Нет, не конец, даже если конец,
всё лишь течение.
И побеждается смертный свинец
тайным свечением.

Помни об этом в горе, в беде
и над могилою.
Тех, кого любим – любим Нигде
с новою силою.

Даже когда мы остались одни –
всё не кончается.
В небе сияют ночные огни,
чтоб не печалиться.

Даже когда наступает конец,
песенка сыграна,
помни, что ты ещё только юнец,
всё будет сызнова.


* * *

Застывшее «люблю» в ладонях грею,
а раньше дула, чтобы остудить.
В моей душе любимых галерея,
где никого уже не разбудить.

Но на неделе в пятницу седьмую
мне, может быть, откроется Сезам...
Дитя весны, я всё перезимую,
переболею, перевоссоздам.


* * *

Ни с кем не по пути, и никого навстречу.
А те, кто рядом шёл, давно уже далече.
И в небе только месяца оскал.
А кто-то, может быть, пронзая взглядом вечер,
меня вот так всю жизнь свою искал.

Как жаждем мы всегда нездешнего обмана,
как ягоды с куста всевышнего гурмана,
далёких душ с пугающим родством.
И смерть моя, как лошадь из тумана,
выглядывает светлым божеством.

Услышит колыбельную мышонок,
и ёжика дождётся медвежонок,
я верю, наша встреча впереди.
И вечная разлука увяданья
перетекает в вечное свиданье
и в радость неизбывную в груди.


* * *

Мне жизнь бывала не мила,
я не борец, не маг, не стоик,
но я счастливою была
без ухищрений и настроек.

Ведь счастье – это без ума,
то, что не поддаётся плану,
а жизнь сама, душа сама,
и с ним ни удержу, ни сладу.

Когда нам в роще пел щегол,
твой свист в ответ, мой хохот детский,
и жгущий сердце мне глагол,
и первый наш уют простецкий,

и снег – как в песне Адамо,
и ослепительное небо...
Нам счастье в руки шло само,
как рыбка золотая в невод.

Пусть всё на слом и на убой,
но я и в адской круговерти,
и в горе счастлива с тобой,
и в смерти, да и после смерти.

А жизнь идёт себе, идёт,
волной качая у причала...
Кто знает, что нас дальше ждёт?
Быть может, новое начало.


* * *

Когда я повторяю твоё имя –
мне кажется, ты слышишь там, в могиле,
оно полно флюидами твоими
и помнит, как друг друга мы любили.

Твоими именами полон воздух.
Я верю, он забвенье остановит.
Мир для меня поделен очень просто:
теперь есть только ты – и остальное.

Ты помнишь, как однажды в роще зимней
на твой шутливый свист щегол ответил?
Я научусь свистеть – и, может, ты мне
ответишь, словно птица или ветер.

И «Да…» – в ответ мне в имени, как в бронзе,
и «…вид» шикарный во втором есть слоге.
И звёзды его азбукою Морзе
выкладывают мне на небосклоне.

* * *

Жизнь вхолостую, пальцем в небо
или как пуля «в молоко»,
с тех пор как ты ушел, как не был,
и обитаешь далеко.

Твои кассеты и портреты,
твоя рубашка и пальто...
А что тобою не согрето –
то всё не то, не то, не то.

Молитвой боли не нарушу,
не заменить её ничем.
Ты там зарыт, а я снаружи
осталась, не пойми зачем.

Какая долгая отлучка,
какая тусклая тоска…
Ты обнимал меня колючкой,
не отпускал, не отпускал.

Я увезла его с могилы,
я сохранила тот репей.
Я так тебя любила, милый.
Не отпускаю, хоть убей.


* * *

Расстояние между нами
всё растёт, растёт и растёт...
Но не гасит разлука пламя,
разжигая сильней костёр.

На бессменном своём посту я:
говорю с тобой тет-а-тет,
декорирую жизнь пустую,
ей придумываю сюжет.

То ли небыли, то ли были,
но живые, не муляжи.
Мне всегда незнакомы были
полу-чувство и полу-жизнь.

И вовеки не перестанет
что-то брезжить внутри, блажить…
И тебя, и меня не станет,
а любовь будет жить и жить.


* * *

Мы жили не разлей-с тобой-вода.
Дни календарь проглатывал беспечно.
Я думала, что это навсегда.
И оказалось, что это навечно.

И выжила надежде вопреки
любовь моя, как дерево в пустыне.
На что её судьба ни обреки –
не высохнет она и не остынет.

Не бойтесь за меня – я проживу
в миру, где так бездонно и бездомно,
где звёзды назначают рандеву
и смерть потом приходит бессимптомно.

Но Бог меня у нежити крадёт,
душа открыта бурям и щедротам,
и кажется, что что-то меня ждёт
у жизни на углу за поворотом.

Наталия Кравченко. Маленький принц. Стихи
Наталия Кравченко. И верую, и люблю. Стихи
Наталия Кравченко. Почему бы и нет? Стихи
Наталия Кравченко. Любви лукавая усмешка. Стихи
Наталия Кравченко. За волшебно звучащею фразой. Стихи
Наталия Кравченко. Неизреченные слова. Стихи
Наталия Кравченко. Во имя драгоценного улова. Стихи
Наталия Кравченко. По живому. Стихи