Наталия Кравченко. Любви лукавая усмешка. Стихи.

Наталия Кравченко родилась и живет в Саратове. Филолог, член Союза журналистов, работала корреспондентом ГТРК, социологом, редактором в частном издательстве. С 1986 г. читает публичные лекции о поэтах разных стран и эпох. Публиковалась в журналах «Саратов литературный», «Русское литературное эхо», «EDITA», «Семь искусств», «Сура», в Интернет-альманахах «Порт-Фолио», «45-я параллель», «Лексикон» «Над суетой», культурологическом журнале «RELGA». Лауреат 13-го Международного конкурса поэзии «Пушкинская лира» (2-е место, Нью-Йорк, 2003). Финалист 5-го Международного конкурса русской поэзии им. Владимира Добина (Ашдод-Израиль, 2010). Дипломант Международного поэтического конкурса «Серебряный стрелец» (Лос-Анджелес, США, 2011). Дипломант Международного поэтического конкурса «Цветаевская осень» (Одесса, 2011). Лонг-лист Международного конкурса поэзии «45-й калибр» (Москва, 2013) Лонг-лист Второго Международного поэтического интернет-конкурса «Эмигрантская лира-2013/2014» (Бельгия, 2014). Номинант премии «Народный поэт» (февраль 2014). Лауреат конкурса имени Игоря Царёва «Пятая стихия» (2014, 2021) Лауреат литературного конкурса Интернет-журнала «Эрфольг» – 2013.

НАТАЛИЯ КРАВЧЕНКО

ЛЮБВИ ЛУКАВАЯ УСМЕШКА

* * *

Ах, как любить бы разучиться,
как занести всё это в спам...
Не по летам летать как птица,
калашный ряд не по зубам.

И шапка Сенькина, и сани
давно уж больше не мои.
Убрать бы всё в одно касанье –
аи, бои и соловьи.

Вселенским холодом согрета,
всё не усвою я урок.
О сколько я твоих портретов
нарисовала между строк!

Я не художница, учусь лишь,
ты там похож и непохож,
но в них навеки заночуешь,
поскольку в будущее вхож.

И если выпадет проститься –
то строчки не дадут уйти,
и будут в небе словно птицы
кружиться на твоём пути.

Всё в этой жизни вперемешку,
но побеждает пред концом –
любви лукавая усмешка
над постным ханжества лицом.

* * *

Я кофе с коньяком мешаю
и одиночеству мешаю
в меня всё глубже проникать.
Ты не поэзия, а проза,
а я люблю тебя без спроса,
и сколько можно намекать?

Меня ведёт любовь-обманка,
я, кажется, эротоманка,
и мне не впрок пригляд небес,
но что же делать, если утро
такое, что быть глупо мудрой,
и невозможно с и без.

* * *

Я устала на высокой ноте,
всё всерьёз, без шуток и забав.
Как же высоко меня заносит!
Жизнь моя, хоть на полтона сбавь.

Чтобы было не высоколобо,
а от фонаря и от балды,
чтобы два притопа три прихлопа,
и до смерти словно до звезды.

* * *

Рюмка, полная тоски…
А названия не помню.
Чтоб ослабились тиски,
снова доверху наполню.

И тоска уж не тоска,
а недолгая печалька.
Вот она уж не близка,
от меня, скажу, отчаль-ка.

Рюмку доверху налью,
ветками заполню вазу.
А о том, как я люблю,
не скажу тебе ни разу.

Жизнь, куда ты утекла?..
Связь распалась на запчасти.
Рюмку чешского стекла
разбиваю я на счастье.

* * *

Я перешла с собой на ты
и пью на брудершафт, –
не победитель суеты,
не соискатель правд,

я вся в своих былых летах
как в лёгких кружевах,
душа беспечней певчих птах, –
хоть дело её швах.

Понятна каждому ежу,
как эта пятерня,
с собою я теперь дружу,
сама себе родня.

Закрыты прежние фронты,
заштопаны все швы.
Я перешла с собой на «ты»,
а раньше – шла на Вы.

* * *

Уж если мы больше не вместе –
не нужен сценический грим.
Союз с одиночеством честен,
естествен и неоспорим.

Без туши, румян и помады
легко обойдутся стихи.
Их бледному лику не надо
насильственного хи-хи.

Стихи, обвинённые в грусти, –
что им благолепный совет,
ведь их не находят в капусте,
а в муках рожают на свет.

Но если мне на люди выйти –
глаза нарисую и рот,
пусть хочется на небо выти,
а сделаю наоборот.

Живите же жизнью отдельной,
в толпу посылая заряд,
пусть радует мой рукодельный –
чужой невзыскательный взгляд.

Но вам я открою секретик –
запомните этот совет:
слезам – и невидимым – верьте,
глазам нарисованным – нет!

* * *

Жизнь украли! Вот это новость!
Слёзы молча капают в щи.
Вместо жизни одна хреновость.
Кто украл? Да ищи-свищи!

Жизнь украдена... не догонишь...
будет где-то вовне парить...
А нужна была для того лишь,
чтоб кому-то её дарить.

* * *

Жизнь прошла в тоске по Большому,
по небесному журавлю,
по неведомому, чужому,
по несбыточному «люблю».

И брела мимо близких слепо,
и не видела тех щедрот,
что летели легко ей с неба
прямо в глупо раскрытый рот.

* * *

Приди в мой сон как будто в гости
и будь как дома в этом сне.
И кепочку повесь на гвоздик,
и мостик перекинь ко мне.

Тебя всё это не обяжет,
всё понарошку и вчерне.
Ведь сон-то – мой, как он ни ляжет,
и вся ответственность на мне.

И утро уж не за горами,
ну а пока я научу
тебя гулять между мирами,
скользя по лунному лучу.

И будут блюда до отвала,
вино и свечи до светла...
Придёшь из сна как ни бывало.
И я проснусь как не была.

И лишь потом однажды в «Ворде»
про нас поведает всем сеть,
какие вишенки на торте
и что под шубой прячет сельдь.

* * *

Я ушла – не обернулась –
от тебя на удалёнку.
Птица счастья обернулась
замороженным цыплёнком.

Смерть крадётся тихой сапой,
достаёт своё зубило… –
Ты меня пока не цапай,
я ещё не долюбила.

Вирус сдохнет от досады –
у меня же, между прочим,
как у той Шахерезады
право тыща первой ночи.

* * *

Поэзия, моя стезя, иль в просторечье Муза,
повадилась ко мне ходить тайком на рандеву.
Она умеет учинять бузу, не быть в обузу
и приходить легко на зов во сне и наяву.

Сонеты и сонаты нам ниспосланы в усладу...
Уйти подальше от всего, что множит суету,
в спасительную тишину запущенного сада,
к весёлым птичьим голосам, к древесному листу.

И, словно птиц весной, слова там выпускать на волю,
пусть порезвятся, щебеча, ведь жизнь так коротка.
И я отбрасываю с глаз вуаль тоски и боли,
да будет песнь моя легка, игрива и кротка.

Пускай стихи что захотят – то сами вытворяют,
а я им слова не скажу – как будто ни при чём.
Пусть чьи-то губы их потом кому-то повторяют,
плеча коснувшись невзначай застенчивым плечом…

* * *

Примите же правду напраслин,
что от фонаря, от балды.
Люблю чепуху в постном масле
и бурю в стакане воды.

Люблю, когда с бухты-барахты
приходит счастливая весть,
когда ни тахты и ни яхты,
но в небе алмазов не счесть.

Люблю из утрат и изъятий
творить несгораемый дом
и праздник без слёз и проклятий
затеять на месте пустом.

Страшитесь, коль я наступаю
на грабли отважной ногой,
когда вы, мой стих колупая,
застанете душу нагой.

Когда все слова не в перчатках,
сияя в своей правоте...
И сердце, как водится, в пятках,
а бабочки – в животе.

* * *

Бог знает что во мне творится…
Один лишь Бог и знает, что.
Я не могу наговориться
с тобой, великое Ничто.

Хоть речь моя к тебе безмолвна,
её доносят до небес
немолчные речные волны
и шелестящий кроной лес...

И втайне думается гордо:
сама не знаю, отчего,
но будет высшего лишь сорта
моё родное Ничего.

Хотя бы знак оттуда дай нам...
Но на устах твоих печать.
Неизрекаемая тайна,
невыразимая печаль.

* * *

Идея Бога слишком человечна –
наверняка придумана людьми.
Но как нас всех она прельщает вечно
своей мечтой и магией любви.

Блажен, кто безоглядно в это верит,
что рождены для крыльев – не копыт.
Как пена разбивается о берег,
все лодки разбиваются о быт.

Бог создал нас по образу-подобью,
но в стиле реализма или сюр?
Кому – здоровье, а кому –загробье,
кто – от сохи, а кто-то – от кутюр.

То тем, то этим иногда бываю.
Как трудно с Богом думать в унисон...
Я реалистка и не забываю,
что жизнь на самом деле только сон.

* * *

Я люблю прогулки под дождём,
слёз моих не разобрать прохожим.
Если мы ещё чего-то ждём –
это будет на туман похожим.

Крутится трамвайное кольцо,
как в уме навязчивая фраза.
У печали мокрое лицо
и улыбка кажется гримасой.

Дни всё холоднее и длинней,
а весны и радуги всё нетуть.
Небо, тебе сверху всё видней,
небо, что ты хочешь мне поведать?..

* * *

Бывает любовь – всевышна,
как гром гремит на весь свет,
ну а моя чуть слышно
прошепчет тебе: привет!

Бывает любовь – Горгона,
что насмерть и на века,
ну а моя с балкона
помашет тебе: пока!

Бывает любовь – ловушка,
проклятие и клеймо,
ну а моя, лохушка,
напишет тебе письмо.

Бывает, любовь накажет,
заткнёт поцелуем рот,
ну а моя намажет
с собой тебе бутерброд.

Ты думаешь, глядя в почту,
когда её чёрт уймёт...
Но без неё вдруг почва
качнётся и уплывёт.

Ты был от неё далёким,
порою хотел сбежать.
Но без неё вдруг лёгким
не станет легко дышать...

И где бы ты ни был, знаю,
любовь моя там не зря,
простая и неземная,
как воздух и как земля.

* * *

Мне не фиолетово,
не до фонаря…
Знаю, что не следовало.
Верю, что не зря.

Вижу словно в рамочке
всё, что утекло...
Нет, мне не до лампочки.
На душе тепло.

Мне не фиолетово,
мне не хоть бы хны.
Видимо, поэтому
ты приходишь в сны…

И порхают бабочки
в сердце до зари…
И летят на лампочки
и на фонари.

Обжигаясь, падают
под ноги толпе,
но хоть миг, а радуют
песней о тебе.

* * *

Как жизнь? – спросили. – Ничего.
Но ничего моё особое.
Так кучеряво, кочево,
как облако высоколобое.

Оно вместительно, как шкаф,
в него так много понатыкано:
твой не задевший мой рукав,
и то, как я к тебе, и ты ко мне,

и то, что было да прошло,
и то, что никогда не сбудется...
Да, «ничего» – не «хорошо»,
но в нём мне так просторно любится.

* * *

Обнять тебя нельзя, а ты любить не можешь.
И давний наш дуэт немножко глуповат.
Ты, Боже, тут ничем, похоже, не поможешь.
Никто не виноват. Никто не виноват.

Но теплится душа в немеркнущей беседе...
Чуть тлеет огонёк, но в нём – мильоны ватт.
Пусть вечно зелен он, как виноград весенний.
Никто не виноват. Никто не виноват.

А сердце рвётся вон, колотится как птица,
наперекор всему блаженствует: виват!
И зелень глаз твоих на солнце золотится…
Никто не виноват. Никто не виноват.

* * *

О зима, зима моя,
сколь ни бесишься в азарте,
но тебе желаю я
скорой смерти в тёплом марте.

Гаснут звёзды от лучей.
Ночь, умри перед рассветом.
Дунув на уют свечей,
новый день идёт с приветом.

Свет в туннеле, как маяк,
манит ласковым виденьем.
Лёгкой смерти, жизнь моя,
перед будущим цветеньем.

* * *

Мы вечно от самих себя в бегах,
разбросанные по свету кровинки,
и бродят заплутавшие в веках
несчастные людские половинки.

Напрасно нам нашёптывают сны
и ангелы кидают с неба звёзды,
но нам подсказки эти неясны,
и хэппи-энд приходит слишком поздно.

Ты в новой жизни вовремя родись,
смотри, копуша, чтоб без опозданий,
раз без тебя промчалась эта жизнь,
без наших не случившихся свиданий.

* * *

И не считаю я грехом,
чтоб выпить по одной...
Мне рюмка словно микрофон
иль кубок наградной.

Я с нею хорошо смотрюсь
на фоне алых губ.
На радость выменяю грусть,
коль Бог на это скуп.

И Баратынский пил один
до утренней зари.
Не дожил, правда, до седин
и умер в сорок три…

Но я не буду умирать,
хотя горит нутро.
Ах, где-то тут моя тетрадь
и верное перо.

Дано: стихи, тоска, вино...
И надо доказать,
что стоит жить, смотреть в окно,
и мыслить, и писать.

* * *

Жизнь заговаривает зубы
и тень наводит на плетень.
Уж сколько бито мной посуды,
а счастья нет который день.

Я поменяю все настройки,
но всё ж небесный судия
мне не поставит выше тройки
за сочиненье «жизнь моя».

Всё меньше хочется прощаться,
мосты сжигая напослед.
Всё больше тянет возвращаться
на пепелища прежних лет.

Но верится, хотя б отчасти,
что кто-то там за всем следит...
И незаслуженное счастье,
как снег на голову, летит.

* * *

Только отблески, только блики
от того, что пылало в нас...
Как закат этот солнцеликий,
опускаясь, медленно гас...

А когда фонарные бусы
ночь нанижет на нить аллей,
и луны золотое пузо
замаячит средь тополей,

вот тогда наконец настанет
мой поистине звёздный час.
И любовь из стихов восстанет,
улыбаясь, летя, лучась…


		Copyright © 2021 ЭРФОЛЬГ-АСТ e-mail: info@erfolg.ru