Читальный зал
На первую страницуВниз

Марина Степанова родилась в Оренбурге в 1963 г., большую часть жизни прожила в Минске (Белоруссия). По образованию филолог, учитель английского и французского языка. По специальности работала недолго — в основном, на различных проектах международных организаций. С 2008 г. живет и работает в Лондоне, преподает русский язык. Лауреат литературного конкурса Интернет-журнала "Эрфольг" – 2013. Публиковалась в альманахе «Земляки» (Нижний Новгород).

 

МАРИНА  СТЕПАНОВА

О НАШЕМ, О ЖЕНСКОМ

     Ничья

     У Дашки в жизни опять наступил «писательский блок». Мать называла так периоды в Дашкиной жизни, когда вдруг в один день всё становилось неинтересно, скучно, бесцветно, безвкусно и обыденно. Ни одной идеи в голове, и хотелось убежать от этого всего и спрятаться где-нибудь, чтобы ни одна живая душа не могла тебя найти. Пожалуй, надо признать, мать умела называть вещи своими именами. Часто это было очень неприятно и больно слышать. Как будто мать могла читать Дашкины мысли — великий дар для матери, в принципе, но мать им пользоваться не умела, даже, можно сказать, этот талант работал против их отношений. В такие минуты Дашке представлялось, как её раздевали и выставляли голой всем на показ и на смех. Мать, казалось, лишь наслаждалась своей прозорливостью. Вообще мать всегда гордилась тем, что говорила то, что думает. Иногда, правда, эта тактика срабатывала. Когда Дашка бросала курить, чего только не предпринимала: никотиновые пластыри, жвачки, — но каждый раз, бросая одну из зависимостей, она попадала в сети к другой. Мать сначала произнесла банальную фразу: «Силы воли не хватает, Нехочуха». Дашка даже удивилась, насколько необычно тривиальна мать. Но потом, конечно, мать пояснила: «Слабовата тяга к воле — свободе — у тебя. Рабская психология». И Дашка бросила курить тут же, чтобы доказать матери своё свободолюбие и независимость от чего бы то и кого бы то ни было. Пока работает. На столе у неё до сих пор стоит пепельница и в ней лежит зажигалка, Дашка эту художественную инсталляцию называет «Сила свободы».
     Сейчас у Дашки десять свободных дней. Она сама не может в это поверить! Планы? Никаких планов. Будет просто наслаждаться бездельем. Но, если честно, то если бы даже она и захотела что-нибудь запланировать — всё равно бы не получилось по какой-нибудь причине. Так, наверное, Дашка устроена — беспорядочно. Она уже смирилась с этим и ничто ей не помешает проваляться, например, сегодняшний день в кровати с книжкой. Дашка подошла к полке, закрыла глаза и вытянула книгу наугад — как карту таро. Чем порадует сегодняшний день? Дашка любит читать по старинке: перелистывая страницы и ощущая на вес, сколько страниц осталось до конца — иногда с сожалением, иногда с нетерпением, иногда с облегчением. Ещё у неё есть много книжных закладок. Покупает их, приспосабливает подходящие для этого вещицы или сама делает. На полках у неё с десяток, наверное, начатых книг, а то и больше. Скверная привычка, но никак невозможно от неё избавиться. И поэтому, порой, у Дашки и закладок не хватает. Как в этой книге… Дашка думала, вернее, надеялась, что это письмо затерялось уже где-нибудь. Оно давно не попадалось на глаза, и она почти забыла о нём. Год назад она получила его от матери. Не смогла себя заставить прочитать его тогда, а через три месяца матери не стало. Сгорела, как свечка, сказали Дашке. И удивлялись. Дашка не удивлялась: мать всю свою жизнь горела… горела на работе, в руках у неё всё горело… глаза горели. Никаких «писательских блоков». Мать торопилась жить. Вот у кого всё было распланировано по минутам и по секундам. И для Дашки были составлены жизненные планы, установлены планки, а Дашка только и делала, что разочаровывала мать. Так ей казалось, во всяком случае. На похоронах Дашка не плакала, но это было для неё нормальным: Дашка не любит внешних проявлений чувств, ей это кажется неестественным, искусственным и неправильным. Но и когда осталась одна — ни одной слезинки. Если бы мать была жива — она бы сразу сказала, что Дашка опять прячется от реальности, а надо стоять двумя ногами на земле и уметь смотреть фактам в глаза.
     Делали бы пластические операции на память: чтобы можно было вырезать или заретушировать события, людей из прошлого, которые вдруг всплывают в памяти в самый неподходящий момент, даже не всплывают, а выскакивают, как чёрт из табакерки, и ты, не раздумывая, двумя ногами давишь на тормоз и останавливаешься. И должно пройти много времени, пока найдёшь в себе силы и желание начать опять двигаться вперёд, и всё равно — с оглядкой. Дашка часто представляла, как она привязывает таких людей к воздушным шарикам и запускает их высоко-высоко в небо. Некоторые улетали навсегда, но иногда шарик летел за ней, как привязанный, как будто ветер для него был всегда попутным. Таким шариком всю Дашкину жизнь была мать. Теоретически Дашка знала, что надо всего лишь уметь прощать. Всего лишь… Но гениев, кому открыт секрет, как это делать, единицы. Мать не умела прощать, была неспособна на это, она легко вычеркивала людей из своей жизни — и никаких вторых, третьих шансов никому не давала и забывала об их существовании с удовольствием и искренне. Это не совсем Дашкин случай. Она тоже не понимает, что значит — прощать? Никто её этому не учил, но Дашка сама уходит от людей, теряется. Правда, забыть не может. Сейчас ей всё чаще и чаще начинает казаться, что это она сама и была виновата во всех своих жизненных зигзагах. Тоже важное отличие от матери: мать всегда находила виноватых, быстро и аргументировано. Спорить с ней было бесполезно, и абсолютно тот случай, когда себе дороже.
     Жили они уже давно раздельно и виделись, может быть, раз в года два, хотя и жили в одном городе. То, что Дашка чувствовала к матери, не имеет никакого отношения к ненависти — это если вы вдруг подумали. Просто они были настолько разными людьми, что со временем стали совершенно чужими. Конечно, это произошло не сразу. Сначала Дашка пыталась перепрыгивать все установленные планки и мечтала, чтобы мать начала ею гордиться, но даже при самых лучших результатах Дашке всегда «чуть-чуть» чего-то не хватало. Чуть-чуть не дотягивала, чуть-чуть не доделывала, чуть-чуть не додумывала, всегда оставалось чуть-чуть не до… Есть удивительно тонко чувствующие люди, которые способны уловить это эфемерное «чуть-чуть». Дашина мать была именно такой. Кстати, сначала это вдохновляло Дашку, потому что это же вот-вот и дотянешься до совершенства, но потом «чуть-чуть» превратилось в пропасть, которую Дашка не могла и боялась перепрыгивать: вдруг чуть-чуть не допрыгнет?
     Ко всем своим «недо» Дашка еще была и неисправимой мечтательницей. «Расскажи, что было в школе» — было для неё невыносимым испытанием. Как ни старалась она пересказать всё «честно и правдиво», на каком-то этапе всё равно срывалась, и её уносило в мир фантазий, что у матери называлось «враньём». Позже оказалось, что Дашка еще и лунатик. Это просто выбило почву из-под прагматичных материнских ног. На Дашку повесили официальный ярлык «ненормальности». Эти особенности дочки настолько выбивали мать из привычной жизненной колеи, что Дашке даже в голову не приходило делиться с матерью своими прочими «отклонениями».
     Мать воспитывала с самого раннего детства в дочери самостоятельность — с семи лет Дашка одна ходила в школу. Иногда, правда, прогуливала, и вместо этого могла сидеть часами в парке на своей любимой скамейке и рассматривать плывущие по небу облака: перед ней разыгрывались целые небесные спектакли. В детстве эти представления были яркими и разноцветными, сейчас Дашка тоже видит, конечно, картины из облаков, но они все стали серо-белыми и статичными. И уж конечно Дашка не рассказывала матери, как по воскресеньям она просыпалась рано-рано утром и до самого завтрака наблюдала из кровати, боясь лишний раз пошевелиться, за целым семейством гномов, которые жили в дальнем углу её комнаты. С такими откровениями Дашка бы, пожалуй, могла закончить совсем печально. А мать жила чётко. Есть чёрное, есть белое. Есть «плохо», есть «хорошо». Есть «правильно» и «неправильно». Дашка всё время недотягивала до белого, хорошего и правильного. Чуть-чуть.
     Прошёл год, а Даша до сих пор испытывает единственное чувство — обиду. Уже трудно объяснить, почему и за что. Это закостенелое устоявшееся отношение к матери — единственное, что Дашка чувствует, когда думает о ней. Даже то, что мать ушла навсегда, опять бросила её, вызывает не боль, а именно обиду. Что в этом письме? Последние наставления? Ценные указания? Почему письмо? В этом — вся мать. Почему не пришла, почему не позвонила? Кто сегодня пишет письма? И зачем? Мать любила повторять, что умные учатся на ошибках, но на своих ошибках она не в состоянии была учиться, потому что у неё их не было и не могло быть. Наверное, Дашка выглядит в ваших глазах чудовищем? Может быть, так оно и есть. Но она не будет претворяться, во всяком случае перед собой. Как её мать называла в детстве? Нехочухой. Дашка терпеть не может эту кличку. Не дочка, не Дашутка… Нехочуха. Потому что не хотела быть такой, как все. Потому что не хотела быть такой, как мать. Было ли у них вообще что-нибудь общее? Сколько раз Дашка порывалась вырваться из установленных матерью рамок и правил, понять и принять себя и, возможно, наконец, стать счастливой. И каждый раз, так или иначе, мать вставала на пути. Если не делом, то словом: что-нибудь упомянет невзначай, прокомментирует между делом, и Дашка сразу на попятную. Никаких нравоучений и лекций мать не читала. Но уроки Дашка выучила наизусть, их не так и много: жизнь не лотерея, нельзя рассчитывать, что в один прекрасный день ты вытянешь выигрышный билет и всё вдруг переменится в твоей судьбе; чудес не бывает, и каждый получает только то, что заслужил; надо быть во всём первой и лучшей, потому что быть второй — значит быть последней. А может, Дашке как раз и не хватало веры в чудо, чтобы преодолеть эту пропасть «чуть-чуть»?
     В этот раз она не позволит матери остановить её. Даша медленно, не до конца осознавая, что она делает, скомкала письмо, положила в пепельницу, поднесла зажигалку… Письмо вспыхнуло и за считанные секунды превратилось в пепел. В глубине души Дашка надеялась, что этот перформанс для одного зрителя поможет её горю прорваться наружу, что она сможет наконец-то зарыдать в голос и освободиться от этого вселенского чувства одиночества, которое она ощущала как физическую давящую боль… Но опять ничего не произошло. Дашка усмехнулась: похоже, матери удалось сделать из неё «сильную личность», теперь она могла бы гордиться своей Нехочухой.
     Настроения взять в руки книгу уже не было. Наверное, завтра-послезавтра Дашка вернётся к этой книге, отпуск только начинается. Прочитает и перечитает множество других книг, из непрочитанного останется лишь это:
     «Привет, Нехочуха.
     Знала, что мне будет трудно писать это письмо, но даже не предполагала, насколько. Наверное, письмо будет коротким, и извини, если получится сумбурным. Так много тебе хочется и надо сказать, но сейчас всё, о чём могу думать... это наш с тобой спор… Помнишь, смотрели фильм? Блестящие актёры, гениальный режиссёр, классный сюжет — а ты мне сказала, что это один из худших фильмов, который ты когда-либо видела. Я злилась и пыталась тебя убедить, что это невозможно, потому что лучшие не умеют делать что-то плохо. Даже если захотели бы. Ты сказала, что достаточно, чтобы кто-то один из звёздной команды не был искренним, и усилия всех превращаются в фальшь. Кто-то один не был до конца честным или не сумел открыться… Сказала, что можно поверить в ложь, но нельзя обмануть чувства. Теперь думаю — ты говорила о нас, интересно?
     Каждый раз, когда ты уходила в школу, я шла за тобой, чтобы «довести» до школы, — ты же знаешь, что у меня всё должно быть под контролем. И когда ты садилась на свою скамейку в парке, у меня сжималось сердце: такая маленькая, беззащитная и такая одинокая. Мне хотелось подойти, обнять и сказать: «Ты не одна. Я здесь, я рядом… всегда была, есть и буду», — и ни разу этого не сделала. Ведь это же было бы неправильным. Правильным было бы дать нагоняй за прогулы в школе :). Боялась что-то нарушить, боялась показаться слабой, боялась быть откровенной, боялась сказать то, что чувствую... В нашей «звёздной команде» фальшивила я.
     Понимаю, что прошлое невозможно переделать… Похоже, будущее уже тоже. И всё-таки я решила рискнуть… как ты мне когда-то говорила, у каждого человека в жизни наступает момент, когда проиграть уже невозможно: можно только выиграть, и худшее, что может случиться — ничья :).
     Буду приходить в парк и буду ждать тебя на нашей скамейке и верить, что произойдёт чудо: ты подойдёшь ко мне и скажешь мне, что я не одна, что ты рядом была, есть и будешь… Потому что ты лучше, добрее и мудрее меня, потому что мне никогда раньше не было так страшно, потому что иногда мне кажется, что силы уходят не из-за болезни, а из-за скопившейся в душе гнили прожитой «по правилам» жизни, и душа задыхается… потому что я верю, что если ты… знаешь… когда-то «простить» значило «исцелить»…
     Прости меня, Дашутка».


     Иллюзии

     Катерина не шла, а просто-таки летела по коридору. Такой лёгкости она не ощущала лет сто. Да что там! Казалось, лет двадцать минимум было скинуто со счетов! А ведь день с утра не задался: похоже, она даже была на грани очередного нервного срыва. Сейчас её память заблокировала, что конкретно произошло (Катюша обладает такими суперспособностями), но случилось что-то крайне неприятное. Хотя вывести из себя Катерину могло что угодно, любая мелочь, любой взгляд, лишённый должной степени раболепия или не к месту промелькнувшая улыбка. Катюша была типичной, классической и, уж простите, без лишней скромности отметим, эталонной стервой. Непонятно, почему эта человеческая характеристика, в принципе, всегда ассоциируется с женщинами. Мужчин-стервецов, если не больше, то уж во всяком случае точно не меньше. Единственное (существенное) отличие: таких мужчин можно распознать сразу по внешнему виду: они все похожи на индюков — грудь вперёд, стоят надувшись, кончик носа практически доклёвыется до их многочисленных подбородков. Не замечали? В этом случае Бог абсолютно однозначно шельму пометил. С дамочками не всегда бывает так просто. Однако, если внимательно присмотреться, то можно заметить где-то около переносицы, ближе к одной из приподнятых бровей, лейбл «селф мейд». Кроме того, в отличие от «индюков» (и, наверное, это немаловажно) женские стервы осознают, кто они такие, и при этом невероятно гордятся этим.
     У таких людей, как правило, есть всё, кроме счастья в жизни. Счастье — это что? Внутреннее равновесие и баланс, а стервы всегда не сбалансированы, им всегда всего мало. Булимия развивается без преувеличения на всё и во всех направлениях одновременно. Потому что основная движущая сила таких гомосапиенсов — жадность, подпитываемая неиссякаемым, вечно бьющим ключом зависти. Но Катюша и это знала. Не всегда такие люди обладают умом в академическом понимании этого слова, но жизненный ум и чутьё у них развиты — дай бог каждому. Если объективно и непредвзято смотреть на вещи. Более того, Катюша очень отчётливо помнит день своего превращения в стерву из простой, неразговорчивой, где-то даже застенчивой девушки. Да-да. Именно такой она и была. Стервами не рождаются, это не особенный набор хромосом или хитро закрученная ДНК, — ими становятся, и притом сознательно и в одночасье. Главное — в какой-то определённый момент принять судьбоносное решение. Для этого не требуется форс-мажорных обстоятельств или благоприятного расположения звёзд, нет. Здесь важно быть внутренне готовым, созреть к принятию такого решения.
     Звук каблуков отдавался в голове Катюши раскатами набата, но сейчас её это почему-то не раздражало. (Обычно любой резкий звук способен был привести Катеньку в ярость. Из чего тут полы мастерят, интересно? И главное, где она? Нет, видимо, её довели-таки до ручки, раз не помнит, как она здесь оказалась. Такое уже бывало — Катюша не просто на коне, а на знаменитой русской тройке влетала в состояние аффекта. Когда приходила в себя, понимала, что она бог знает где, бог знает с кем, и всё вообще плохо. Со временем она стала впадать в такие малоприятные состояния всё чаще и чаще.) Ладно, скоро вспомнит, что к чему. Настроение, тем не менее, было хорошее. Лёгкость и свобода! Полная, неограниченная свобода! Когда-то Катерина думала, что такую свободу могут принести только деньги. Сами подумайте, каково это — вообще не захламлять мозг мыслями, как оплачивать счета, как прокормить себя: всё оплачено на сто лет вперёд. Хотя, бросьте, представить это невозможно, это можно только ощутить и только тактильно.
     Коридор не кончается в принципе. Какое-то дежавю. Точно! В тот день Катерина шла по такому же коридору. Шла к Вадиму Карловичу на приём. Чуть предыстории... У Катерины была подруга — Санька Белова. Во всяком случае, по всем формальным признакам она была подругой — знали друг друга лет двадцать: вместе учились в школе, потом в университете, вместе прогуливали, вместе отдыхали, влюблялись и страдали. С той только разницей, что Саньке в этой жизни всё давалось легко и всё сходило с рук. Катерине всё доставалось трудом, и за всё надо было платить. Были они художницами. Неожиданно, не правда ли? Мир богемы относительно демократичен, хотя и иерархичен. Иерархия фундаментально простая — признанные и непризнанные гении. Пробраться к признанным проще, чем кажется, но удержаться на желаемом уровне сложнее, чем представляется. Как ни хотела казаться Катька простой, компанейской девчонкой, с лёгкостью примеряющей и исполняющей любую предлагаемую ей избранными роль, в конечном счёте без Саньки она перестала быть вхожа в когорту гениев. И так каждый раз жизнь выбрасывала Катюшу на обочину, а Саньку выводила на большак. Так что неудивительно, что все эти годы капля за каплей в Катерине копилась, утрамбовывалась ненависть к подружке. За всё хорошее, как говорится.
     Потом пришло время взрослой жизни, и надо было выбирать: продолжать витать в облаках или опускаться на грешную землю и устраиваться на работу. Санька не торопилась с выбором, хотя ей предложения сыпались практически со всех сторон. Какие-то мелкие халтуры приносили Саньке сносный заработок, так что она не спешила расставаться со свободой, обменяв её на ярмо среднестатистического налогоплательщика. Катерине же не терпелось устроиться поудобнее и постабильнее, и она подалась в самую известную по тем временам рекламную компанию, которой сейчас и владеет. Интервью провалила с треском и смаком. Будучи бывшей творческой натурой, Катюша, подчас, с трудом разграничивает реальность и сильные внутренние переживания. Поэтому, хотя в тот день ей вполне вежливо дали понять, что вряд ли она сможет рассчитывать на место в компании, Катерине каждый раз, когда она прокручивала в памяти этот день, слышались обидные слова о её бездарности, бесполезности и никчемности. Со временем жизнь переквалифицировала Катюшу в судью, она сама заняла почётное место среди оценивающих. Каково же было её удивление, когда она осознала, что оценка практически не имеет никакого отношения к оцениваемому… хорошо, пусть процентов на пять. В остальном оценка, скорее, характеризует оценивающего и может зависеть от чего угодно, включая плохую погоду.
     Но в день собеседования Катерина чувствовала себя разгромленной, сломленной и потерпевшей полное фиаско в жизни. Её верная подружка, которая пошла поддержать Катьку, сидела в это время в кафе неподалёку, где и познакомилась, конечно же, случайно с Вадимом Карловичем. Слово за слово, Вадим предложил Саньке поучаствовать в одном из пилотных проектов, после чего она не просто попала в компанию, а сразу же на должность начальника отдела. «Случайно» — ключевое слово Санькиной жизни. Случай — стержень её судьбы, на который нанизывались все Санькины везения и удачи. Скажем так: если вы лично не знакомы с такими людьми, то это не значит, что они не существуют. Это значит, что вам несказанно повезло в жизни, и вам не понять, насколько остро, болезненно до безысходности начинаешь осязать всеми имеющимися в наличии рецепторами несправедливость жизни.
     Отдадим, тем не менее, Саньке должное — в компанию Катерина попала-таки благодаря подруге. Более того, спустя некоторое время, Санька отказалась от должности начальницы — в пользу кого? Катерины. Сама пошла к Вадиму и покаялась, что не справляется, не хватает ей начальственных ноток, тонов, полутонов и прочих штучек руководителя. И это было правдой. Хоть что-то у Саньки не получалось. Может быть, правда, потому что было ей это неинтересно и скучно. Боже мой, как она радовалась за Катерину! Для Катьки же этот жест означал одно — на, держи с барского плеча… или бери, Боже, что нам не гоже. И в тонко чувствующей художественной душе Катьки зелёная зависть равномерно смешивалась с тёмно-синей ненавистью, заливалось это всё калёным красным раздражением, до тех пор пока душемешалка не превратила эту смесь в чёрную жажду мести. Именно месть. Потому что крайне важно, чтобы Санька прочувствовала, через что прошла Катюша. Прошла бы её путь шаг за шагом, медленно и с пониманием. Фортуна приходит, прилетает, а справедливость надо восстанавливать. Не так ли?
     Каждый день Катька мечтала о том, как она наконец-то заставит подружку пригубить горький вкус жизни, пока не поняла, что надо не мечтать, а действовать. Катерина продала за очень неплохие деньги пару-тройку Санькиных идей конкурирующей фирме, и вот она уже шла по красному ковру этого нескончаемого коридора к Вадиму Карловичу, чтобы объявить ему о нелояльности Беловой. Подружку выгнали без суда и следствия. Обманутый Вадим Карлович успешно занял на какое-то время тогда ещё существовавшее место угрызений совести в душе Катерины: каждый раз, когда она его видела, неизбежно вспоминала удивлённое, по-детски растерянное выражение Санькиного лица, когда ей указали на дверь, поэтому от Вадима тоже пришлось избавиться. Это было уже проще сделать. Намного проще. Можно сказать, Катерина наконец-то открыла в себе дар, и это был талант продвижения по карьерной лестнице. Как бы вы это ни воспринимали, но это талант, и дано далеко не каждому. Эта выдуманная каким-то сказочником-утопистом совесть мешает очень многим получать от жизни то, что им по праву принадлежит. Совесть держит своих подопечных на коротком поводке и отдаёт команды: «Место. Рядом. Ко мне. Фу», и людишки покорно выполняют команды и получают за это косточки. Катюша от поводка давно избавилась и, уж конечно, косточками довольствоваться не собирается.
     Что это за коридор? У Катерины уже терпение было на исходе. А! Вот и дверь. Наконец-то сейчас всё и прояснится. Катерина открыла дверь и увидела длиннющую очередь. Ребята, только не это. Очереди не просто из далёкой прошлой жизни, очереди — вообще из другой жизни. Ладно… это делается как-то примерно так:
     — Извините, я подойду к девушке-администратору? — каким-то гулким глубоким голосом поинтересовалась Катерина. — Мне только спросить.
     — Конечно. Пожалуйста. Проходите, — ответил пожилой мужчина приятной наружности.
     Катерина, пробираясь через очередь к окошку, пыталась по одежде толпящихся, по запахам, и особенно по глазам определить, где она? Это точно не родина, потому что какое там может быть «пожалуйста, проходите»? Серьёзно? Но язык-то тем не менее родной и понятный. Чехарда какая-то. Вот и окошко.
     — Девушка, извините, я не думаю, что мне надо стоять в очереди. Я уверена, что у меня здесь уже всё оплачено. Могу ли я позвонить откуда-нибудь своему помощнику?
     Администратор улыбнулась, слегка покачав головой:
     — Екатерина Владимировна, не волнуйтесь. Я сейчас всё проверю. Подождать придётся в любом случае.
     Знают! И знают по имени и отчеству! Это меняет дело.
     — Дорогуша, я не собираюсь здесь торчать. Позовите вашего менеджера, и пока он идёт, распрощайтесь с этим местом. Если вы не в состоянии обслуживать вип-клиентов, это место явно не для вас. Вернее, вы абсолютно не на своём месте. Я жду ровно минуту, потом пеняйте на себя.
     — Екатерина Владимировна, поверьте, нет смысла нервничать и тем более торопиться. В очереди стоять необязательно. Вы можете присесть, если желаете.
     Можете присесть… Давно такого Катюша не слышала. Тут же почувствовала, как мощная волна разгоряченной лавы окатила её с ног до головы. Отсроченная месть, что может быть слаще? Девушка получит по полной программе. Пока, конечно, Катюша присядет.
     Молодой человек материализовался прямо из ниоткуда.
     — Здравствуйте, Екатерина Владимировна. Извините, не ждали вас так рано. Но, опять же, как говорится, пути Господни… Увы, в вип-приёме вынуждены отказать: у вас оказался минусовой счёт. Соответственно, будете располагаться на минусовых этажах. Я вас до лифта доведу, а дальше уж вы сами. Там свой обслуживающий персонал.
     Все события утра моментально выстроились в ясный, чёткий ряд. Само утро, что называется, ничего не предвещало. Обычное рабочее воскресенье. Но когда Катюша открыла дверь в офис, там не было никого. То есть ни одной живой души, никого из тех, кого она кормила, поила, прикармливала и подкармливала. Абсолютная поголовная и явно заранее спланированная забастовка. В этот раз злость Катюша почувствовала физически: как будто кто-то вонзил нож в сердце и начал медленно его поворачивать. Это было последнее, что она помнила…
     Дверь лифта приближалась быстрее, чем этого хотелось бы, и дышать становилось всё труднее и труднее. Неужели всё настолько банально и примитивно? Не заработал очки перед Богом и — на минусовой этаж. А поговорить?
     Двери распахнулись. Катерина подумала, что молодой человек, протягивая руки, хочет с ней попрощаться, но вместо этого он с какой-то нечеловеческой, просто-таки дьявольской силой втолкнул её в лифт. Реакция на это у Катюши в этот раз была странной, ей даже как-то полегчало, она влетела в лифт, стало совсем темно, и лифт понёсся вниз с сокрушительной скоростью. Через секунду открыв глаза, она увидела врачей «скорой» и сидящую около неё на коленях, ревущую Саньку.
     — Везёт тебе, Санька… — тихо, о чём-то своём, пролепетала Катюша.
     — Идиотка! Ты меня до смерти напугала! Это тебе повезло! Я же случайно зашла. Не хотелось тебя даже, дуру такую, видеть. Но… день рождения всё-таки. Подумала, кроме меня, никто и не вспомнит. Вот абсолютно случайно… понимаешь?


     Подружки

     Юля посмотрела на часы: хочешь не хочешь надо собираться на встречу с подругой в обеденный перерыв. Никуда не деться. Лена — близкий человек. Именно потому, что они давно дружат, Юля прекрасно знает, о чем речь пойдет, или вернее, о ком. Это Юля почувствовала сразу по голосу подруги. Хотя ведь Ленка с Юлей настолько разные, что даже трудно представить, что их дружбе уже столько лет. Юля не очень верит стандартным утверждениям, что противоположности притягиваются, или тому, что друг познаётся в беде. Притягиваться могут только половинки одного целого — как иначе? И друг, может быть, и познаётся в беде, но проверяется на прочность точно только в радости. Расстроиться за компанию могут многие, а порадоваться за компанию? Искренне? То-то и оно. Ленка, тем не менее, особый случай. Ленка не противоположность, она — Юля-наизнанку, если так можно сказать. Одни приоритеты в жизни, интересы, ценности; они одни и те же книжки читают, фильмы смотрят — при этом в одних и тех же местах смеются и плачут. Казалось бы… А вот чем они отличаются, коротко и вкусно можно объяснить так: они даже любят одни и те же конфеты — «Раковые шейки», но Ленке нравится глазурь, а Юльке — начинка. Но общих друзей, например, у них нет и не может быть даже теоретически. Сегодня Юля идёт выслушивать про очередной волнительный Ленкин роман. В этом она уверена на сто процентов. Сюжеты и герои меняются, но содержание романов у Ленки, как правило, состоит из шести глав. Можете проверить, если хотите.
     Юля дошла до кафе, где они и собрались встретиться. Лена, конечно, уже там. Хорошая новость — говорить Юле вообще ничего не надо. Её не за этим позвали. Плохая — придется остаться без обеда, но это не самое страшное в жизни. Не успела Юля присесть, как подруга начала свой рассказ. Главу первую Ленкиных романов Юля называет шаблонно «Все мужики одинаковые».
     — Привет, Юлька. Ты знаешь, все мужики одинаковые. Вот опять — двадцать пять. Исчез. Просто взял и испарился. Ни тебе звоночка, ни тебе записочки. Ни извини, ни до свидания, ни спасибо за всё. Договорились к Сашке на дачу ехать в эти выходные. Тебя он, кстати, Сашка в смысле, пригласил? Нет? Ну, не переживай, у меня просто харизма, ты ж понимаешь… А мой — как сквозь землю провалился. С этими мужиками как с инопланетянами общаться, ей-богу. Вообще не понимаю, что сказала не так, когда, что сделала не то? Хоть бы объяснил. Хоть бы намекнул. Эти ребята вообще не эволюционируют! Вот ты помнишь, я от Костика уходила? Ну, конечно, помнишь, господи… Это единственный эпизод в моей жизни, когда я уходила… Я же всё подробно ему объяснила, все акценты были чётко расставлены, все ключевые слова интонационно выделены: кто он, обоснование — почему и, главное, указала направление, куда ему дальше следует двигаться. А тут… сиди, гадай.
     Юля кивнула. Сейчас должна начаться глава вторая: «Но он был особенным».
     — Обидно не это даже, Юлька. Обидно то, что он был особенным. Понимаешь? Не таким, как все. Сама знаешь, что на меня мужчины-то внимание обращают. Жаловаться не могу. Но как-то в этот раз мне казалось, что нашла свою родственную душу. Помнишь, рассказывала, как розы он мне на день рождения прислал? Вот, кольцо какое красивое подарил. Это же не будешь всем подряд раздавать такие подарки? Права я или нет? Значит, любил меня. И я его. Второй день в себя прийти не могу. Реву и реву. Я теперь, знаешь, как на работу добираюсь? На метро! Не смотри на меня так. Понимаю, что это сложно даже представить себе. Но я сильная. Я справлюсь. Ты не переживай за меня.
     Это, конечно, явная прелюдия к главе третьей — «Хорошо тебе».
     — Но решила все-таки с тобой поделиться. Хотя разве ж ты поймешь? Тебе хорошо. Твой Славик — супермен. Такого же не бывает в жизни. Красавец! Ален Делон отдыхает. Фигура! Ван Дамм плачет. И вот третьего же никогда не дано, Юлька, согласись! Это же закон природы! А Славик у тебя еще и с мозгами. А глянет... дух захватывает. Сколько ты уже работ поменяла? Скачешь, как коза. Потому что при любом раскладе у тебя холодильник полный и деньги в тумбочке, а мне — паши, как конь, и при этом ещё выгляди прилично, чтобы личную жизнь устраивать.
     Теперь глава четвёртая — «Между нами».
     — Юль, только между нами, что называется. И сразу прошу извинить, если что. Без обид, ладно? Но вот ты же вообще ничего из себя не представляла. Если объективно? Велосипед велосипедом. Ни рожи, ни кожи. Прости. Я просто всегда правду людям в глаза говорю, ты ж меня знаешь: у меня характер такой — честный, прямолинейный. Тем более сейчас-то ты, конечно, классно выглядишь. Серьезно. Но при таком-то муже любой гадкий утенок в лебедя превратился бы. Мне, если честно, самой Славик твой нравится. И знаю, что запретный плод, но как увижу — так краснею. Он, судя по всему, под мои чары не попадает. Странно, да? Я не к тому, но иногда для поддержания формы надо бы с кем-нибудь пофлиртовать, а Славик у тебя кремень. Хотя...
     Вот и время подошло для главы пятой — «Семена сомнения».
     — Юль... слушай, а ведь он наверняка у тебя налево ходит. Чего головой качаешь? Я тебе, знаешь, сколько историй таких расскажу? Жили душа в душу, на руках носил, пылинки сдувал, а потом — чао, дорогая. Ты на стреме должна быть. И не таких мужиков уводят. А тут — неземное создание. Ты телефончик его проверяешь? Эсэмэски? Хотя я вот у своего проверяла, а толку? Но точно-точно что-то тут не так. Я сколько книжек прочитала по этой теме… Имею в виду «мужчина — женщина» отношения. Там та-а-ак всё запущенно… Я и на лекции ходила. Кстати, вместе можем походить. Очень поучительно. Таких отношений, как у вас, не бывает. Понимаешь? У Славика точно кто-то есть. Да что ты головой-то всё время качаешь!?
     Перед главой шестой, заключительной — «За кого ты меня принимаешь» — Юля достала из сумочки фотографию и положила на стол.
     — Что это? Вот это пощёчина! Это ты имеешь в виду «клин клином»? Да, Юлька... От кого угодно могла ожидать такого, но не от тебя! Где он — и где я? Ау, подруга! Вообще! Я же не настолько голодная, чтобы на всех подряд мужиков вешаться. Я тебе душу изливаю, горем делюсь, а ты мне что подсовываешь? Тут смотреть не на что! Доходяга какой-то! Ботаник! Но и своему звонить не буду ни за что! Не уговаривай!
     — Лен, не звони. Хоть дня три потерпи.
     — А я что тебе говорю?? Или ты считаешь, что у меня гордости совсем нет? За кого ты меня принимаешь!?
     — То есть уже позвонила?
     — Ну, Юль… раза два, не больше… ну, может, еще пара-тройка эсэмэсок… Не помню… Интересно, ты меня, наверное, за полную дуру держишь, да?
     — Какая ты дура? Ты школу с золотой медалью закончила и университет с красным дипломом…
     — Вот-вот. Спасибо, что выслушала. И как только ты своего Славика ухватила?
     Юля погладила лежащую перед ней фотографию пятилетней давности и улыбнулась.
     — Как-как… Ты ж сама сказала: красавец… фигура… мозги…
     — Врёшь!! Не может быть! Этот!? Да ладно! Слушай, иди-ка ты на работу, и я, пожалуй, пойду поэволюционирую. Благо, направление и ключевые слова я знаю, всё-таки золотая медаль, красный диплом, ну, ты в курсе...


     Порог счастья

     Оля пыталась поддержать разговор, но не получалось: неинтересно и скучно. Машке премию выписали. Радости-то, радости! Оля подругу поздравила, но без энтузиазма. Если бы предложили повышение по службе хотя бы, а так...
     Может быть, это зависть? Нет. Машке Оля не завидовала. Оля, если и завидует кому-нибудь, так это — Ирине. Вот уж где человек, который умеет радоваться жизни «несмотря на» и «вопреки». Позитивно настроенная личность.
     — Оль? — Ира заметила, что подруга невесела. — Что сейчас-то? Чего опять грустишь? Понедельник завтра?
     Оля очнулась от своих раздумий.
     — Завтра — понедельник, послезавтра — пятница. Тоска.
     — Послезавтра — вторник, — решила поучаствовать в разговоре Маша.
     — Ты знаешь, Машутка, я думаю, что уже родился на свет тот физик, который скоро нам всем докажет, что в неделе не семь дней, а всего-то два: понедельник и пятница. Ириш, вот когда была пятница? — Оля подмигнула подруге.
     — Сегодня, — рассмеялась Ира.
     — Вот видишь, Маш, а завтра — понедельник, — начала серьезно рассуждать Оля, но потом неожиданно, даже с некоторым раздражением, сменила тему разговора: — И чему ты опять, Ирка, радуешься? Что это за характер у тебя такой счастливый?
     — Характер у меня ужасный, у меня «порог счастья» низкий. Мне для счастья мало надо. Машке для счастья — премия нужна, а вот у тебя «порог счастья» явно завышенный, — слегка менторским тоном заключила Ирина, хотя «чертики», как всегда, так и прыгали в глазах жизнерадостной подружки.
     Не в бровь, а в глаз. А что? И так бывает. Всё есть — а в душе пустота. У Оли было ощущение, что она жила в каком-то замкнутом пространстве. Без окон, без дверей. Машинально выполняла одни и те же действия изо дня в день... С одной стороны — никуда от этого не деться: обязанности, долг, необходимость... Слово — «надо». Слышали про такое слово? Вот именно... С другой стороны — она чувствовала, что ее затягивает эта трясина ежедневной обыденности, монотонности. Уже мало что могло Олю рассмешить или растрогать до слез. Равнодушие, или, во всяком случае, отсутствие какого-либо интереса, стало обычным душевным состоянием. Как будто из Олькиной души что-то достали... большой кусок, надо отметить... посмотрели на него, покрутили в руках и... выбросили — без ее ведома, без ее согласия — за ненадобностью.
     А для нее этот «кусок» был важен, это и было её «я», её «суть», единственное уникальное отражение Ольги Свиридовой в зеркале этого мира. Но... всегда есть это — «но». Когда это произошло? Что это за «я»? Теперь не определить. Не понять. А без себя в этой жизни любому стало бы скучно и грустно. Раз порадовался за друзей... Хорошо... два раза порадовался.... Но дальше уже не радуется. И не потому, что ты плохой человек, а потому, что становишься наблюдателем, созерцателем... Эмоции, тем более сильные эмоции, могут испытывать только участники событий. Успешные, не успешные... но — участники.
     Оля это понимала, но с затерявшимся кусочком души исчезла и уверенность в себе, да и желание куда-то двигаться и к чему-то стремиться. Еще повезло, что у нее есть подруга-руководитель, которая нет-нет да заставляет проявлять активность.
     Ира попросила как-то Свиридову представить, чем бы она хотела заниматься. Оля представила... и «увидела» себя в должности коммерческого директора своей фирмы. Мечтать так мечтать! Позиция как раз освобождается. Работа с людьми, встречи, переговоры, командировки, профессиональное творчество, наконец.
     — Так в чем дело? Сходи к начальнику и предложи свою кандидатуру! Ты уже в компании шесть лет работаешь. Все данные у тебя есть. Может, им просто в голову не приходит предложить тебе эту должность? — Ира искренне удивлялась Олиному бездействию.
     — Еще не хватало выставлять себя на посмешище, — Оля сначала отбросила эту идею.
     Тем не менее, прислушалась к совету, и как-то, набравшись смелости, зашла к Петру Ильичу, своему непосредственному начальнику, поговорить о возможностях «карьерного роста».
     Петр Ильич — человек деликатный. Отговаривать Ольгу он не отговаривал, но как-то уж слишком подробно, как показалось Оле, рассуждал о том, какими качествами должен обладать претендент. Если вкратце, то профессиональные навыки и умения ценятся, конечно, однако, именно личностные качества в данном конкретном случае играют первостепенную роль: обаяние, умение располагать к себе людей, талант убеждения и прочее.
     Оля с пониманием покивала головой, выводы для себя сделала, но — подала-таки своё резюме на вакансию. В конце концов... Но какие у нее шансы из отдела кадров попасть в директора? Правильно... Никаких.
     — Олька, ну, расшевелись ты как-нибудь, — Ире, правда, стало по-настоящему жаль подругу.
     — Девчонки, извините, не хочу вам мешать, — вдруг появился на кухне Коля, Олин муж. — Оль, не могу свой костюм черный найти. Он случайно не в химчистке?
     — Да на месте он, — вздохнула Оля. — Сейчас.
     Николай ретировался, а Оля опять повернулась к подружкам.
     — Что ж... Пойдет будущий коммерческий директор мужа в командировку собирать. Придумаешь, что мне в жизни изменить нужно и как расшевелиться, — сообщи, — обратилась Оля к Ирише.
     — Да я тебе и сейчас могу сказать, — Ира решила не брать много времени на раздумье. — Вот завтра начни день необычно, и жизнь потечет уже по другому руслу.
     Оля даже задержалась в дверях.
     — Это как?
     — Да как хочешь. Поезжай на работу не на машине, а на общественном транспорте. И себя людям покажешь, и на людей посмотришь.
     Это отличное предложение! Мало того, что завтра — понедельник, мало того, что третий день подряд льет дождь, так еще и общественным транспортом добираться до работы!
     — Ясно. Подумаю, — настроение совсем испортилось: то ли из-за собственных мыслей, то ли потому, что где-то в глубине души Оля надеялась, что подруга подбросит какую-нибудь ценную идею.
     На следующее утро Свиридова встала в семь, как всегда, и пошла на кухню приготовить себе кофе и дочке завтрак.
     — Ма! — вдруг раздалось на всю квартиру. Тон Лизоньки, дочки, настораживал. — Я же сочинение не написала! Почему не напомнила?
     Так. Главное — с утра не заводиться, а то весь день насмарку пойдет. Виновата — значит, виновата.
     — Скажи, что завтра принесешь сочинение. Придешь — напишешь. Сейчас уже всё равно ничего не сделать, — Оля постаралась отреагировать спокойно и не поддаваться на провокацию.
     — А что сказать? — дочка уже почти плакала.
     — Скажи, дневник в школе оставила случайно, — почему-то, чувствуя угрызения совести, начала придумывать на ходу Оля. — Или честно скажи... не знаю. Да... поставят единицу — и пускай.
     Было слышно, как Лиза собралась и ни слова не говоря ушла, хлопнув дверью. Обычно или необычно? Ладно. Раз уж всё так неудачно с утра, то поедет она на метро до работы. Водит машину Оля уже пять лет, но всё равно каждый раз для нее это стресс, так что пусть ее довезет сегодня машинист.
     В вагон Оля не вошла — её внесли и поставили. Повернуться было невозможно, дышать тоже было трудно, но зато держаться не надо было: и захочешь, упасть некуда.
     Где-то совсем рядом раздался глубокий вздох. Повернувшись, Свиридова заметила молодого человека, элегантно одетого и довольно симпатичного.
     Начинается! Еще один воздыхатель. Всем она нравится. Вот так просто, с первого взгляда: стоит мужчине ее увидеть, как он сразу же влюбляется. Думаете, Оле это приятно? Отнюдь. Ее это, можно сказать, выводит из себя. Слава богу, выходить надо через две остановки.
     Опять вздох. Оля попыталась развернуться.
     — В чем дело, молодой человек?
     — Девушка, милая... встали мне на ногу, так хоть стойте и не дергайтесь! — услышала она разраженный баритон.
     Ах, вот оно что? Не влюбился, значит. Это — хорошо и необычно. Оля подняла ногу и попробовала нащупать свободное место. А поставить ногу-то и некуда. Ничего, скоро эти мучения закончатся.
     — Спасибо, — попутчик слегка успокоился.
     Всё... на следующей... И пусть лучше жизнь течет по обычному руслу.
     — Девушка, вы случайно не в МГУ учились? — услышала Оля уже знакомый баритон.
     Нет... всё-таки влюбился.
     — В МГУ, молодой человек, случайно не учатся, — ответила красавица, не соизволив даже голову повернуть к своему собеседнику.
     — Да-да... Извините, а вас не Ольга зовут? — «баритон» решил не отступать.
     Ну-ка, ну-ка... вот это уже что-то. Не просто поклонник, а давний какой-то поклонник.
     — Извините и вы меня, — Оля попыталась повернуться на одной ноге. — Но мне выходить нужно. Не пропустите?
     — И я с вами. Мне поговорить необходимо. Я вас уже несколько месяцев разыскиваю, — вдруг оживился незнакомец, — и ни одной зацепки! А тут... Вот так чудеса бывают на свете! Да ставьте ногу, как вам удобно. Что ж вы, господи, на одной-то стоите!
     Покатилось, поехало... И что в ней такого необыкновенного?
     — Ольга, — продолжал быстро говорить «баритон», видимо понимая, что времени у него не так-то и много, — а меня Константином зовут. Я тоже из МГУ. Мы сейчас встречу выпускников организуем — юбиляров, тех, кто окончил университет пятнадцать лет назад. Понимаете?
     Оля остановилась, повернулась лицом к «баритону».
     — Понимаю. И что?
     — Я избран организатором торжества. Занимаюсь на общественных началах, так сказать.
     — Хорошо. И что? — Ольге опять стало скучно.
     Константин заметно волновался.
     — Оля, вы же были солисткой нашего университетского ансамбля, помните?
     Неожиданно для себя Оля рассмеялась. Юноша! Помнит ли она?! Помнит ли заполненный до отказа зал? Помнит ли крики «бис, браво!» Помнит ли она это?!
     Её «коньком» были песни Бони Тайлер. Зал ревел и рыдал. Вот это были эмоции, вот это была жизнь!
     Да... так вот в чем ее жизненная проблема: она же — звезда! С таким порогом счастья ей радости больше не видать!
     — Давайте сразу к делу, — Константин поверил, судя по всему, в свои организаторские способности. — Я хочу пригласить вашу группу на встречу выпускников.
     — Костя, — Оля смягчилась. — Извините, но на встречи одноклассников, однокурсников... я не ходок. Не тянет. Прошел какой-то этап жизни — и слава богу. Вот и мой офис. Приятно было познакомиться.
     — Оля, не отказывайтесь. Подумайте, — видимо, Константин очень ответственно относился к своей общественной нагрузке.
     Настроение у Оли исправилось — бесспорно, но продолжать беседу ей не хотелось.
     Ближе к вечеру, в кабинет к Ольге заглянула Света — секретарь Петра Ильича.
     — Ольга Григорьевна, к вам пришли, — загадочно улыбнулась она.
     Оля слегка занервничала: только бы работы не подвалило к концу рабочего дня.
     — И как вам это удаётся? — продолжала рассуждать Светочка, скорее, сама с собой.
     Наверное, кандидаты на должность коммерческого директора решили проявить инициативу. Хотя сказано же было — им позвонят. Оля вышла в приемную и вдруг, как девчонка, запрыгала от радости.
     — Витёк! Стасик! Женька! Вы тут каким чудом? — Оля бросилась обнимать своих давних друзей. Витя — «гитара», Стас — «ударник» и Женечка — «фортепиано».
     — А что ж ты так грубо с организатором обошлась? Он чуть не плакал, когда обзванивал нас, — Виктор был совсем седой. И это в 36 лет!
     — Так вы вот по какому поводу, — Оля была слегка разочарована. — Ребята, да не реально это всё. Представьте, как это выглядеть будет: выйдет «стара-барыня-на вате» рок-н-ролл петь.
     — На комплименты напрашиваешься, — Стас подключился. — Разговор у нас с тобой короткий. Вот адрес — это Женькина студия. Приходи сегодня в шесть. Поговорим... Есть же о чем? — риторически поинтересовался Стас. — А заодно и порепетируем.
     Стас был руководителем группы — и остался. Только времена-то меняются.
     — Стас, не могу. Честно. Муж — в командировке. Дочка одна.
     — Сколько лет ребенку? — Стас был непреклонен.
     — Десять только, — Оля начала отпрашиваться — прямо как пятнадцать лет назад.
     — Не только, а уже десять. Справится. В половине девятого будешь дома. Гарантирую. Пока. Не только же ты работаешь. И у нас дела есть, — Стас поцеловал Олю в лоб. — Очень рад был тебя видеть, мать, — шепнул он.
     В шесть Свиридова была в назначенном месте. Почему-то она совсем не удивилась, увидев там и Константина. Организатор прямо-таки светился: трюк удался.
     — Мальчики, — опять начала Оля, — Я и слов-то не помню...
     — Слова — вот, — услужливо протянул листок Константин. — Ольга, уже перестаньте капризничать.
     Свиридовой стало неудобно. Действительно, очень похоже на то, что она ломается. А ведь никому не объяснишь, что на самом деле у нее кураж пропал. Оля посмотрела на ребят и решительно направилась к сцене. Где наша не пропадала!
     Репетиция прошла «на ура». И вторая, и третья, и четвертая. Как говорил всегда Женька, идя в студию, — «заглянем в пятое измерение?» Раньше Оля не задумывалась над его фразой, а теперь поражалась, каким умным он был! А что это если не пятое измерение? Вроде бы: всё и все вокруг, как всегда, — а мир вокруг меняется радикально. Общение на духовном уровне, что ли?
     В день юбилейного вечера Оля подошла к Петру Ильичу отпроситься. Ей нужно было прийти чуть пораньше как участнице мероприятия.
     — Так я — в курсе, Олечка. Я же тоже иду. Вот у меня — два пригласительных билета.
     Это для Оли было полной неожиданностью! Сколько усилий Свиридова приложила к тому, чтобы коллеги, и уж тем более начальство, воспринимали ее как серьезного человека, профессионала. И как она теперь будет выглядеть в глазах Петра Ильича со своим рок-н-ролльным прошлым, да и настоящим, получается?
     — Петр Ильич, это ж — самодеятельность. Для своих.
     — Да я это всё понимаю, Олечка. Я хочу лоботряса своего в МГУ сводить. Ему же поступать надо через год. А сам не знает, чего хочет. Так что у меня цели — свои, меркантильные, — Петр Ильич углубился в чтение бумаг.
     У Оли не нашлось аргументов. Да и что теперь сделаешь? Спасибо Константину!
     Николай тоже вернулся из командировки и собирался прийти на концерт с Лизкой. Так что сегодня — день ее прилюдного позора. Но — кого винить?
     Перед выступлением Оля стояла за кулисами и рассматривала зрителей. Совсем другая аудитория! Не справиться им. Не получится. Как можно было быть такой глупой и согласиться?
     Оля вышла на сцену. Поздравила выпускников с юбилеем и объявила первую песню. Голос дрожал, и хотелось развернуться и убежать. Потом она услышала первый аккорд, потом увидела, как Стас ей показал большой палец (сигнал — скоро ее вступление), Витек игриво тряханул седой прядью, и... Оля запела.
     Слышала она только первые две строчки, потом... потом опять попала в пятое измерение: а там она — звезда, она — властелин, она может всё, там легко и радостно, там нет страха, нет неудач, это — её мир.
     Голос Оли проник в каждого, она пела для зала, и для каждого зрителя в отдельности, она была со всеми вместе и с каждым наедине. Это — волшебное общение. Диалог глаз. Многоголосье душ...
     Песня закончилась. В зале — тишина. Оля увидела глаза знакомых и близких ей людей: «Ты кто, прекрасная незнакомка?» — читалось в каждом взгляде.
     Концерт имел невероятный успех. Но это было не самое главное. Все претенденты на вакантную должность померкли в глазах Петра Ильича. И это не главное: Николай и Лиза не переставали восхищаться Олей — это важно.
     Но самое главное и важное было то, что Оля нашла дверь, переступив порог которой она опять нашла себя, порог этой двери и был порогом ее счастья.


     Новая жизнь

     Кто-то начинает новую жизнь по понедельникам, кто-то 1 января каждого года, а Анна решила начать всё с чистого листа сегодня: в пятницу, 31 декабря, в 23:40.
     Точного сценария новой жизни у Анюты нет. И это преднамеренно: если все спланировать, просчитать, прописать, учесть все риски, вычесть неудачи и неприятности, то жить будет очень скучно. Согласитесь. Неинтересно. Пусть будут сюрпризы. Приятные, и не очень. Самое что ни на есть настоящее и захватывающее реалити-шоу. Но — с Аней в главной роли. И будет наша героиня непременно красавицей, как бабушка, умницей, как мама, и сильным, волевым человеком, как папа. Это все в ней есть, и не воспользоваться таким подарком судьбы просто грех.
     Знаете, чего бы Ане хотелось сделать сейчас больше всего на свете? Набрать в легкие побольше воздуха и закричать на весь мир: «А-а-а-ня!», взмахнуть руками, как крыльями, и полететь... Почему-то Анюте кажется, что этот крик вырвет из нее навсегда и унесет с собой все ее страхи, сомнения, нерешительность, неуверенность в себе. Улетят они куда-нибудь далеко-далеко в космос, в беспредельность, в бесконечность — и больше никогда к ней не вернутся.
     Сейчас Аня знает ответ на вопрос «…отчего люди не летают, как птицы?» Ответ очевиден: люди рождаются и им говорят: «Ты не птица, и летать не можешь». Кто знает, не исключено, то же самое говорят страусам при рождении. Но Анюта из тех, кто с таким упоением и наслаждением парит во сне, и поэтому знает не понаслышке, из собственного опыта, что люди могут летать. Иначе, пусть пессимистически настроенные материалисты объяснят, как можно настолько реалистично ощущать чувство полёта, когда каждый мускул тела знает, что надо делать, чтобы набрать высоту, поймать «свой» воздушный поток и расправив руки планировать над лесами, морями, полями, городами, не испытывая ни малейшего чувства страха, дискомфорта, неестественности происходящего. Откуда у людей такие знания, пусть и подсознательные? В новой жизни Анюта не будет страусом, не будет прятать голову в песок — и будет летать, потому что она это умеет делать.
     И она сможет всегда оставаться самой собой. Хорошей и плохой, грустной и веселой, умной и глупой, мудрой и наивной, но Аней. Одной-единственной и неповторимой. В новой жизни она опять начнет верить в сказки и Деда Мороза, и всё получится. Аня знает, что у нее есть своя звезда, которая всегда будет освещать ее тропинку в большой мир счастья. И если не свернуть со своей дорожки, если не предавать себя, если верить в свою путеводную, то ничего плохого никогда не произойдет, потому что это невозможно.
     В новой жизни ее мир будет совсем другим, она будет окружена теплом и заботой, умными, понимающими людьми, и будет платить им тем же. Это легко, потому что естественно. Вот, собственно, и все планы.
     Вдруг Анюте стало как-то не по себе — страшно и очень холодно. Сердце заколотилось так, что его удары слились в один громкий гул, оно буквально взревело, как реактивный двигатель. Пора! Аня оттолкнулась... и... полетела... «А-а-а-ня!» — разлетелось по всей вселенной.
     Дальше всё случилось именно так, как Анюта и предполагала. Страх в одну секунду исчез. И вот ее держат чьи-то сильные, теплые руки.
     — Добро пожаловать, Анна, — Петр Семенович устало улыбался. — Как добралась? Без приключений?
     Пока Анюта размышляла, что бы ответить, дверь открылась и в комнату вбежала симпатичная молодая девушка.
     — Петр Семенович! Уже без пяти двенадцать, Новый год на носу, а роженицы идут и идут. Их аж три уже в приемном покое! Что делать?
     Петр Семенович, глядя на Анюту, серьезно ответил медсестре:
     — Катюша! Как что делать? Скажи, что на сегодня прием окончен. Новый год всё-таки. Люди должны понимать. Пусть приходят завтра.
     — Ага, — Катюша радостно вылетела в коридор.
     Петр Семенович подмигнул:
     — А ты наверняка думала, что всё будет просто и легко в этот раз. Посмотрим...


На первую страницу Верх

Copyright © 2017   ЭРФОЛЬГ-АСТ
 e-mailinfo@erfolg.ru