Людмила Некрасовская – лауреат премии имени Михаила Матусовского (2006), лауреат премии имени Леонида Вышеславского (2004, 2005, 2006), лауреат всеукраинских и международных поэтических фестивалей и конкурсов. Член МСПС. Член правления Конгресса литераторов Украины.
Лауреат литературного конкурса Интернет-журнала "Эрфольг" – 2007.
Стихи публиковались в журналах и альманахах Украины, России, США, Израиля.
Живет в Днепропетровске.

ЛЮДМИЛА НЕКРАСОВСКАЯ

МОЙ БАЛЛ
Поэма

1. Школа

– «А я б таких не принимала в вузы! –
Кричала Танька, стоя у окна, –
Они – враги Советского Союза!
Страна им совершенно не нужна!»
Десятый «А» насупил брови грозно.
А я на взглядов резком сквозняке,
Ее спросила: – «Таня, ты серьезно?
Ты, с пышной клумбой двоек в дневнике?
Да, люди уезжают. Но веками
К мечте брели, одолевая страх.
И Родина в душе – отнюдь не камень
На шее, и не путы на ногах.
Запачкать мы спешим чужие жизни,
Когда свои не взяты рубежи.
А хочешь доказать любовь к Отчизне –
Своей учебой это докажи».
Но класс мрачнел, пока звучало слово.
В стране тогда важнейшею из тем
Являлось осуждающее шоу
С решившими уехать насовсем.
Мне выступленье стоило медали.
Не знаю, кто в доносе виноват,
Но за учебу золота не дали,
Впаяв одну четверку в аттестат.
А чтоб душа не чувствовала груза,
И усмирила детской правды прыть,
Мне объяснили, что студентом вуза
Любой отличник может и не быть.
Стал болевой порог довольно низким,
Задачек-закавык не сосчитать,
Поеживаясь, я читала в списках
Поставленную кем-то цифру «пять».
Наверное, меня не доломали.
Но с этих пор обиднее всего,
Когда до ожидаемой медали
Мне не хватает балла одного.


2. Институт

А институт, гудящий и огромный,
Затягивал в большой круговорот.
Взрывной, многоголосый, неуёмный –
Учебными делами жил народ.
Был каждый день расписан по минутам
На лекции и НИС, ЛИТО и дом.
Катила жизнь троллейбусным маршрутом
До пересадки, названной «Диплом»,
С которым прорастало в сердце много
Надежд на приносящий радость труд.
До мелочей знакомая дорога
Привычно торопила в институт,
Вбирали солнце новые высотки,
А из открытой форточной дыры
Хрипел уже простуженный Высоцкий,
Как кофе, дефицитный до поры.
Царицей не была еще реклама,
А быт являл собой сплошной конфуз.
И громко обсуждались вести с БАМа
Или стыковка «Апполон» – «Союз».
Прилежный старичок из ветеранов
Стремился отоварить свой талон.
Был город, пробуждающийся рано,
По-утреннему скудно освещен,
Но как-то по особому упрямо
Мыл улицы, расчесывал дворы.
Страдали озабоченные мамы
От мелочных капризов детворы.
Цвели улыбкой встреченные лица
Сквозь раздражавший сигаретный дым.
Мы у аптеки ровно в восемь тридцать
Орбитами пересекались с ним
И загорались, повстречавшись взглядом.
Красив, и в лейтенантской форме он.
Да столь высок, что, окажись мы рядом,
Едва бы я достала до погон.
Любовь взрывоопасна, словно порох.
И я сбегала от сердечных мук
Туда, где в кафедральных коридорах
Витал неповторимый дух наук.
Где, разбирая формулы и схемы,
Как в ноты погруженный музыкант,
Я забывала баллы и проблемы,
И то, что есть влюбленный лейтенант.


3. Знакомство

Я на минуты ночи, как на нити,
Нанизывала бусины задач,
Чтоб отыскать молекулы открытий
И обнаружить атомы удач.
Так сладостно решать без остановки,
Себя все большей сложностью дразня!
Но львиный рык проснувшейся Петровки
Уже провозгласил начало дня,
Когда во власти чертежей и формул
Поток людской студентку к вузу нес.
И кто-то сильный в лейтенантской форме
Вдруг выхватил меня из-под колес.
О, этих глаз кричащих выраженье,
И ощущенье незнакомых пут!
– «Простите: не представился. Я - Женя.
Вернее, Женька. Так меня зовут». –
День потянулся необычно, странно
За медленными стрелками часов.
Он ждал меня под вечер у фонтана,
Вплетая нежный взгляд в букет цветов.


4. Друзья

Жизнь закружилась, будто кинолента.
А Женька демонстрировал размах:
Он пел, играл на разных инструментах
И говорил на многих языках.
Мы плыли по реке литературы
Меж островов талантов и удач,
Причаливали к берегу культуры
Решения технических задач,
Читали про загадки древних сфинксов,
Разгадывали Кио новый трюк,
И думали, чем фирменные джинсы
Удобнее отечественных брюк.
Пьянило счастье находиться рядом
Столь дорогое – хоть сдавай в музей.
И были нипочем шальные взгляды
Моих подружек, Женькиных друзей.
Когда на день рождения однажды
Ребята пригласили нас двоих,
Он выложил доверчиво и важно:
«Друзья ко мне приклеили – “Жених”».
Звонок прервал страданья фортепьяно,
Дверь ахнула слегка, впуская нас.
Хозяюшка представилась: – «Оксана, –
И указала на супруга: – Стас.
Володя обещал придти позднее.
Сказал: “Дежурство сдам и прилечу”».
И Стас жену погладил по плечу:
– «Сообразите что-то повкуснее».
Оксана, томной грацией полна,
В веселых шутках растворяла вечер,
Смешав коктейлем пряный запах лечо
С хмельной горчинкой терпкого вина.
Пока ребята воспевали дружбу,
Мне открывалась мудрая душа:
«Для офицеров нет важнее службы.
А я хочу любви и малыша».
И поспешила в исповедь мою
На позолоту чувств поставить пробу:
«Фундаментом закладывай учебу,
А кровлей сделать следует семью.
Замужество не строят впопыхах,
Вычерчивая жизнь согласно моде...–
Звонят как будто? Видимо, Володя.
Ну, так и есть. С дежурства. В сапогах».
Командовал Володя, улыбаясь:
– «Оксана, отряхни-ка пыль с иглы
И ставь пластинку. Для тебя стараюсь.
Достал по блату. Радуйся: “Битлы”.
Вручив друзьям подарки и цветочки,
Он радостно дорвался до еды.
Но не нарезал мясо на кусочки,
Взял целиком, и со сковороды.
На Женькином лице сквозила мука.
Он прошептал: – «Хотя мы и друзья,
Но этикет – особая наука.
И пренебречь им попросту нельзя».
Я молча отшатнулась. Усмехаясь,
Влепила, как пощечину, ответ:
– «А знаешь, если я проголодаюсь,
Мне безразличен будет этикет». –
И стало на душе темно и горько.
И побледневший мир стыдом объят,
Как будто ненавистная четверка
Опять мне отравила аттестат.


5. Семья

В тот выходной мы захотели снова
Полюбоваться лебедем в пруду.
Но Женька спохватился: «Дал я слово,
Что я тебя обедать приведу».
И вот уже родители в прихожей
Мне, улыбнувшись, говорят о том,
Что сын у них серьезный и хороший,
И просто так девчат не водит в дом.
И мама расстаралась в честь обеда,
А папа, угощая: «Знатный гусь!»,
Повел неторопливую беседу
О том, как хорошо, что я учусь,
Как это важно в жизни современной.
И протянул шампанского бокал:
«Вы говорите, ваш отец – военный?
Так вот и я, представьте, генерал!»
Среди высокомерья неуютно
И потому, боясь попасть впросак,
Я стала тенью стрелочки минутной,
Гадая, что же делаю не так?
Предотвращая приближенье шторма,
Подмигивал мне Женька: «Ничего.
У каждого по три прибора – норма».
А мне вполне хватало одного.
И, поблагодарив за угощенье
И пожелав родителям добра,
Закончила взаимные мученья
Обычной фразой: «Мне уже пора!»
Мир набухал обидой и слезами,
А Женька молчаливо провожал.
И снова жизнь устроила экзамен,
А я не получила высший балл.


6. Признание

Каникулы! И лучшею наградой
За целый год учебного труда
У нас считались будни стройотряда
С надуманным названием «Звезда».
И, возводя коровники и фермы,
Все удивлялся строящий народ
Тому, как он сдружился в этот первый,
Насыщенный занятиями год.
По-дружески наполнив ядом фразу,
На откровенность предъявив права,
Девчонки донимали: «Ах, ни разу?!
Какой пассаж: слова, слова, слова!»
А после, взгромоздившись в кузов ловко
Веселой, жизнерадостной гурьбой,
Врастая кожей в грубые штормовки,
Мы, распевая, ехали домой.
Едва успев поцеловать домашних,
Услышала осипший телефон:
– «Ты дома? Ну, конечно это важно.
Докладываю: я в тебя влюблен.
Я на такси, с Оксаною и Стасом,
С цветами при параде – и звоню.
Как для чего? Остался час до Загса.
Поторопись. Приеду – объясню».
Скользя по платьев легкому безумью,
Осмысливала странный разговор.
Дверной скворец прервал мои раздумья:
– «Ну, что ж ты не готова до сих пор!»
Охапка белых роз в росе алмазной
Подчеркивала чувственный накал.
– «Давай-ка, Женя, медленно и связно».
– «Я виноват, что раньше не сказал,
Но в группу войск попасть хотел давно я.
Отец подсуетился. Есть приказ.
Зато поеду не один – с женою.
Без проволочек Загс распишет нас.
Чуть позже посидим в кафе с друзьями.
Заказаны билеты. Ночью сбор.
А поутру – со свежими мечтами
Осваивать неведомый простор».
– «А что моя учеба? Пролетела?
На то, чтоб все оформить, нужен час».
– «Зачем тебе? Жена – иное дело.
А время лишь на сборы. Есть приказ». –
Все это было сказано серьезно.
Оксана, сердце помнит твой совет!
– «Ах, Женя! В этих планах грандиозных
Нет мелочей: моей учебы нет,
Стремления наукой заниматься.
И не учел ты, что моя родня
Решенье это примет без оваций.
Нет, милый, отправляйся без меня». –
Зависла болью тишина густая.
А по стеклу, мгновенье погодя,
Уже ползла горячая, живая
Слезинка обжигавшего дождя.
И словно прорвалось над миром что-то,
А сверху гром в раскат захохотал
Над тем, что жизнь (в который раз по счету!)
Дразнила, не поставив высший балл.


7. Отъезд

Состав шипел змеею у перрона,
В далекий путь настойчиво маня.
И холодно, с обидой затаенной,
Прощаясь, Женька целовал меня.
Оксану осторожно чмокнул в щечку,
Владимира и Стаса по-мужски
Обнял и на прощанье, ставя точку,
Сказал: «Ловите письма, мужики». –
«И мне пиши», – я на руке повисла.
Но этими словами обожжен,
Как выдохнул: – «Не вижу в этом смысла», –
И, отстранившись, он шагнул в вагон.
Сюжет романа превращался в повесть,
Судьба предполагала поворот.
Мучительно и тонко вскрикнул поезд
Совсем лениво набирая ход.
И, словно груз вины неся, Оксана,
Взглянув на убегающий состав,
Посетовала: «Вот и нет романа.
Хотя герой, по-моему, не прав».
И Стаса ухватив за руку крепче,
Помочь не в силах горю моему,
Спросила напрямую: «Что ты шепчешь?
Кто ставит балл? За что и почему?»


8. Ожидание

А я опять в учебу и науку
Старалась погрузиться с головой.
И вечерами, приходя домой,
В почтовый ящик заглянув (пустой!),
Ругала гонор, глупость и разлуку.
Слипались дни в бесформенную массу
Бессчетных дат, событий и судеб,
Чтоб из нее историк выжал масло
На свой властями вымеренный хлеб.
Год завершался. Треть задач готова.
Доцент устало одобрял итог.
И вдруг: – «Руководителя другого
Я подыщу, чтоб он тебе помог».
– «Но почему?!» - А он прервал беседу,
Как будто хлопнул старую печать:
– «Коллега пошутил, что я уеду.
И мне решили в душу наплевать».
– «За чью-то шутку? Как же могут люди?
Вам как специалисту нет цены!
Я не уйду!» – «Поверь, так лучше будет.
А ты учись. И жертвы не нужны».
И предстояло все начать сначала.
А мне казалось, что иду ко дну.
Не понимала и не принимала
Любимую жестокую страну.
И, с мыслями о чести и свободе,
В трамвае протянула на билет.
Вдруг радость узнавания: – «Володя!
Мы целый год не виделись! Привет!
С тобой столкнуться в транспорте: нежданно!
За год, наверно, столько новостей,
А я не знаю. Как там Стас? Оксана?
Да и от Жени никаких вестей».
С минутой каждой улыбаясь шире,
Рассказывал Володя не спеша:
– «Стас и Оксана далеко, в Сибири.
Уже прислали фото малыша».
И вдруг, смутившись, он сказал потише,
Но все-таки в трамвайной толкотне
Я услыхала: «Женя часто пишет.
Да, регулярно Женя пишет мне.
В порядке он. Ты не волнуйся, право.
Смог даже отличиться. Награжден
И боевым. Да, Женька – наша слава!
Все звезды в небе – для его погон».
Володя говорил еще о чем-то.
Трамвай на поворотах дребезжал.
А маленькая глупая девчонка
Беспомощно теряла высший балл.


9. Встреча

Я забрала сынишку из детсада.
И радостно рассказывал мне сын
О том, что для занятий детям надо
Купить в большой коробке пластилин.
Доверчивою теплою ладошкой
Тянул меня в ближайший магазин:
«Я на игрушки посмотрю немножко.
Конструктор там с моторчиком один».
Задумавшись, стояла я у кассы,
Пока малыш исследовал отдел.
И вдруг весомо и спокойно: – «Здравствуй!
Не ожидал увидеть. Но хотел».
От боли сердце сжалось на мгновенье,
И голос от волненья задрожал:
– «Спасибо за желание, Евгений.
Ты выглядишь отлично. Возмужал».
– «А ты совсем не изменилась внешне.
Зато кольцо на пальце. И давно?
И раз ты здесь, то дети есть, конечно?
Ну, надо же – столкнуться, как в кино!»
Сын появился, волоча коробку,
Военный вдруг привлек ребячий взгляд.
И, глядя вверх, малыш промолвил робко:
– «Мам, погляди, какой большой солдат!»
– «Я – офицер», – он наклонился к сыну,
Взял на руки, сказав: «Я заплачу».
А я не знала, по какой причине
Малыш притих, прильнув к его плечу.


10. Дорога

Мы шли домой. Недолгая беседа
Приобретала мягкую канву.
Что прибыл в отпуск, Женька мне поведал,
А после – в академию, в Москву,
Решил всерьез заняться кандидатской,
Большие перспективы впереди,
Хоть образ жизни – холостой, солдатский.
И он поправил орден на груди.
Я вспомнила, как муторно и длинно
Вмерзала в ожиданий пустоту,
Когда искала главную причину,
Заставившую преступить черту.
Тогда, казалось, в чувственной пустыне
Взаимности окончился сезон.
А сердце, как песок, в ночи остынет,
Едва, как одеялом, горизонт
Укроет солнце. Было очень странно
И даже больно впитывать слова
О том, что я любима и желанна.
Я помню: закружилась голова.
Парнишка, замирая, ждал ответа.
Он был чуть больше месяца знаком.
Но искренен (я чувствовала это)
И честен, и красив, и дураком
Не выглядел, и сам учился (значит,
Мою учебу принял без труда).
И перспектива виделась иначе.
Ломался мир. И я сказала: «Да».
А мысленно себе пообещала
Не дать судьбе смеяться надо мной.
Былое зачеркнуть. Начать сначала.
И стать хорошей преданной женой.
Сгорали дни до свадьбы, словно спички.
А я, приговорив себя сама,
Избавиться пыталась от привычки
Ждать каждый день заветного письма.
И наконец, поправив пену кружев,
Надела перед зеркалом фату.
Почтовый ящик был уже не нужен.
Я словно провалилась в пустоту.
Потом защита. И настолько долгим
Был путь, что в это верилось с трудом.
Студенты, будто бурлаки на Волге,
Тащили на плечах своих диплом.
Как я была довольна назначеньем!
Озвучивала выводы свои
Комиссия по госраспределенью:
«На должность инженерную в НИИ».
Сын задал смысл иной существованью,
Своим рожденьем нити бытия
Переплетая с любящим вниманье
Понятием: хорошая семья.
И было за него слегка тревожно.
И предстояло с малышом опять,
Стремительность сменив на осторожность,
Всё удивленье жизни повторять.
А мир в его глазах восторгом светел.
Но, глядя на него, взрослела я.
Ведь нет наук сложней, чем наши дети.
Как нет задач весомей, чем семья.
Но вот и дом. А сын, на Женьку глядя,
Вдруг уцепился за его плечо
И прошептал: «А ты – хороший дядя.
Мам, попроси, чтоб он пришел еще».
Предотвращая приближенье шторма,
Подмигивал мне Женька: «Ничего.
У офицеров три свиданья – норма».
А мне вполне хватило одного.


11. Отпуск

Но он пришел. И вновь довел до дома,
Чтоб утром мог дознаться весь детсад,
Что есть у сына офицер знакомый,
Огромный и взаправдашний солдат.
А Женька, возраженьям не внимая,
Нас ежедневно провожал домой.
И вдруг сказал: «Я завтра уезжаю.
Вот так и завершился отпуск мой.
Я глупым был. Теперь – иное дело.
Люблю, как прежде. И зову с собой.
Ты в группу войск со мной не захотела.
Но есть надежда соблазнить Москвой.
Теперь не тороплю тебя напрасно.
Обдумай, не спеша, мои слова
Бери сынишку, приезжай. Мне ясно:
Ты отрицаешь, но любовь жива».
И вновь состав змеею у перрона
Шипел негромко, в дальний путь маня.
На этот раз с надеждой затаенной,
Прощаясь, Женька целовал меня.
А сердце снова мучилось и кисло,
Услышав, что намерен он писать.
«Не стоит, Женя. Я не вижу смысла.
Прошу тебя: не порть мне жизнь опять».
И было неожиданно и странно
Предчувствовать болезненный финал,
Как будто жизнь дала мне роль Татьяны,
Но за игру не ставит высший балл.


12. Письма

Мне стоило немереных усилий
Сменить в себе душевный шторм на гладь.
Работа, дом внимания просили.
Я им спешила должное воздать.
С утра в НИИ, оттуда в садик прямо,
Стараясь доказать себе одной,
Что нужно жить и быть хорошей мамой,
Сотрудником научным и женой,
И ни к чему вся чувственная вьюга.
Я наблюдала, радуясь, опять:
Мои мальчишки проросли друг в друга!
Кто дал мне право жизни им ломать?
И от добра ль искать другое что-то?
А время душу вылечит само.
Володя позвонил мне на работу:
– «Уже томится в ящике письмо».
– «Но для чего? Я все уже сказала.
Зачем ты провоцируешь скандал?»
– «Не суетись. Чтоб не было скандала,
Конверт я от себя переписал».
Обжег глаза давно знакомый почерк,
Жила надеждой каждая строка.
И оживал перед глазами очерк
О буднях и душе холостяка.
А письма были все длинней и чаще,
Как будто он стремился показать:
Любовь лилась рекою настоящей,
А реку никому не удержать.
Но положенье виделось дурацким,
Рвалось души живое полотно.
И как-то, в день защиты кандидатской,
Он выдумал, что я и сын в кино,
И на троих спешил готовить ужин,
Себя надеясь обмануть хитро,
И ждал, представив, что любим и нужен.
Но есть не смог. Все выбросил в ведро.
Нет, я на письма те не отвечала.
И даже раздражали иногда
Готовность Женьки все начать сначала
И вера в то, что он услышит «да».
Но часто мысли мучили другие
О том, что в жизни длинной колее
У Женьки не любовь, а ностальгия
По юности, по дому, по семье.
И все же, не показывая виду,
Что тих, но жив на дне души родник,
Я затаила на судьбу обиду
За то, что «пять» не ставит в мой дневник.


13. Беда

Когда река мощна и полноводна,
Не представляем, что настанет час,
Когда она иссякнет, и свободно
Вся сушь небес обрушится на нас.
Не стало писем. Это было странно,
В последнем – ни намека на итог.
И появилась ноющая рана:
Не пишет Женька – чувству вышел срок.
Но сердце в это верить не хотело,
Как засухе не верят у воды,
Хотя не обнаружено предела
Предощущенью будущей беды.
Володя встретил утром возле дома,
Был непривычно сдержан и помят,
И голос стал глухим и незнакомым,
И отводил, как виноватый, взгляд.
А снег вокруг исхожен совершенно,
Как будто зверь топтался у двери.
И даже водкой пахнет откровенно.
– «Ну, не томи, Володя, говори».
А он тянул и отвернулся снова,
И вдруг, собравшись, выдохнул ответ.
И прозвучало выстрелом три слова,
Три диких слова: – «Женьки больше нет».
И будто сломан сдерживавший клапан,
Слова внезапно потекли рекой:
– «Три дня назад звонил мне Женькин папа.
Был взрыв на полигоне под Москвой.
А Женя что-то к докторской придумал
И, опытный спасая образец,
Не уберегся». Помолчав угрюмо,
Добавил глухо: – «Вот такой конец».
Дальнейшее припоминаю смутно.
Куда я шла? Куда Володя шел?
Впервые в это пасмурное утро
Судьба в мой аттестат влепила «кол».


14. Командировка

Москва. Последний день командировки.
Поставлена заветная печать.
Моим мальчишкам куплены обновки.
И было время просто погулять.
В больших витринах солнца отраженье,
Как прежде, суетлив людской кагал.
А помнишь ли, Москва, когда-то Женя
По улицам твоим легко шагал?
Пройтись бы там, но адреса не знала,
И шла, сама не ведая куда.
Володя, чтобы не было скандала,
Конверты переписывал тогда.
Нахлынули, как дождь, воспоминанья,
Все оживив, что было позади.
И вдруг знакомым показалось зданье,
И что-то подтолкнуло: «Заходи».
Парадное, у лифта три ступеньки,
Облезший лак у лестничных перил,
Дверь отворилась, я вздохнула: – «Женька!» –
И пол внезапно из-под ног поплыл.
Когда нашатырем запахло резко,
Открыла с удивлением глаза.
Высокий парень в форме офицерской
Мне говорил с упреком: – «Так нельзя.
У вас командировочное рвенье?
С утра поди не ели ничего?
Вы почему меня назвали Женей?»
– «Да Вы слегка похожи на него.
И форма та же. Да и рост примерно.
Хотя, казалось, он такой один.
Мне от воспоминаний стало скверно:
Погиб недавно Женя Головин.
Я по Москве брожу часа четыре,
И, кажется, что он ведет меня».
– «Ведет?! Да он же в этой жил квартире!
До гибели! До рокового дня!
Жилье-то академия давала.
Попейте чай. Такси я заказал.
Заедемте на кладбище сначала,
А после провожу Вас на вокзал».
Настолько больно было мне впервые.
Горячей солью обожгло цветы,
И грустно улыбнулись, как живые,
Глаза с холодной мраморной плиты.
Мы запалили тоненькие свечи,
А солнца луч на памятник упал.
Казалось, подарив мне эту встречу,
Судьба пообещала высший балл.


15. Балл

Был почерк на конверте незнакомым,
Но адрес отправителя – Москва.
Вскрывала я, предчувствием ведома
Настолько, что кружилась голова.
Два листика: поуже и пошире.
И вот развернут наугад один:
«Вы помните, как были на квартире,
Где жил когда-то Женя Головин?
Так вот, для наведения порядка
Перебирал я старый книжный хлам.
В одной из книг нашел письмо-закладку.
Там Женин почерк. Видно, это Вам».
Как от удушья становилось плохо.
Ну, где ты, долгожданная гроза?
Но мир сужался до листка, до вздоха,
И Женькин почерк обжигал глаза.
А сердце, как набат, в груди стучало.
Нет, ты не солгала, судьба моя.
Всего пять слов. За каждое по баллу.
«Родная, здравствуй! Это снова я!»
 

Людмила Некрасовская. Исконное наше
Людмила Некрасовская. Всю жизнь мы ждем...