|
Федор Ошевнев
родился в 1955 г. в г. Усмани Липецкой области. Окончил
Воронежский Технологический институт (1978) и заочно Московский
Литературный институт им. А. М. Горького (1990). Почти 15 лет отслужил
армейским офицером (комвзвода, позже корреспондентом окружной газеты СКВО). Заканчивал
службу в милицейской пресс-службе, в г. Ростове-на-Дону. Дважды побывал
в «горячих точках»: Северная Осетия — Ингушетия (1993) и Чечня (2000).
Майор внутренней службы в отставке. Награжден несколькими медалями,
в том числе «За ратную доблесть» и «За отличие в охране общественного
порядка» (по итогам командировки в ЧР). Публиковался в журналах
«Литературная учеба», «Жеглов, Шарапов и К°», «Молодая гвардия»,
«Смена», «Мы», «Наша молодежь», в еженедельнике «Литературная Россия»
(Москва), в журналах «Подъем» (Воронеж), «Южная звезда» (Ставрополь), «Петровский мост»
(Липецк), «На русских просторах» и «Второй Петербург» (Санкт-Петербург),
«Звонница» (Белгород), «Приокские зори» (Тула), «Ковчег»,
«Южно-российский адвокат» и «Профессия кинолог» (Ростов-на-Дону),
«Казань» (Казань), «Новгород литературный» (Великий Новгород), «Веси»
(Екатеринбург), «Северомуйские огни» (Северомуйск, Бурятия), «Бульвар
зеленый» (Омск), «Литературный меридиан» (Приморский край) и «Доля»
(Симферополь). А также в русскоязычных изданиях Германии, Чехии, США,
Канады, Австралии, Белоруссии, Казахстана, Узбекистана, и в сетевых:
«Наша улица» и «Молоко». Автор шести книг прозы и двух — публицистики (все изданы
в Ростове-на-Дону). Лауреат
литературного конкурса Интернет-журнала "Эрфольг" – 2011.
ФЕДОР ОШЕВНЕВ
Тост
Дзинннь!
Упущенный мойщицей посуды тонкостенный, с голубыми ободками стакан
закончил свое существование на бетонном полу.
«Третий уже за седни… — непроизвольно отметила про себя мойщица,
бабка Валя. — И-эхх, рученьки мои, рученьки… Допилась».
Проворно схватившись за веник, она поспешила смести осколки на
кусок газеты, с недавних пор постоянно хранимый в кармане темно-синего
халата. Осторожно завернув их в обрывок, она постаралась запихнуть
пакетик на самое дно мусорного ведра.
Стервоза — новая заведующая кафе — повадилась в него совать нос,
появляясь в моечной. В отбросах она, конечно, не копалась, а вот если
углядит битую посуду — сразу на ее двойную стоимость штрафует. А
зарплата у бабки Вали не ахти.
Со злом и через силу она домыла очередную порцию тарелок и
стаканов, получив временную передышку.
Вытерев красные распаренные ладони о замусоленное полотенце,
женщина неслышно прокралась в коридорчик, откуда была видна часть зала
кафе. Там шла-катилась далекая от бабки Вали чужая застольная жизнь,
долетающая до моечной лишь одной своей стороной — грязной посудой
с остатками еды.
За ближним столиком, у колонны с табличкой «Спиртные напитки
приносить и распивать строго воспрещается!» расположились два парня и
девушка. Несмотря на летний день, молодые люди были в пиджаках. У того,
что сидел лицом к бабке Вале, над нагрудным карманом висело три медали:
две на пятиугольных колодочках и одна — на прямоугольной, меньшего
размера и с боковыми выемками. Второй парень сидел к бабке Вале спиной,
однако та сразу смекнула: награды, верно, есть и у него. И еще поняла,
что разговор в компании «афганцев» — а кем бы еще они могли быть — не
клеится.
Залпом проглотив остатки компота, парень, устроившийся напротив
мойщицы, достал из кармана складной ножик. Раскрыл его, поднял с пола на
колени спортивную сумку и чуть расстегнул молнию. Со своего
наблюдательного пункта бабка Валя отчетливо заприметила высунувшееся из
кожаных недр бутылочное горлышко и зачарованно сглотнула.
Жадно, немигающе смотрела она, как, срезав верх пластиковой пробки,
парень воровато разливал под столом вино в стаканы из-под компота, как
девушка тихо протестовала, накрыв ладонью свой, недоопорожненный, как
второй парень тоже пытался урезонить друга. Но тот упорно настаивал и
отобрал-таки у девушки стеклотару, остававшийся в ней напиток выплеснул
в тарелку из-под первого, а освободившийся стакан тоже наполнил
спиртным. Сумку опустил на пол и негромко — бабка Валя едва разобрала
слова — произнес:
— За ушедших в бессрочный отпуск!
Не чокаясь, парни разом проглотили вино. Однако девушка пить не
стала.
— Ты что? — с ноткой возмущения выпалил первый парень.
Девушка опять стала отказываться. Да и второй парень снова
вмешался, пытаясь сгладить ситуацию.
— Нет, ты подумай! — уже громче воскликнул первый, и в его сторону
оглянулись двое посетителей. — Она, видите ли, совсем ни-ни! И даже за
это!
Девушка молча сгорбилась над непочатым стаканом. Ее сосед
приподнял руку:
— Не бузи, люди смотрят… — и бабка Валя углядела, что кисть у
сидящего к ней спиной парня изуродована: не хватает двух пальцев:
мизинца и безымянного.
— Да иди ты! — яростно дернул плечом первый парень, и от резкого
движения медали его тревожно звякнули. — Тоже, нашел… кандидатку на
благоверную! — в запальчивости продолжил он. — Мы инвалидами, войной
выжатые и отброшенные, вернулись, на фиг никому не нужны, ни работы
путной, ни угла! Зато бюрократы в коридорах власти смеются: а мы вас
туда не посылали! Одному такому функционеру поганому я и предъявил: а
что ты, сука, сделал, чтоб я туда, в натуре, не ездил? Крик, скандал, за
малым до вызова милиции не дошло… Ладно, какие-никакие, а на гражданке —
о чем под обстрелами мечтали? — как-то бескровную жизнь устраивать надо.
Так с кем? С ней? Которой на наших погибших братьев начхать?
Всплеснув руками, девушка выскочила из-за стола и бросилась
к выходу. Следом кинулся и ее сосед, на ходу обругав первого парня:
— Ну и скотина же ты!
На пиджаке метнувшегося за девушкой парня мойщица углядела две
медали и большую красную звезду — орден. Точь-в-точь такой же она
хранила дома, в ящике стола. И еще, как у обоих парней, медаль на
прямоугольной, с выемками, колодочке: «Воину-интернационалисту от
благодарного афганского народа».
Подхватив сумку, со словами: «Постой, брат, я же не хотел!» — из
кафе, прихрамывая, заторопился и последний из рассорившейся компании.
Бабка Валя сразу подумала, что теперь его другу придется делать трудный
выбор меж будущей женой и боевым товарищем. Одновременно пришла мысль,
что остаток вина, скорее всего, сейчас разольется в сумке. А в следующий
миг внимание ее приковал оставшийся на столе нетронутый стакан с вином.
Решение пришло сразу. На ходу срывая с себя заляпанный клеенчатый
фартук, бабка Валя вбежала в моечную, подхватила поднос с выщербившимся
краем и поспешно выкатилась в зал — вроде бы собрать со столов грязную
посуду.
…Только очутившись с драгоценной добычей в своем закутке, добытчица
перевела дух. Стакан рубинового вина она надежно укрыла за горкой чистых
тарелок. Теперь только выждать удобный момент и…
В приподнятом настроении бабка Валя полоскала посуду, а в памяти
одинокой, рано состарившейся женщины предпенсионного возраста, как
в ускоренном кино, бежали картины-воспоминания.
Родителей у нее — в сорок первом шестилетней деревенской девчонки —
забрала война. Спасибо, дальняя родня приютила, с голоду помереть при
немцах не дала. Да так и прижилась девочка у пожилой троюродной тетки,
которая полюбила ее будто родную дочь. Своих-то детей у родственницы не
было.
Давно окончились бои-сражения, прошли-промчались и школьные годы
Валентины… Расцвела, несмотря на все невзгоды тяжелого — особенно для
деревни — времени, девушка, заневестилась. (Трудилась она после
восьмилетки дояркой.) Ан тетка — натура активная, властолюбивая,
считавшая своим долгом и дальше наставлять племянницу, желчно поучала ее
насчет деревенских женихов. И тот, мол, тебе не пара, и этот. Один —
ленив, другой — до вина охочий, третий — эгоист с макушки до пят,
четвертый — похотлив, аки кот… «Не торопись! Осмотрись! Не ошибись!» —
талдычил надзиратель в юбке. Мягкая незамужница покорялась, а в душе со
всей серьезностью надеялась на «принца на белом коне» и мечтала о
какой-то иллюзорной счастливой жизни.
И ведь приехал на малую родину, в отпуск, после окончания училища,
молоденький лейтенант, а познакомились молодые люди по случаю —
в сельском магазине… Да чуть ли не через неделю уже и посватался офицер
к ладной девушке с богатой темно-русой косой, вскорости же и скромную
свадьбу сыграли. Этому браку тетка противиться не стала. Вот только
отправляться новоиспеченным супругам по мужниному распределению пришлась
в зауральскую глухомань.
На втором году после свадьбы народился сын. Домохозяйкой просидела
с ним молодая мать весь сибирский срок погонной службы мужа. Некем было
ей устроиться на работу в отдаленной воинской части, да и детского сада
рядом не имелось. Хорошо хоть, что к тому времени, когда муж
в хрущевские «миллион двести» угодил, семью наконец в крупный город
перевели. Сын только и успел в школу пойти, как отца — к тому времени
капитана — на гражданку безжалостно выкинули. Без пенсии, без квартиры,
без специальности. И подался тогда уволенный в запас офицер на Север,
в надежде там дензнаков на собственное жилье наколотить.
Временный якорь бросил в поселке Тазовском, в шестидесятых — центре
промышленного освоения Заполярья, возросшем из старинной фактории
Хальмер-Сэде — в переводе с ненецкого: «сопка покойников» — когда-то
здесь, на огромном холме, располагалось действующее кладбище.
Переквалифицировался в рыбодобытчика, стал по Обской губе ходить, живое
серебро выуживать. И поначалу удачливо. Только через несколько месяцев
сгинул. А местные власти его особо и не разыскивали: край глухой, да и
впервые разве такое. И как ни накладно было, а поехала вдова — не вдова
сама в Ямало-Ненецкий автономный округ…
Увы: всё то же, ни с чем воротилась. Подсказали, правда, ей
шепотом, что со злыми людьми, грязных дел воротилами, капитан запаса
прилюдно схлестнулся, — вот они его, видать, и порешили. А могилку
искать — велика тундра, страсть как велика…
Ой, всякого горюшка нахлебалась женщина, пока сына на ноги подняла!
Да ведь как уговаривала, чтоб в военное училище не поступал — чуяло беду
материнское сердце.
И-эхх! Не уговорила. По отцовским стопам сын пошел. Окончил
с отличием военный вуз и — одним из первых в мотострелковом полку —
написал рапорт с просьбой направить служить в Афганистан. Храбро
провоевал там неполный год, заслужил орден и звание старшего лейтенанта…
А потом в очередном жестоком бою достали его осколки душманской гранаты.
И вернулся кавалер Красной Звезды домой в «Черном тюльпане».
Вот тогда-то, на поминках, впервые и присмотрелась бабка Валя
к наградам сыновних сослуживцев. Двое их, капитан и сержант, цинковый
гроб с павшим сопровождали, вскрыть домовину так и не позволили, и
словосочетание «бессрочный отпуск» услышала. Ох, раненько выпал он ее
единственной родимой кровинушке!
Нет на свете горя ужаснее, чем матери — свое дитя пережить. Оттого
и пыталась она наложить на себя руки… Спасибо, добрые люди подоспели, из
петли вынули. Пять лет после того, не снимая, носила осиротевшая черный
платок. И каждый день, в любую стужу и дождь, ходила вечерами на родимую
могилку. Посидит на скамеечке перед типовым обелиском из оцинковки,
с красной звездой и единой обезличенной фразой: «Погиб при исполнении
служебных обязанностей». Прошлое вспомнит, с сыном поговорит.
Будущего-то светлого уж впереди и не осталось.
От одиночества горького потихоньку и к рюмочке пристрастилась. А уж
зелье хмельное и довело до места мойщицы. Кажется, уже веки вечные
женщина над грязными тарелками спину гнет, и теперь все её не иначе, как
бабкой Валей кличут, только вот не судьба ей оказалась внуков понянчить.
Слава богу, хоть какое-никакое жилье к старости имеется — комната
в коммуналке. Да до пенсии еще неполный год надо дотянуть. Ну ничего,
недолго осталось. К тому же в кафе по-любому лучше, чем дома затворницей
отсиживаться: всё к людям поближе…
Так думала бабка Валя, в приподнятом настроении перемывая посуду и
нет-нет да поглядывая в уголок, где за тарелками прятался заветный
стаканчик. Наконец, улучив момент, достала его из тайника.
«А от сердца парень-то с медалями сказал, — подумалось ей. — И
почему бы усопших глотком вина не почтить. Хотя и сильничать здесь… тоже
не с руки. И-эхх! Вечная моим родненьким память и Царствие Небесное!»
И бабка Валя с наслаждением вытянула содержимое стакана.
— Ты! Старая дура! — В дверях моечной стояла стервоза. — Опять за
свое? Сколько раз я тебя предупреждала?! Ну, всё: завтра можешь не
выходить, я тебя уволила! По статье! Слышишь?! По статье!!
Дзинннннь!
Упущенный бабкой Валей тонкостенный, с голубыми ободками стакан
закончил свое существование на бетонном полу…
Федор
Ошевнев. Одиночный шанс – рассказ
Федор
Ошевнев. Впервые на посту – рассказ
Федор
Ошевнев. Физик Славик – рассказ
|
