Наш Конкурс

Сергей Кривонос (г. Сватово Луганской области, Украина) член Национального союза писателей Украины, Международного сообщества писательских союзов, Межрегионального союза писателей Украины, автор 13 поэтических сборников. Лауреат Международной литературной премии им. Сергея Есенина (Союз писателей России), литературной премии им. Николая Ушакова (Национальный союз писателей Украины), литературных премий им. Михаила Матусовского, Владимира Даля, Бориса Гринченко, Татьяны Снежиной (Межрегиональный союз писателей Украины). Победитель и призер ряда международных литературных конкурсов и фестивалей.

СЕРГЕЙ  КРИВОНОС

ПИСЬМО СЕБЕ

* * *

День, словно странник бездомный, продрог,
Ветки деревьев колышутся пьяно.
Сватово – наш небольшой городок –
Вновь утопает в осенних туманах.

Маленький город большой суеты,
Где неприкаянно бродят зеваки,
Где беззаботно гуляют коты,
Если не лают сердито собаки.

Душу согреет дворовый уют,
Душу согреют знакомые лица.
Всё нестолично здесь, разве что пьют,
Не уступая ни капли столицам.

Густо ползет по околице лес,
И, нарушая покой лепестковый,
То проезжает вдали «Мерседес»,
То неуклюже проходит корова...

День, словно странник бездомный, продрог,
Но не случайно вдали так знакомо
Вьется прозрачный весёлый дымок
Над покосившимся стареньким домом…


* * *

Григорий жизнь невесело прожил:
Война, послевоенная разруха…
«Прожил, а ничего не накопил», –
Ворчала иногда жена-старуха.

Он понимал, что время – умирать,
Но всё дела, дела не позволяли.
И сыновей хотел уже позвать,
Да где там – забрались в глухие дали.

Но стало все-таки невмоготу,
За горло взяли старые болячки,
И жизнь упрямо подвела черту,
Последний день Григорию назначив.

Вот так – когда Григорий тихо спал
И слышал, как негромко сердце бьется,
Какой-то странный голос прошептал,
Что всё… что день последний остается.

Дед встал. Печально скрипнула кровать.
Взглянул в окно – земли сухие груды.
Подумал вдруг: «Кто ж для меня копать
Такую твердь суглинистую будет?

Как ни крути, а некому. Ну, что ж, –
Прокашлялся. Погрел у печки спину. –
Возможно, завтра разразится дождь,
Промочит грунт, тогда и опочину».

Порой казалось, нету больше сил,
Ни капельки уже их не осталось,
А он, крестясь, у Господа просил,
Чтоб тучи поскорее собирались.

«Куда моей старухе яму рыть –
Ей жизнь давным-давно пора итожить.
А если б дождь прошел, то, может быть,
Управился б сосед – он чуть моложе».

И дед терпел, хоть было всё трудней.
В груди давило. Губы сжал до боли.
Как будто был не в мазанке своей,
А там, под Оршею, на поле боя.

Хотелось показаться, уходя,
Таким, как был, – и крепким, и удалым…
Он умер через день, после дождя,
Когда земля сырой и мягкой стала.


* * *

Васильковое поле. Тропинка. И ветер шершавый.
Паутинка сединки тревожно дрожит на виске.
И ползет муравей по своей муравьиной державе,
А потом по моей утомленной работой руке.

Отчего ж ты, храбрец-муравей, так беспечно рискуешь,
Вот укусишь меня, и прихлопну тебя сгоряча.
И никто не заметит такую потерю простую,
Нам ли, людям большим, небольших муравьев замечать?

Вот укусишь – и сразу окончится век твой недолгий.
Страшный зверь – человек, но тебе, видно, страх не знаком,
И толкает вперед вечный зов муравьиного долга,
Без которого не был бы ты никогда муравьем.

Люди тоже чуть-чуть муравьи на огромной планете –
Мы вгрызаемся в мир, в суете бесконечной живем.
Посреди васильков, посреди скоротечного лета,
Понимаешь, что жизнь – изначальное счастье твое.

Вот пополз и второй муравей, презирая опасность,
По уставшей руке. И подумалось грустно сейчас,
Что среди муравьев есть какое-то крепкое братство,
Но не встретишь подобного братства, увы, среди нас.

Каждый сам по себе посредине занудного быта,
Каждый сам по себе, оттого и на сердце тоска.
Есть среди муравьев единящие накрепко нити,
Ну, а нам единящие нити – веками искать.

Поле. Небо. Заря. Запах скошенных трав освежает.
Золотится простор. Снова щелкнул вдали соловей.
И ползет муравей по своей муравьиной державе,
И не знает, что он – лишь частичка державы моей.


* * *

Опять сегодня небо всем прохожим
Взглянуло доверительно в глаза.
И показалось – что-то Бог сказал…
Но нелегко осилить слово Божье.

Послышались стихи. А в них тревога,
Печаль и радость, осень и весна.
Что на земле, что наверху у Бога
Поэзия, наверное, одна.

Мне вспомнились шаги через запреты,
В стихи перераставшие грехи.
Стихи всегда значительней поэта,
Когда они действительно стихи.

Я думал о тебе. О днях беспечных,
Возвышенных судьбою и тобой.
Любовь всегда сильней сомнений вечных,
Когда она действительно любовь.

Еще не раз встречаться, расставаться,
Быть злым и добрым, трезвым и хмельным,
Но все-таки дано объединяться
Стихам небесным и стихам земным.

И где бы ни был, ни скитался где бы,
О чем я ни мечтал бы,
                                     позарез
Мне нужен взгляд распахнутого неба,
Как во Христа поверившему – крест.


* * *

Вдохновенно, в устремленье смелом,
Весело друзей к себе позвав,
Маленький художник хрупким мелом
На асфальте лошадь рисовал.

Прокатилось солнце торопливо,
Одобряя мальчика игру:
Лошадь розовой была, и грива
Тоже розовела на ветру.

А когда, осев густым туманом,
Над землею распласталась мгла,
Живописца из окошка мама
Голосом негромким позвала.

Сохли полотенца на балконе,
Звякал ветер дужкою ведра.
А мальчишке снилось, будто кони
Цокали у окон до утра.


* * *

Уехали из дома сыновья
И возвратятся, видимо, не скоро.
Старушка-мать под сгорбленным забором
Стоит, платочек грустно теребя.

Заржавел в хворост брошенный топор,
В хлеву мычит голодная корова.
Усыпан разлетевшейся половой,
Похожим стал на свалку старый двор.

Кого дождешься по такой поре?
Дождь всех прохожих вымочил до нитки.
И так скрипит раскрытая калитка,
Как будто кто-то плачет во дворе.


Письмо себе, 17-летнему

Серега, здравствуй, как ты там живешь
В битловско-брежневских семидесятых,
Пока еще ни в чем не виноватый
И часто с правдой путающий ложь?

Не огорчайся тем, что быт убог,
Не так уж и плоха Страна Советов,
В которой люди ходят на поэтов,
Как будто на хоккей или футбол.

Пока всё просто, всё тебе с руки,
Но за ошибки жизнь накажет строго,
А потому не убегай с уроков,
А коль сбежал, то сочиняй стихи.

Взгляни вокруг – не барствует народ,
Но, радуясь, живет «в семье единой»,
И Пугачева вскоре «Арлекино»
На конкурсе победно пропоет.

Поверь, Серега, правде нет цены,
А вот судьба десятки раз обманет…
Тебе, я знаю, не служить в Афгане,
Что станет рваной раною страны.

Ты, может, ожидаешь – под конец
Я напишу возвышенное что-то,
А мне сейчас одно сказать охота:
Живи по чести, как учил отец.

Поговорить нам – много есть причин,
Проблемы впереди стоят оравой…
Я написал письмо. Но как отправить,
Чтоб ты его, Серега, получил?



* * *

...Легче там, где поле и цветы…
Николай Рубцов

Цветы и поле, поле и цветы.
Река. И вздох проснувшейся планеты.
И никого вокруг. Лишь я и ты,
И тишина на сотни километров.

Вот так бы и ходить среди полей,
Не чувствуя былой обидной боли,
Влюбляясь каждый раз еще сильней
В зарю и это небо голубое.

Прерывисто дыша, спешит вода
За горизонт, куда скатился Млечный.
И дремлет одинокая скирда,
Рассветной дымкой прикрывая плечи.

Спасибо, мир, за поле и цветы,
С которыми душа моя навеки,
Непогрешимо оживляешь ты
Все то, что человечно в человеке.

Здесь неизменно умирает ложь,
А ковыли к ногам бегут, встречая.
Светлеет день. Он тем уже хорош,
Что в глубь полей запрятал все печали.

Я тихо стану на краю мечты,
Поймаю на лету случайный ветер...
Среди рассвета – только я и ты,
И тишина на сотни километров.


* * *

Над бесконечностью полей
Висит прохлада дождевая,
И вьется нитка журавлей,
Разрывы облаков сшивая.

И хочется сейчас пойти,
Туда, где затаилось лето
И ветер, спутав все пути,
Прилег вздремнуть у бересклета,

Где, яркой желтизной горя
Над ветками усталых кленов,
Бежит счастливая заря
На цыпочках по небосклону.


* * *

Хорошо, что мы снова вдвоем,
Что осенней печалью не найдены.
Посмотри: как летящие ангелы –
Журавли над притихшим селом.

Завтра может быть где-то вдали
Вновь окажемся под снегопадами,
Но сегодня мы теплыми взглядами
От ненастий друг друга спасли.

Замечаю в безбрежности дней,
Сколько грешного в них и безгрешного.
Ну, а главное – сколько есть нежного
На обычной ладони твоей.

И, даруя тепло нам опять,
Журавли над полями ковыльными
Тень ночную раздвинули крыльями,
Чтобы солнце на небо поднять.


* * *

Уезжай. На прошлое не сетуй.
Ни к чему унылые слова.
Уезжай. Как отпылало лето,
Так сгорит осенняя листва.

Ты чертовски молода и, чтобы
Шла сквозь дни любимой и любя,
В мир весны пускай везет автобус
Из пришедшей осени тебя.

Что сейчас мои стихотворенья –
Россыпь, в общем, невеселых строк –
Я всего лишь осени мгновенье,
Я всего лишь сентября листок.

Видно, где-то есть, тобой обласкан,
Тот, кому уткнешься ты в плечо,
Может, в Счастье*, может быть, в Луганске,
Ну, а может где-нибудь еще.

Я ведь ничего не обещаю,
Вот уедешь, и запрячусь в тишь.
Уезжай, я всё тебе прощаю,
Зная, что и ты мне всё простишь.

Уезжай туда, где есть ответы
На вопросы жизни непростой,
Где тебя с улыбкой доброй встретит
Кто-то по-апрельски молодой.

Но душа моя среди всех странствий
Вновь тебя обнимет горячо,
Может, в Счастье, может быть, в Луганске,
Ну, а может, где-нибудь еще.
________________________
* Счастье – город возле Луганска.


* * *

Пусть любовь оживет,
                              пусть судьба не поступит безжалостно.
Растревожу январь
                              и к тебе сквозь снега докричусь.
Чем нас радует жизнь?
                              Может, этой нечастою малостью
Оживанья любви,
                              оживанья загубленных чувств.

Мы, сжигая мосты,
                              шли навстречу дорогами долгими,
И ложился к ногам, уплотняясь,
                              мешающий снег.
Потому я пойму,
                              согреваясь твоими ладонями,
Обмороженный взгляд
                              и проникнутый горечью смех.

Я пойму эту грусть
                              под ресницами черными-черными,
Я пойму, сокращая
                              всегда разделявший нас путь, –
В этом мире большом
                              среди чувств навсегда перечеркнутых
Мы такие нашли,
                              что нельзя никогда зачеркнуть.


* * *

Голос детства порою услышу.
Постою. И припомнится вновь,
Как отец из-под старенькой крыши
Нам, мальцам, доставал воробьев.

Мы держали птенцов осторожно,
Что-то тихо над ними бубня,
И тепло было всем оттого, что
Очень добрый отец у меня.

Он рассказывал сказки о птицах
И опять клал под крышу птенцов.
И светились счастливые лица,
И гордился своим я отцом.

Помню, правда: неведомой болью
Обожгло вдруг меня – потому,
Что смотрел опечаленно Колька:
Было некем гордиться ему.


* * *

Бежали звезды – вспугнутые кони –
Цепляясь гривами за облака,
И голубые искры беспокойно
Гасила торопливая река.

А люди думали: ветра вздымая,
Весенний гром над крышами гремит,
Не зная, что над тихими домами
Пронесся стук стремительных копыт.

Когда же день стал подниматься новый,
То над землей, уткнувшись в край села,
Сияла отлетевшая подкова,
А всем казалось – радуга взошла.


Дед Матвей

- …На кой он ляд, чтоб мыши, что ли, грызли, –
Кряхтел Матвей, – мне впору на тот свет…
Но все ж купил в райцентре телевизор
И прожил с ним еще двенадцать лет.

Привыкнув к говорливому экрану,
Старик, по комнатам прошкандыбав,
Садился с бабкой Настей на диване
И чай из кружки медленно хлебал.

И доставал печенье да варенье,
Чтоб не уснуть, не дать, мол, слабины.
Не пропускал он ни программы «Время»,
Ни жарких игр на первенство страны.

Бывало, что, знакомого встречая,
Дед вел беседу, опершись на тын,
О том, что происходит на Гавайях,
И как вчера сыграл Олег Блохин.

Болезнь его любая обегала,
Ведь заболел футболом дед Матвей,
И бабка Настя вовсе не ворчала,
Хотя ей больше нравился хоккей.


* * *

Вот облаков витиеватый дым.
Вот горизонт,
                      всё так легко и просто.
Но даже днем, когда не виден космос,
Вдруг ощущаешь робость перед ним.

Казалось бы, какая ерунда –
Трава у ног и радостный кузнечик.
А через них перетекает Вечность,
В песчинки превращая города.

Да, я, конечно, свой среди полей.
Под силу мне пересказать стихами
И тишины прозрачное дыханье,
И светлый шум печальных тополей.

И часто вечером, без суеты,
Задумчиво смотрю на мир огромный,
Но знаю, что окно родного дома
Светлее для меня любой звезды.