История о дивном жирафьем царстве
Африканские зарисовки

     За тридевять земель, в самом сердце Африки, на 47 гектарах благодатной кенийской земли живёт счастливая семья жирафов. Границы их удивительного королевства прилежно охраняются; вековые огромные деревья надежно укрывают от знойного солнца и мощных южных ливней; сладкая зелёная трава, пахнущая тимьяном, растёт круглый год; зубастых хищников нет и в помине… Чем не настоящий жирафий рай!
     На обетованной земле, с видом на гору Килиманджаро и холмы Нгонг, рождается много счастливых малышей — детенышей жирафа. Уникальная редкая порода — Жирафы Ротшильдов, растут в заповедной зоне, а став взрослыми, отправляются в их главное путешествие — самостоятельную жизнь в дикой природе.
     На околице жирафьего Эдема приютилось небольшое шотландское охотничье поместье Giraffe Manor. Сюда приезжают туристы со всего мира. Здесь не бывает ни шумно, ни многолюдно — в одной из самых красивых старинных построек Найроби только восемь спален.
 

     Блуждающий огонь в огромных закопченных каминах, глубокие тяжёлые кресла, фамильная старинная мебель, кованые затейливые люстры… Атмосфера дома очаровывает и переносит во времена колониальной Кении начала прошлого века. Кажется, что вон там, в глубине зала, неуловимо вьется дух знаменитой путешественницы Карен Бликсен, ведь одна из комнат отеля меблирована оригинальными вещами, завещанными баронессой!
     И пока сведущие химеры потешаются над заурядным сознанием, нечаянно, из ниоткуда, появляется чашка манящего черного кофе, на колени ложится тонкая масайская тога и убаюкивающий голос ненавязчиво шепчет, что только смелый человек с большим сердцем может удостоиться поцелуя твиги (жираф на языке суахили)...
     С восходом солнца просыпаешься от ощущения пытливого взгляда — два огромных влажных янтаря таращатся в упор — венценосная плюшевая жирафья голова втиснулась в приоткрытое оконце: «Доброе утро, а у нас уже завтрак!» Пока торопливо принимаешь душ, жирафа топчется рядом, по ту сторону стены; торопит, вздыхает, шумно втягивая большими ноздрями запах свежей воды из ванной. Чтобы не расстраивать ожиданием новую подружку, угощаешь ее прямо с балкона спальни, боковым зрением примечая, как по тонкой линии горизонта, из росистого утреннего тумана возникают уединенно бредущие жирафьи фигуры. Когда они собираются в группы, рассматривая мудрёные узоры на шкурах, замечаешь, что у каждого животного — свой собственный неповторимый орнамент. По этому волшебному рисунку их различают и нарекают: Берти, Дэйзи, Линн, Хелен, Келли...
     В просторной столовой настежь открыты огромные окна. В них замерли жирафы; они невозмутимо ждут — общения, угощений, поцелуев...
     Добродушные великаны становятся полноправными участниками трапезы — только поставь блюдце с их любимой едой на стол. Вот тогда поймёшь, почему жираф в известном стихотворении был назван изысканным: легко и аккуратно поддевая велюровыми губами маленькие гранулы корма, он не опрокинет и даже не заденет твою чайную чашку, стоящую рядом!
 

     К закату жирафы вспоминают о ночлеге и медленно, вычурной походкой, с какой-то растительной грацией, начинают шагать к старым деревьям — там их спальни.
     Когда видишь, как они растворяются в экваториальных сумерках, понимаешь: сегодня у тебя гостило чудо. Теперь же оно тает в вечернем свете, ускользает безвозвратно, как песок сквозь пальцы. Сказку невозможно ни поймать, ни удержать. Ее можно лишь бережно сохранить в памяти, в сердце, в душе.
 

     Африканский рынок

     В Африку мы переехали в 2017 году. Прожив два года в Великобритании, и только начав привыкать к местному укладу жизни, я опять попала как кур в ощип — Найроби, столица Кении стала нашим новым домом. Нужно было осваиваться. А где можно быстро познакомиться с местным укладом жизни? Я решила отправиться на центральный рынок.
     Это только потом я поняла, что ни в одном элитном супермаркете Найроби нельзя купить такие сочные, со стучащей косточкой внутри, авокадо; дозревшие на дереве, а не на складе медовые манго; ароматную ярко-оранжево-красную папайю; сладчайший, томно истекающий нектаром ананас; огромный, цвета слоновой кости имбирь, который хрустит, как свежий огурец, и благоухает так, что хочется чихать! Здесь можно получить совет, как приготовить диковинную момордику или бамию, у кого купить лучшие специи для масала-чая и ещё отхватить огромную порцию восторженных комплиментов, причем от лучшей половины человечества.
 

     Рынку очень много лет, и я думаю, что он мало изменился с момента основания. Товар, в основном, сюда подвозят на огромных телегах, в которые впряжены работяги-африканцы; однажды, засветло проезжая мимо рынка, я видела двух небольших верблюдов, навьюченных тюками со шпинатом; а ещё в любую погоду тут непролазная грязь и жуткие «сломай ноги» дорожки между рядами. Поэтому я надеваю мои резиновые сапоги на каблуках — предмет особой зависти женской половины рынка, наверное, по этим сапогам меня и узнают, ведь для африканцев все европейцы на одно лицо! Я нанимаю «рыночное такси» — шустрого худого африканца с раздолбанной жестяной телегой, он быстро снуёт между рядами, успевая переругиваться с такими же «таксистами», охранять меня от воришек, советовать, где лучший товар. Все покупки мы складываем в его тележку, ведь в руках столько не унести! В конце шопинга мой помощник доставляет меня к машине — водитель мужа чуть не плакал первое время: он, за пятнадцать лет работы в посольстве, привык к элитным торговым центрам, отелям и ресторанам, а тут — загнали в непролазную грязь! Но через время он освоился и привык, получил постоянное место на рыночной парковке и уже не ворчит, что его тяжелый джип по самое брюхо в грязи.
     Нет, конечно же, мы ездим за покупками в огромные местные супермаркеты и привозим из Англии и Южной Африки чемоданы с сырами, шоколадом, мясными деликатесами и алкоголем; но это больше по привычке, чем по необходимости.


     Как мы варили борщ в Африке

     Перед поездкой я прочитала, что Момбаса — это рай, нарисованный ребёнком... Оглядевшись здесь, в Диани, я поняла и приняла это утверждение. Внутри поселилось обещание праздника — яркого, шумного, пряного и обязательно со зверями и каруселями!
 

     Еще в Найроби я узнала, что муж готовится пригласить гостей на обед на вилле в Момбасе. Мне было поручено слегка проконтролировать процесс, ведь здесь, беря в аренду дом, вы получаете в распоряжение укомплектованный штат из повара, садовника, охраны и помощниц по дому. Наш повар был профессионалом высокого класса — так было написано в рекламе.
     Прибыв на место, я пошла на кухню знакомиться. Поваром оказался молодой низкорослый мусульманин, а грязь на кухне очень сильно подорвала мою веру в его кулинарные таланты. Так и было: старый разрекламированный повар нашёл другое место работы, а Джонатана взяли на работу несколько дней назад, и всё, что он умеет, — чистить, резать, потрошить. Зачем он наврал о том, что он опытный повар, я даже не спрашивала: из-за спины Джонатана испуганно выглядывали две жены в одинаковых чёрных хиджабах и маленький годовалый сынишка. Я замерла.
     В открытом настежь окне появилась огромная фигура нашего водителя, Кеннеди. Спиной почувствовав его присутствие, я поняла: муж уже в курсе. «Что он сказал?» — спросила я Кеннеди. «Он сказал, что ты найдешь правильное решение в сложившейся ситуации...» — изрёк Кеннеди и исчез. Джонатан продолжал вопить: «Чистить, резать, потрошить!» — и медленно, спиной к двери, отступал вместе с жёнами. Я поняла, что ещё минута — и я останусь одна с этой горой продуктов и мужниной огромной верой в мои способности.
     Первым делом мы начали отмывать кухню. Мой выразительный взгляд остановил робкие попытки Джонатана заявить, что уборка — это не мужское дело. Вскоре к нам присоединился наш водитель. Он привёз новые разделочные доски, кухонные полотенца, мочалки, салфетки — всё то, что он видел на моей кухне в Найроби. Кеннеди — частый гость там, ведь в этой волшебной комнате всегда водятся домашние блинчики с творогом, пироги с мясом, сладкие тортики и божественное наслаждение для его африканского желудка — вареники с картошкой, золотистые от сливочного масла и лука, плавающие в домашней сметане и щедро сдобренные жареным английским беконом а-ля украинские шкварки. Когда он ест, на крупном лице моего друга, с типичным для его племени большим широким носом, появляется такая блаженная детская улыбка, что ещё неизвестно, кто получает большее удовольствие: он — от вареников, или я — от созерцания его солнечной улыбки!
     Поскольку времени было немного, я решила, что между закусками и основным блюдом подам украинский борщ с пирожками.
     Мы принялись готовить обед. Мой повар оказался хорошим чистильщиком-нарезчиком-раздельщиком, а его жены — послушными и шустрыми. Я их отчаянно путала: их лица были полностью закрыты, а странные для моего европейского уха имена я тут же забыла! Поэтому я иногда обращалась за почищенным картофелем к жене, которая бегала покупать соседского петуха для нашего бульона, или наоборот! Они смеялись моей неловкости и терпеливо, как ребёнка, поправляли меня.
 

     Но дело двигалось, на кухне было жарко и терпко пахло, Джонатан лихо кромсал бекон с чесноком и укропом (мусульманин свинину не ест, но готовить ему оную для других людей не возбраняется), жены намывали тарелки. Когда очередь дошла до капусты, я проверила густоту борща. И тут Джонатан встал посредине кухни и театрально заявил:
     — Мадам!! Этот суп никто не будет есть!... — Я замерла.
     — Почему??...
     — Потому что капуста для кенийцев — это трава, сорняк. Здесь капусту едят только козы !
     Его жены дружно согласно закивали. Я почувствовала дрожь в коленках. Мое вертлявое, как обезьяна, воображение тут же подсунуло мне веселую картинку: голодные чиновники, воротящие лица от моего борща с кусочками капусты на уголках губ. И мой муж рядом — в обмороке от нарушения протокола…
     Я со скрипом взяла себя в руки. Мозги, к счастью, оживились и выдали мне решение: поскольку времени на переделывание первого блюда нет, надо продвигать объект! (Спасибо, тяжелое бизнес-прошлое!) Я решила обратиться к незаинтересованной стороне — местному садовнику, Тонни. Я попросила пригласить его и испробовать борщ на нем. Жены бросились исполнять. «Удивительно — пронеслось у меня в голове — они умчались, не дождавшись мужнего подтверждения». Обычно на мои прямые просьбы жены не реагировали, и мне приходилось сначала обращаться к моему повару, а он уже, в свою очередь, выдавал распоряжение им. Субординация, знаете ли.
     Тонни съел тарелку борща, как вылил за спину, — быстро и со свистом.
 

     — Ну!! — совсем не дипломатично, а скорее злобно завопила я... — Так что? Капусту в Кении едят только козы??
     На что Джонатан спокойно возразил:
     — Так Тонни — он же, мадам, хуже козы! Коза ест каждый день, а Тонни — нет...
     От предчувствия надвигающегося фиаско меня противно знобило, а чай из желудка активно просился назад. Мне хотелось рассказать о своих страхах мужу и... «на ручки». Но пришлось пережить шок самостоятельно, тем более что ему было не до меня :я видела в окно кухни, как подъезжали к воротам машины с гостями и Тонни важно (наверное, от непривычного ему чувства сытости) их координировал. Я позвала мою собачку к бассейну и, зарывшись в ее тёплую от солнца шерстку, вдохнула знакомый аромат, напоминающий запах норковой шубы, а значит, украинской зимы, дома — и немного подуспокоилась.
     Чтобы не затягивать рассказ, просто скажу, что украинский борщ съели весь и просили добавки. Жёны, тайно рассчитывавшие на пирожки с картошкой, сервированные вместе с борщом, остались ни с чем. Но они тоже не были голодными: я отдала им весь киш лорен (лотарингский пирог) с брокколи и грибами. Так что все остались довольны — собой и друг другом. А Джонатан щедро вознаградил мой постыдный мандраж. Он поделился со мною рецептом супа из Момбасы. Но это уже другая история.


     У нас хоть и разные ценности, но во многом мы все-таки похожи!

     Переезжая в Кению, мы заранее выбрали себе жилье. Перед заселением нас обязали взять на работу садовников и помощницу по дому. Я заупрямилась. Тогда нам мягко объяснили, что если мне не по душе «эксплуатация человека человеком», то я могу со своими работниками хоть чаи днями распивать, но зарплату — платить! Ладно, думаю, дом и сад — большие, пусть помощники будут.
     Обычно мы приглашаем нашу домработницу Фэйс отобедать с нами. Моя стряпня ей нравится, и за обедом она без умолку весело болтает. Как-то, за чаем, она осторожно спросила, есть ли у меня возможность платить ей зарплату и дальше. Муж насторожился, перестал жевать и прислушался. А Фэйс продолжила: «Виктория, вы — бедные?»
     Я оторопела: плачу́ аккуратно, подарки — делаю, на каждую просьбу занять денег безвозвратно — откликаюсь! Особенно мне запомнилась ссуда на синее платье, которое Фэйс шила на свадьбу родителей (старикам по 80 лет). Я, грешным делом, подумала, что она меня обманула. Но нет! Я видела фото той свадьбы: гостей — вся африканская деревня; свадебный торт — огромный трёхъярусный монстр; лимузин — старый, но настоящий; и, о боги, красотка невеста восьмидесяти с гаком лет — в белом пышном свадебном платье с фатой!! Фэйс настойчиво ждала выражения моих восторгов, я же была потрясена увиденным. Спросить: «На кой ляд??» — я не могла. Я выдавила: «...Мне жаль, что такое красивое белое платье не будет надето опять». На что получила ответ, что таки да — будет! «Потому что маму в нем похоронят» — добила меня Фэйс.
     Я не понимала интриги, поэтому попыталась улизнуть от ответа, лукаво заявив, что по сравнению с королевой Великобритании — да, мы — бедные. Тогда наша Фрекенбок стала разгибать пальцы (это европейцы загибают пальцы при перечислении, а африканцы, как и англичане, разгибают):
     — Во-первых, у нас никогда нет мяса на обед — ни ягнятины, ни говядины, ни, на худой конец, козлятины! (Муж — вегетарианец, а мясо для себя я готовлю редко.)
     — Во-вторых, мистер даже зимой ходит в шортах!! (После долгих лет, прожитых в промозглой Северной Англии, для нашего мистера кенийские «холодные зимы» с их +19 — жара и божья благодать.)
     — У мадам (то бишь у меня) нет тёплых высоких сапог и — о, ужас — не то что шубы, а даже завалящего джемпера с искусственным мехом!..
     Муж с грохотом вывалился из-за стола. Он выскочил в сад и, через стеклянную дверь, было видно, как он трясётся от смеха.
     Я точно знала, что он сейчас представляет. Он видит меня — в утеплённых кожаных ботфортах, под неистовым парным ливнем, в кислотной розовой шубе из меха Чебурашки, с которой потоком стекает малиново-бурая вода. Потому что зонта у меня тоже нет!!
     Пытаясь затолкать поглубже раздирающий меня смех, я закашлялась. Из глаз потекли крупные слёзы — и Фэйс по-настоящему испугалась. Ведь белый человек для коренного жителя Кении — это милое, но неразумное дитя. А обижать детей — грех! Фэйс споро засуетилась: она то гладила меня по голове; то просила перестать рыдать; то причитала, что, мол, какие мои годы, что всё у меня ещё будет: и шуба, и сапоги; и даже... куры с козами, коровы и... — тут она явно хватила лишку! — даже верблюды! Я вспомнила двух белых верблюдов, Али и Салаха, пасущихся возле стен посольства. В то время мы планировали купить гектар земли под Найроби и строить дом. Вот я и представила, что там, в новом доме, у меня всё это будет — и зарыдала во весь голос
     Вернулся муж и волевым решением взял ситуацию в свои руки. Мистер имеет обширный опыт общения с простыми африканцами и знает, что обычные методы словесного убеждения с ними не работают. Он оторвал Фэйс от меня и потащил на второй этаж. Там, в гардеробной, с сомнением погладив мех предъявленной натуральной шубы, она немного поутихла. Спустившись вниз и приняв в подарок большой кусок рыбного пирога, она повеселела. Кредит доверия был восстановлен! Когда за ней закрылась дверь, муж толкнул короткую речь, о том, что, мол, хоть у нас и разные ценности, но во многом мы все-таки похожи! И таки — да!
     С садовниками у нас сложились простые добрые отношения. Ребята, все трое, были из далекой бедной деревни, к работе приучены, не избалованы и очень застенчивы. Оставалось уладить одну проблему — парни не могли запомнить мое имя. Наверное, мой русский выговор мешал им разобраться, как меня зовут. Я решила связать мое имя с чем-то очевидным и спросила: «Вы слышали об английской королеве Виктории?»
     Юноши дружно закивали — кто ж не слышал??
     «Вот меня зовут так же!» — опрометчиво и нахально заявила я.
     Мы с облегчением вздохнули. Теперь наша охрана не будет будить меня рано поутру, чтобы выяснить, знаю ли я эту троицу, а они не будут нервничать, когда им захочется ко мне обратиться. Но всякий раз, когда садовники окликали меня, перед моим именем они произносили что-то неразборчиво и быстро. Я пропускала их бормотание мимо ушей. Пока две местные охранницы-хохотушки, по секрету, не рассказали мне, что садовники буквально восприняли связь моего имени и титула «Бабушки Европы». С их слов, ситуация выглядела примерно так: раннее зябкое утро, три худосочные фигуры возле громоздких ворот:
     Охрана (по громкой связи):
     — Кто там?
     Садовники (хором):
     — Садовники Киоко, Сиронка и Гатуми!
     Охрана:
     — К кому?
     Садовники:
     — К Ее Величеству королеве Виктории...
     Занавес.

На берегу Индийского океана.