 |
|
   |
||||||||||||||||||||||||||
Мы беседуем в издательстве “Когелет”. Уже пять лет его возглавляет Елизавета Михайловна Нестерова. Книги, изданные ею, выдвигались на Букеровскую премию, получали призы и за содержание, и за форму. Были и разные грамоты, и восторженная пресса, и в конце концов просто ажиотажный читательский успех.
...– Хочешь кофе? Так, думаю я, это, наверное, краткая биография. Попробуем расширить круг вопросов... – В детский сад ходили? – Нет. Папа работал на МЭЛЗ. В тринадцать лет он остался круглым сиротой: его отца убили в первые дни войны, а мать расстреляли как жену командира. Папу угнали в Германию. Освободили американцы, после чего освобожденных проверяли как собак наши кагэбэшники, и когда обнаружили, что отец мой не враг народа (угнанный в Германию в тринадцать лет), его оставили служить в Германии, потому что у него начался призывной возраст. Попал в комендатуру, потому что уже слишком хорошо знал немецкий язык. Это особая история: до войны он старался учить немецкий, но его старенькая учительница говорила, что он никогда его не выучит. И вот после войны он поехал к старушке и стал говорить с ней по-немецки. Она сказала: “Мишенька, родной, если бы меня вели на виселицу, я бы все равно говорила, что ты никогда не выучишь немецкий язык!” В Германии, в 1946 году, за волейболом, он познакомился с моей мамой. В 1951 году папа демобилизовался, пришел к дедушке на Маяковскую, на которой я впоследствии и родилась, и сказал: “Люблю вашу дочку, но я угнанный, на мне пятно во-от такого размера...” На что мой дедушка (с 1916 года в партии), жутко не любящий Сталина, сказал: “Мишенька, поселяйся у нас...” И папа поселился. Экстерном закончил школу и поступил в энергетический институт. Впоследствии стал заместителем директора крупного оборонного завода. – Почему вашего сына зовут Денис? – Назвать сына Денисом повелела группа, в которой я училась. Первый ребенок в группе был мой, а это имя нравилось всем, решали голосованием, единогласно.
Учиться в театральный вуз я пошла против воли папы, считавшего техническое образование более престижным. Был еще план учиться на юриста, но дед отговорил меня от участи советского юриста. В 16 лет я немного схитрила перед родственниками и тайком пошла на режиссуру. Туда в 16 лет не берут, но меня – такова, видно, судьба – взяли. Впрочем, об этом не надо: у всех актеров и режиссеров есть захватывающие рассказы – как они поступали, рассказы практически одинаковые, не буду. Здесь последовал захватывающий рассказ о том, как решительная шестнадцатилетняя девочка штурмует неприступную театральную крепость. И как ей везет – ввиду общей гармонии всей ее жизни. И как родственники перестают сопротивляться и благословляют, потому что родственники у Елизаветы Нестеровой замечательные люди.
– Отучившись три года, взяла себе театральный коллектив в Люберцах, сделала народный театр, в котором пробыла 4 года, потом поступила на высшие режиссерские курсы к Шароеву. Что мы только не вытворяли! Я даже делала концерты к дурацким датам в Кремлевском Дворце, за это очень хорошо платили. Но – тоже полезная практика. В промежутках – хулиганская деятельность художественного руководителя в небезызвестном ДК имени Русакова, куда я первая пригласила Макаревича с “Машиной времени”, Градского, после чего меня вызвали в Отдел культуры Сокольнического района и крупно поговорили. Так я училась делать невинный взгляд при разборках “на ковре” у начальства... Потом знакомые пригласили меня в МГУ руководителем творческого центра, но по совместительству я взяла себе и театр МГУ, и 8 лет у меня было это чудо, это счастье – театр, который тоже стал народным, – “Три ступеньки”. Потом опять вызовы в партком, опять прикинулась шлангом. Спрашивали: почему не в партии. Я отвечаю: урожденная коммунистами, то есть “столбовая коммунистка”, необязательно должна быть членом партии. И вообще – пока не дозрела... Началась перестройка, а с ней – финансовые трудности в университете. Закрыла театр. Работала администратором на одной из первых фирм, торговавших компьютерами. Потом сделала свою маленькую фирму по торговле продуктами. Потом меня пригласили спасать это издательство, тогда называвшееся “Присцельс” – в 1994 году. С тех пор здесь, и очень рада. – Теперь про любовь. – С 1981 года мы – я, сын Денис и муж Владимир Александрович – живем вместе. Это святое. Этого человека надо было заслужить. Наверное, я действительно заслужила эту встречу. Когда речь – в любом контексте – заходит о Владимире Александровиче, главном мужчине в ее жизни, аура Нестеровой начинает светиться чем-то золотистым...
– Успех и благополучие – есть разница? – Есть, и очень большая. Начнем с благополучия, потом перейдем к успеху. Итак. Благополучие – это очень личное понятие для каждого человека, оно очень у всех разное. Вот у меня и всех членов семьи есть абсолютно твердое убеждение, что никакого благополучия не может быть без интересного дела. Это вещи совершенно неотделимые. И каждый из нас имеет свое хобби, и не одно. И мы всегда старались соединить свое хобби со своей работой. И вот когда хобби соединяется с работой – это дает благополучие души. Если это соединение еще и приносит заработок – это идеальная ситуация. Благополучие – это интересная творческая работа, приносящая деньги – ну это уж кому какие нужны. У меня никогда не было слишком много денег. Я абсолютно безбедно живущий человек, но вовсе не богатый. Нас не затронули никакие кризисы. Мы тратили всё, что зарабатывали. Во-первых, на то, чтоб был уютный дом, сделанный, желательно, своими руками. Мы ездим на хороших автомобилях, потому что это удобно и мы не так устаем. Мы вкладываем деньги в наше производство. Оно не приносит никаких сверхприбылей, но оно может существовать. Весь мир давно понял, что бизнес только ради денег – всегда ситуация временная, всегда кончающаяся либо тюрьмой, либо невозможностью заниматься своим делом дальше, – в отличие от бизнеса, в котором ты осуществляешь свою идею, принцип, и поэтому ты должен сделать его хорошо, потому что плохо оно само получится. Если получилось хорошо, тогда этим и сегодня пользуются твои дети, и потом будут пользоваться твои внуки, – да еще и по жизни я окружена такими людьми, при которых сделать что-то плохо я никак не могу. Выпустить плохой спектакль я не могу. Издать книгу, которая принесет мне деньги, но это будет мусор по сути, – я не могу. – Так. Это благополучие. А успех? – Есть успех, есть фортуна и есть какие-то предлагаемые обстоятельства. Оказаться в нужное время в нужном месте, легко принимать решения, не иметь страсти к деньгам, уметь легко с ними расставаться и задумывать нечто и с какой-то точки отсчета это осуществлять, – вот это обязательно приводит к успеху.
У меня, скажем, нет больших денег, мы достаточно многотрудно живем и дома, и в коллективе, но всё, что мы делаем – это успех. Он сопутствует нам потому, что мы работаем на нашу точку отсчета. Я делаю только то, что работает на мою идею, на то, что я хочу сказать. Так было и в театре, так и сейчас в издательстве.
– А что вы хотели сказать – и в театре, и в издательстве, и вообще? – Первое: страшный порок человечества – деление по национальному признаку. Отсюда все распри во всем. Вот у нас в России: всегда кто-нибудь виноват, кроме нас самих. Некогда изруганный космополитизм, по моему убеждению, должен быть одной из главных сегодняшних основ. Я стараюсь создать в своем издательстве книги, которые берут лучшее отовсюду, из всех религий, из истории стран, из метаистории, стараюсь показать все это людям. Второе: важно, чтобы люди были грамотными. Сейчас издано очень много литературы нетрадиционной направленности по философии. астрологии, оккультизму и так далее, и в этом море легко утонуть. Поэтому мне всегда хотелось, чтобы приходящие к нам люди прочли о первоустройстве мира из серьезных первоисточников, а потом уже делали бы выводы. Сами решали бы, что истинно, а что затуманивает глаза и продолжает вести наших людей строем. Наши читатели понимают, что для личности ходить строем – это самое страшное. А нашим людям – вот уже сколько лет после перестройки – всё еще жутко и страшно выйти из строя.
И третье: книжка (спектакль, человек, фильм и так далее) должна быть замечательна не только по содержанию, но и по форме. Для меня, как театрального режиссера, форма и содержание вещи абсолютно взаимосвязанные. Мы оформляем книжки работами самых интересных художников, например, Библейская серия оформлена рисунками Эрнста Неизвестного... Я не могу пройти мимо талантливого творения. Не имею права. То есть мы – творим. Именно потому, что мы ни на кого не похожи, – мы заняли свою нишу и никому не переходим дорогу. Наверное, поэтому мы пережили кризис. Наш читатель скорее пожертвует куском хлеба, но книжку купит, потому что он привык читать такие книжки. И я этим пользуюсь, этим счастлива. – Вы были несчастливы? – Да, три раза. Когда умер мой дедушка, мамин отец. Когда после двух лет совместной жизни от меня, взяв портфель, ушел Владимир Александрович, мой нынешний муж, потому что ему не понравилось, как я будто бы фривольно разговаривала с кем-то по телефону. Я его вернула. Но я очень была несчастна, когда он ушел. Наверное, я тогда еще была маловата для него. У нас 14 лет разница в возрасте: очевидно, он меня воспитывал... Вот сейчас, кажется, подросла до него... И самое страшное в моей жизни – это когда пять лет назад умер мой отец. Всего в 67 лет. Немецкие лагеря, много работы потом, инфаркт, инсульт... В этот момент на глаза Елизаветы Нестеровой навернулись слезы, и мне пришлось сменить тему. – За что вас так сильно любит ваш сын? Не отпирайтесь, знаю доподлинно. Так бывает не очень уж часто. – Никогда не лезла к нему в душу. Просто уделяла много неформального внимания. Он всегда видел результаты моей работы и в театре, и в издательстве. Я никогда не ссылалась на занятость. В доме всегда было уютно и чисто. Дом, семья, родители, муж, – это святое. Они всегда были мои помощники. При том, что я всегда делала всё сама. Мы сё в нашей семье делаем сами – и поэтому всегда протягиваем друг другу руку помощи. Сыну я пыталась помочь осуществлять то, что ему в данный момент интересно. В эту минуту я почему-то вспомнила первый день нашего с Елизаветой Михайловной знакомства – почти пять лет назад. В частности, два своих ощущения: необыкновенную легкость, с каковой она откликнулась на некое деловое предложение, молниеносно оценив его перспективы, и полнейшую защищенность, безопасность в ее машине, на которой мы тут же помчались осуществлять план, созревший пять минут назад. Водитель она редкостный. Я это очень ценю и в театральных режиссерах, и в книгоиздателях... – Кажется, раньше в издательстве было больше сотрудников? – Да, со временем организация труда в издательстве изменилась: сейчас каждый отвечает за свой участок и является в нем единственным и крайним. Дает потрясающий эффект. Каждый виден насквозь. Возвращаясь к успеху и благополучию: когда делаешь то, что хочешь и из этого что-то получается и тебе не надо где-то в другом месте зарабатывать на это деньги – на нормальную жизнь, никто не говорит о миллионах, – просто на достойную нормальную жизнь, – вот оно! И успех, и благополучие. Трудно сказать, помогают ли нам высшие силы... Думаю, да. Потому что, как мне кажется, то, что мы стараемся делать, нужно всему мирозданию. Во всяком случае, не вредно. И когда я буду старенькой, мне будет не стыдно попижонить и показать внукам книги, которые останутся после нас. Делать что хочешь и при этом ни от кого не зависеть – это в наше время почти пижонство. И, конечно, коллектив, который у нас отшлифовался просто идеально. Руководитель должен понимать, что без коллектива он ничего из себя не представляет, – и одновременно знать, что представляет из себя очень много. То, что ты можешь сделать сам – должен сделать сам. Руководитель должен слышать людей, с которыми работает, любить их. Я и сыну это всё время объясняла, а мне – в свое время мой дедушка и мой отец... А то ведь можно начать так руководить, так заруководиться, что просто ужас! Я никогда не провожу заседаний, совещаний и летучек. Казалось бы, театральный режиссер! Должна сесть и режиссировать, режиссировать... Нет. Это было бы сродни режиссеру, который на репетиции забирается на сцену и сам показывает – как надо играть. Это значит – не хватает слов, чтоб объяснить свои мысли. То есть не хватает самих мыслей. А у нас всё есть, и слова есть... Потом мы пили кофе. А за окошком пели птички и гудели машины. Было очень хорошо. Беседу вела Елена Черникова
Фотоснимки сделаны
на презентациях книг в Третьяковской галерее и |
||||||||||||||||||||||||||
|
