СТИХИ  ИЗ  АРХИВА

     В моём архиве хранятся две рукописи. Это стихи Романа Пономарёва и Раисы Крепковой. Что объединяет эти две судьбы, помимо несомненного литературного дарования? Скорей всего — чувство обречённости, безысходности нереализованной души.
     Ведь им было всего по двадцать девять лет, когда они ушли из этой жизни…, как мне думается, не сказав и не сделав самого главного. Раю 21 марта 1991 года сбила машина, Роман погиб по нелепой случайности 28 августа 2001 года.
 

	Раиса Крепкова

     Стихи Раисы Крепковой я неоднократно предлагал в разные журналы, но безрезультатно. Она очень любила Юнну Мориц, боготворила этого человека, но даже после смерти Раи, маститая знаменитость отказалась написать пару добрых слов о её стихах, предложив провести вечер памяти трагически погибшей поэтессы.

     У Раи остались двое детей и до сих пор неопубликованные стихи, в которых есть вещество поэзии, авторская логика, смысл.

	Роман Пономарев

     Роман Пономарёв был тесно связан с рок-культурой, он писал не только стихи, но и тексты песен, работал в филиале Малого театра, а впоследствии на телевидении. Магистральная тема его стихотворного наследия — тема одиночества, отчаянья, смерти… Многие писатели считают, что о смерти писать проще, чем о жизни. Сейчас, когда Ромы нет уже более пяти лет на этой земле, я могу сказать одно: он был талантливее и живее многих. И ещё: у него было очень красивое запоминающееся лицо. Люди с такими яркими лицами, обычно становятся актёрами или телеведущими. Он остался в моей памяти поэтом со своей трагической интонацией, со своим отчётливым лицом.

     Любая публикация, даже посмертная — это всегда факт литературной биографии автора. Да и стихи могут найти своего читателя лишь при условии, если эти стихи опубликованы. Думаю, что читателям будут не безразличны судьбы поэтов, «…которые на заре или ночью неожиданно и неумело умирали, не дописав неровных строчек, не долюбив, не досказав, не доделав…»

Герман ГЕЦЕВИЧ

РАИСА   КРЕПКОВА

* * *

Ты – ветер, я – снег. Мы летим, в исступленьи,
Всю толщу природы взвалив на себя,
И антициклоны идут в наступленье
На нас, в водосточные трубы трубя.

К лицу ледовитые льнут океаны,
И осью земной искривляется флюгер,
Мы значим так много, исчезнем так рано,
Что воют нам вслед полоумные вьюги.

На карте рисует нас метеоролог,
Но мы отвергаем его предсказанья:
Ты – ветер, я – снег… путь обоих был долог
Сквозь линии, точки, узлы замерзанья.

Сто лет наша встреча в шипах застревала
У розы ветров, напружинившей ветки:
Мы значим так много, жить будем так мало,
Как птицы живут, завлечённые в клетки.

По линии жизни стремится экватор,
Но рек замерзающих сжались пределы…
Ты – ветер, я – снег… мы крест-накрест распяты
Судьбой долгожданной, погибелью белой.

2.08.90.

* * *

Я кланяюсь тебе из солнечного света,
Продетого в кольцо дрейфующих планет,
Из гиблого гнезда, из свитого навета,
Где чистой правды нет, и оправданья нет.

Я шлю тебе наклон земного оборота,
Как, плёнку засветив, февраль своих тревог,
Ты ювелирно юн на этом старом фото,
Процеживаешь взвесь событий и дорог.

Я шлю тебе привет Юпитера-собрата,
Он светел и богат, но скуп его оскал,
Поскольку пред тобой одна я виновата,
У той прямой черты, где ты спокойно лгал.


* * *

Високосный февраль
И два слова, что жизни не будет,
Ты – бродяга и враль,
Этот снег твои губы остудит.

Этот траурный снег,
Заметающий след бесполезный –
Мой последний разбег
В пустоту обезболенной бездны.

Где ни ветра, ни сна,
Лишь твой облик в халате медбрата,
Так приходит весна,
И мерцает ночная палата.

Только снегу сродни
Цвет черёмух, как память о прошлом,
Високосные дни
И косые дожди за окошком.


* * *

Февраль, когда же ты начнёшь
Мести пургой и вьюгой плакать?
Когда ты стужей промокнёшь,
Как промокашкой, эту слякоть?

Когда же ты заставишь нас
Сидеть в дому у батареи,
И наблюдать в полночный час,
Как за окном позёмка реет?

Нет, мне совсем не по душе,
Среди зимы весна такая,
Я приспособилась уже
Молчать, зиму пережидая.

16.02.88.

* * *

Каждою весной
Мох возрождается.
Зеленее его я ещё ничего не видела!
Тёмная вода в лужах оживает,
И в песке намечаются первые ручьи.
Бордовый камешек лежит на песчаном дне.
Моя кожа пахнет первым загаром…
И я влюбилась –
Легко и весело.
Это, наверное, потому,
Что маленькие птицы щебечут
В тёмно-зелёных елях
И стволы сосен излучают
Красноватое солнечное тепло.

31.03.78.

* * *

Живу и жду – мой жребий не опасен,
Намотан на катушку равных дней,
А взлёт тем веселее и прекрасней,
Чем больше их намотано на ней.

Полёты не во сне, не наяву…
А просто так: однажды в вечер тёмный
Взлечу к луне – глазастой и огромной –
И нитку от катушки оторву.


* * *

Роковая цепь событий,
Звенья цокают впритык:
Жгут молчаний, соль наитий,
Жизни вырванный язык.

Перец красный, ломтик страсти,
Лист лавровый в чашке сна…
Ласточкой деепричастий
Не летала я одна.


* * *

Немой соглядатай, зачем ты шпионишь?
Откуда ты взялся? – ведь я не опасна –
Гляди, поважнее кого проворонишь,
И будет тебе нагоняй от начальства.

Бедны и голы эти старые стены,
Но розы живые цветут на обоях…
Нахлебник презренный, ты ищешь измены?
Она обожает другие сословья.

К сословью поэтов она не причастна,
В сословье свободных она невозможна…
Чего тебе надо, доносчик несчастный?
Чего выжидаешь ты так осторожно?

В окне моём солнце, а в комнате ветер,
А ты затаился в пыли за буфетом…
Давно потеряла ключи я от двери,
Лежат и ржавеют под ковриком где-то.

Давай, выходи! Заварю тебе чаю.
Бросай свою видимость важной работы.
Весну и шатанья тебе обещаю,
И гулких подъездов ночные пролёты.

Не знаешь? Не можешь? Тогда убирайся!
Возникни в другом невезучем объёме,
Но там незаметнее быть постарайся,
Как тень или пыль в заколоченном доме.

28.02.88 (метро).

* * *

Смотри, на градуснике ночь
И ртутные дрожат созвездья,
Сеть паутин сентябрь развесил
Там, где листва слетела прочь.

Агат тверёзой тишины
В берёзовое втиснут злато,
И паутинка тонковата,
Чтоб продержаться до весны.


* * *

Бодрость духа, чуткость слуха,
Мышц задиристый накал…
Смерть – безносая старуха –
Всё возьмёт, что ты не взял.

Она косточку младую
Любит, только подавай.
Так люби меня – живую –
Никому не отдавай.

Ни разлуке заскорузлой,
Ни разрухе, ни тоске…
И лови мой профиль узкий
На струящемся песке.

И целуй меня, как ветер
Вкровь целует облака…
И тогда врасплох не встретит
Нас костлявая рука.


* * *

Это августа ночь, безупречность её наготы:
Млечность твёрдых сосков, чистота воскресающих линий…
Это графика вздоха, кузнечики детской мечты,
В материнстве её растворяюсь без всяких усилий.

Это путь по песку, это ветра солёный мазок
На кустах, от земли попытавшихся ввысь приподняться,
Это дробь тишины, чёрным камнем летящей в висок –
Это то, с чем однажды навеки придётся обняться.

 

 

РОМАН  ПОНОМАРЁВ

КОНВЕЙЕР

Из-под ресниц окаменелый глаз,
Полуулыбки обнажённый веер,
В руках конверт – в конверте день и час –
Я, как и все, поставлен на конвейер.

Засунут душу лентой в жернова,
Прокрутит годы месиво клоаки…
А расфасовщик скажет: «Голова
Такая же, как у моей собаки».

Друзья прошепелявят вслух про ад,
Сыграют под Пьеро на панихиде,
А через месяц – я вернусь назад,
Пропахший смертью, но всё в том же виде.

– Ошиблись, отлучили, я не вру!
Мы что-то с вами вместе не допили!..
Сегодня я, пожалуй, не умру, –
Ведь вы меня давно похоронили.


* * *

Ад ожидает нас – он рядом,
Свистящим рвущимся снарядом,
В простреленной невинной плоти,
В окопных вшах, в кровавой рвоте…

На искаженных болью лицах
Зияют дырами глазницы,
И чьи-то сломанные ногти –
В руках, оторванных по локти.


* * *

Горных вершин тела-жемчуга
Рождают от солнца студёные реки,
Земля полнокровною плотью туга,
И небо глядит сквозь прикрытые веки.

А огненный град стирает цвета,
Закрасив цветы в бескрайнюю смерть,
Безлюдная плесень отныне густа,
Сгорает душою и мякоть, и твердь.

Поджаренный ветер под сердцем заноет,
Валяясь в ногах, он замолит меня,
Искристым дождём мои песни омоет,
Нащупает вены прошедшего дня.


МЕТРО

1

Я уснул в пустом метро,
Снилось мне, что я погиб.
Всё вокруг мертвым-мертво –
Только этот старый клип.

Кто-то вновь кричит: Долой!
Кто-то спит, а кто-то пьёт…
Я устал, пора домой,
Только там никто не ждёт.

2

Доверяю лишь себе,
А не горю и беде,
Растворюсь в немой толпе –
След от камня на воде.

Ни дурман и ни вино,
Не излечат жизнь от ран…
Остаётся лишь одно –
Отключить души экран.


СУДЬБА

Зачем, судьба, меня оберегаешь
И поднимаешь вновь над суетой?
Ты все обиды горькие прощаешь,
Но в мир выводишь нищим, сиротой.

Проходят годы, дни пустой услады,
Друзья забыты, с ними – имена,
Но даже на коленях все мы рады
Принять из рук твоих бокал вина.

Наш буйный ветер рвёт хмельные травы,
Впивается губами в купола.
И кажется порою, что мы правы,
И кажется, что это всё игра.

Тускнеют лица, а глаза слезятся,
Горят страницы порванных томов,
Не вспоминать, не верить, не встречаться –
Не сосчитать в душе стальных оков.

Над головою смерть мешком повисла,
Свечу любви я в сердце затушил.
И, кажется, уйти не хватит смысла,
И, кажется, дожить не хватит сил.

1993 г.

* * *

Мир гениев, злодеев и шутов,
Мир сумасшедших и капризно-строгих,
Ошейников, наручников, кнутов…
Мир – ювелир, чья роскошь для убогих.

Где ангелы наносят яркий штрих,
Сам Люцифер от ярости заплачет.
Добро и зло мы выкрали у них,
Но потеряли счастье и удачу.

Век прожит, побеждён и сброшен вниз!
Танцующий младенец в колыбели –
Наш долгожданный выигрыш и приз! –
Неужто мы и вправду проглядели?

Наденьте крылья, кто ещё не стар,
И пусть мы в этот день совсем растаем,
Что нам до Бога – он ведь не Икар –
В своём аду мы новый век встречаем.

Личный сайт Германа Гецевича –
www.getsevich.ru