Книги Михаила Погарского на стенде Второй выставки-ярмарки «Книги художника» в ЦДХ (фото автора).

     — Техника тоже была для меня живым делом. Но ситуация стала складываться так, что либо ты занимаешься чистой наукой и денег не получаешь, либо начинаешь заниматься сугубо прикладными вещами, но за реальные деньги. Только эти прикладные вещи для меня были скучноваты. Неинтересно мне разрабатывать конструкцию рессоры автомобиля. И получается, что на самом деле на выбор профессии повлиял финансовый вопрос. Хотя и занятия наукой, и искусством мне очень нравились, везде я себя чувствовал хорошо. Но в то же время понимаю, что, даже уйдя с головой в искусство и литературу, я все равно сохранил определенные задатки ученого-естественника, и многие вопросы рассматриваю с разных точек зрения. Любопытно, но очень редко гуманитарии становятся естественниками, а из естественников очень многие пришли в гуманитарные науки. Здесь, наверное, дело еще не только в том, что, занимаясь естественными науками, в рассуждениях доходишь иногда до какой-то точки, когда понимаешь: простым логическим путем эти вопросы неразрешимы, все равно упираешься в некую тайну. И когда осознаешь, что тайна эта существует, пытаешься не открыть ее, а прикоснуться к ней посредством искусства, литературы. Для меня и искусство, и литература — определенный метод познания себя, окружающего мира. Когда пишу, я не знаю, как поведет себя сюжет дальше, какая строчка будет следующей в стихотворении. Но с каждым стихотворением становишься взрослее, мудрее. Можно прожить неделю и остаться на том же уровне развития, а можно, написав стихи, продвинуться в познании своего внутреннего мира.
     — Когда вы стали заниматься лэнд-артом?

Проекция неба.  (Лэнд-арт фестиваль в д. Дракино).

     — Лэнд-арт-проекты появились параллельно нашей работе по изданию альманаха и выставочной деятельности. В какой-то момент пространства выставочных залов стало недостаточно, и так мы пришли к лэнд-арту.
     Мы организовывали выставки разной тематики в ЦДХ в Москве, в Нижнем Новгороде. Например, провели очень любопытную выставку под куполом парашюта в деревне Дракино в усадьбе замечательного скульптора Андрея Волкова. Через время я понял, что одного «Дирижабля» для меня мало.
     Так появился альманах «Треугольное колесо» — совместный проект с Гюнель Юран. Мы стали проводить выставки под его эгидой. В рамках «Треугольного колеса» могут быть организованы лэнд-арт- и дизайн-проекты, перформансы и большие кураторские проекты — все, что позволяет фантазия. То есть это такое «колесо», которое отбрасывает «лучи» в разные стороны.
     — Само название «Треугольное колесо» — сочетание несочетаемого — предполагает неожиданные решения, необыкновенные сюжеты. Как оно появилось? Я обратила внимание, что, например, третий номер издавали 3 марта, тиражом 300 экземпляров. Число «три» связано с названием журнала? Или есть в этом некий скрытый, тайный смысл?
     — Число «три» — одно из основных каббалистических чисел и лежит в основе мироздания. Сколько бы мы ни говорили о четырехмерном пространстве Эйнштейна, геометрии Лобачевского, тем не менее, мы сами, наша психология «живет» в трехмерном мире. Неслучайно в религиях есть третий божественный глаз, троица. В любой религии, кабалистике, мифологии число «три» — одно из сакральных чисел. Если говорить о естественнонаучной природе вещей, те же кварки (мельчайшие частицы, из которых и состоит все мироздание) могут существовать только по трое, а не поодиночке. Оказывается, в этой области «три» — основное связующее звено, поэтому не только для меня, но и во многом для мира это — определяющее число. Это точка устойчивости, три точки создают плоскость. Если стол поставить на три ноги, он никогда не будет качаться, а если на четыре, всегда надо под одну что-нибудь подкладывать. Треугольник — это многоугольник с минимальным числом сторон, а круг — это предельная форма многоугольника, своего рода бесконечноугольник, а между ними лежит все многообразие форм.
     Отсюда и возникла идея треугольного колеса, и хотя, казалось бы, катиться оно не может, однако вот ведь — катится. Образ «Треугольного колеса» заключался в соединении двух предельных, идеальных понятий. И это сочетание дало взрывной эффект. С одной стороны — раскачивания, с другой стороны — устойчивой опоры. Одна из основных задач «Треугольного колеса» — стимулировать всплески творческой энергии — издательской, выставочной, кураторской деятельности, лэнд-артов, видео-проектов.

	Пирамиды в Ясной Поляне.

     — Как вы выбираете темы для альманаха? Каждый номер посвящен отдельной теме, которая, возможно, рождается спонтанно?
     — Иногда спонтанно, иногда какие-то случаи подталкивают к этому. Например, третий номер альманаха, который мы готовили перед первой выставкой-ярмаркой «Книги художника», был посвящен этому направлению книжного искусства.
     Иногда мы пытаемся выбрать тему, вокруг которой будет строиться альманах. А с другой стороны, я ничем не хочу ограничивать пространство альманаха, и наша гиперзадача — воплотить в жизнь идею Стефана Малларме, создав некое орфическое описание Земли. То есть в этом альманахе все возможно: статьи о политике, рекламе, дизайне, на социальные темы, и, естественно, об искусстве — как об одном из краеугольных камней нашего мироздания. Конечно, тема искусства превалирует в «Треугольном колесе». Выбор темы важен, но гораздо важнее, кто будет высказываться по этой теме. Я стараюсь, чтобы это были нестандартно мыслящие люди. В этом я вижу свою задачу как редактора альманаха и, естественно, как некоего катализатора, пытающегося стимулировать тот самый всплеск творческой энергии.
     Первый номер «Треугольного колеса» был пилотным, посвященным в основном самому альманаху — для чего он и почему появился. Это была попытка самоопределения альманаха в пространстве культуры, литературы, пространстве эссеистики, философии — чего угодно. Поэтому он был максимально «разношерстным», мы старались охватить самые разные стороны нашего мира.
     — Каким был первый лэнд-арт проект?

Стихияиветр (Лэнд-арт фестиваль «Полоса», Н.Новгород).

     — Один из первых лэнд-арт-проектов — фестиваль «Полоса», организованный в Нижнем Новгороде. Именно тогда меня впервые пригласили поучаствовать в подобном фестивале. Это было нечто фантастическое. Мы создавали арт-объекты на берегу Волги. Я сделал тогда маленькую инсталляцию «Стихи на песке». Был разбит маленький сад камней, на доске написано стихотворение, и одновременно я писал на прибрежной полосе песка стихи, которые смывались волной, когда проходили пароходики. Это была дань японской поэзии, японскому мировосприятию. И это было так прекрасно, так живо. Я заболел тогда лэнд-артом, потому что получаю безмерное удовольствие от того, что делаю. Здесь видишь, как творение буквально при тебе начинает жить во времени, с ним происходят какие-то метаморфозы. Стихи, что я написал, тут же слизнула волна, но кто-то успел их прочесть, у кого-то они остались в памяти. Они уже в моей памяти не остались, но кто-то их запомнил. Какие-то школьники-экскурсанты хором читали эти стихи, тут же подбегала собака, которая задирала лапу... Кругом была жизнь во всем многообразии, и мгновенно исчезнувшие стихи были ее частичкой — и это прекрасно. Создавая лэнд-арт-проект, четко ощущаешь, как в нем концентрируется время. Если пишешь книгу, процесс ее создания, публикации, ее прочтения, процесс отклика — очень сильно растянуты во времени. В лэнд-арт-проекте все это сконцентрировано: ты наблюдаешь его рождение, например, книги или инсталляции, или объекта, его прочтение и, как правило, его разрушение — и все это происходит за день-два-три. И это дает мне хороший заряд внутренней энергии. Неважно, что проект разрушается, он все равно задокументирован — остался в видеофильмах, фотографиях. Мимолетность, наверное, не менее прекрасна, чем изваяния, сделанные на века. Потому что эти мгновения сразу становятся вечностью. Были — и уже ушли в небытие. В этом вся прелесть.
     — Эта мимолетность — одна из важных черт восточного искусства? Японские танка ценились именно за свою легкость, изящество, мимолетность и в то же время глубину, послечувствование...

	Роль сумасшедшего в фильме Джиллиан Мак-Айвер «Воспоминания о детстве».

     — В Японии и Китае одними из первых научились ценить мимолетность и творчества, и бытия: вся жизнь — единый миг. Это их традиция — писать своей возлюбленной стихи на летящем по ветру кленовом листке. Он, может, и не долетит, но этот ритуал важен в первую очередь для самого творца. Когда творчество становится, прежде всего, важным для самого себя — это самое главное. Потому что попадаешь в беспроигрышную ситуацию: делаешь то, что тебе нравится, живешь полноценной жизнью. Что тебе еще надо? Да ничего — вот сейчас ты творишь, и это становится для тебя твоим внутренним успехом.
     А если твое творчество еще и востребовано, если вдруг стало кому-то интересно — ты уже не проиграл, ты — выиграл. Это — как неожиданная награда. Главное, не попадать в какую бы то ни было зависимость — материальную или от ожиданий окружающих, или собственных ожиданий. На самом деле графомания, артомания — реальные мании.
     Я наблюдал огромное количество людей, которые, пережив полосу своего внутреннего успеха, внутреннего творчества, вдруг попадали в кризис, творческий застой. Это состояние — настоящая ломка, как у наркоманов. Человек стремится реализоваться и не может, какой-то энергетический канал закрылся. И тогда человек впадает в глубочайшую депрессию. Я имею в виду «графомана» не в бранном смысле слова, когда человек мнит себя кем-то, а на самом деле пустышка — нет, когда ты раньше действительно достигал внутреннего успеха, а потом не писал ничего полгода, не создал картин. Это для писателя, художника становится иногда страшнейшим ударом, пережить его бывает иной раз невероятно тяжело. Отсюда, наверно, так много искалеченных творческих жизней, когда художники пытались компенсировать недостаток творческой энергии потоками алкоголя или наркотиков. Но это порочный путь.
     — Как, по-вашему, пережить такой кризис?

Пирамиды на Финском заливе.

     — Мне кажется, лучше в него не попадать. Я для себя всегда постулирую: то, что я делаю, безусловно — гениально. Но гениально для меня! Если это не будет гениально для меня, то лучше и не делать. Это может быть совершенно безразлично другим людям. Никогда не надо думать: гениальное для тебя — гениально для всех. Это ошибочно. Другими словами, надо все время находить свое место в этом мире. Это первое правило.
     Второе мое правило: жизнь гораздо многограннее искусства. И если сейчас ты не достиг каких-то успехов в искусстве, просто порадуйся жизни, выйди, посмотри, как все прекрасно в мире устроено, как приятно видеть эти облака, сидеть вечером в этом скверике, и не суть важно, что у тебя осталась огромная гора недоделанных дел. Не сделаешь сегодня, сделаешь завтра, впереди у тебя — целая вечность. Вот этому и надо учиться. Это отчасти медитативный подход, который позволяет более четко представлять свое место в мире. Я, например, никогда не гнался за славой, успехом, мне было не очень важно, как откликнутся на те или иные мои произведения зрители, читатели. В первую очередь мне было важно, чтобы я внутренне сам понимал: я сделал хорошую вещь, благодаря этому стихотворению, я немножко поднялся над бренной землёй. А дальше — уже начинается самостоятельная жизнь вещи, и как она сложится — непредсказуемо. У меня, честно говоря, не случалось еще кризиса, всегда нехватка времени. Впереди всегда было 5-10-15 нереализованных проектов, которые ждут-ждут-ждут своего часа, надо-надо их сделать, а этому мешают новые проекты. И я все жду, когда же придет кризис, и я бы сел и спокойно доделал прежние.
     — Может, это самообман?

	Факсимиле огня (д. Таганько).

     — Ну конечно, желание кризиса — самообман. И я, безусловно, рад, что пока проекты не иссякают. Так получается, что недостатка в новых идеях никогда не было. Мне часто говорят: в твоем проекте столько людей участвует, ты всех привлек, все что-то делают. Но, с другой стороны, я никого не заставляю. Действительно, нереализованных проектов остается очень много. Но очень важно каждый проект доводить до какого-то, по крайней мере, разумного финала. Потому что генерировать идеи можно непрестанно, но если остановиться только на уровне идеи, она так и канет в небытие, поэтому нужно ее каким-то образом фиксировать. Диссертацию я защищал по той простой причине, что считал: надо довести дело до конца. Мне показалось, что защита будет таким логическим завершением, я защитился и тут же закрыл для себя тему науки.
     — Закончив какой-нибудь проект или реализуя его, возвращаетесь ли мысленно к моменту зарождения его идеи и думаете: какой извилистый путь-то проделан? Это помогает осознать происходящее или за увлеченностью, впечатлениями этот момент забывается?
     — Очень важно использовать энергию изначального порыва. Новый проект рождается всегда на порыве, ты им вдохновлен, и я эксплуатирую эту энергию нещадно. Понимаю, что пока есть порыв, лучше не спать ночь, лучше делать. И если сразу не взяться, если мешают незаконченные дела, оставшуюся часть доделываешь гораздо дольше и с большим трудом. Иногда такие проекты растягиваются на годы. Но все-таки я стараюсь все довести до конца, потому что жалко затраченной энергии, сил, вложенных в проект.
     Конечно, остаются незавершенные проекты. Иногда роешься в старых файлах, рукописях и думаешь, что же я это не доделал. Но без порыва вернуться к прежней идее тяжелее. Бывает, проект завершен, как, например, книжка «Философия пьяного ежика». Она оказалась востребованной, ее читали, ксерокопировали, но прошло уже десять лет после первого издания, и недавно я издал еще одну книжку с пряником. Здесь уже была определенная вариация на полюбившуюся тему: что-то изменили, добавили, Гюнель нарисовала новые картинки, я дополнил предисловие, разработали новую астрологию. То есть если всплывает старое, что хочется переиздать, доделать, я всегда стараюсь привнести в старый проект новую струю, чтобы не было скучно.
     — Проект же не заканчивается, если он один раз сделан. Была «Инверсия путешествий», а теперь повторили, но немного по-другому. Расскажите подробнее. Мне эти пирамиды очень нравятся.

Сиреневые шахматы. Шахматово. (фото автора).

     — «Инверсия путешествий» — проект, растянутый в пространстве. Кардинальная идея: если человек не идет к пирамиде, пирамида идет к человеку. Она тоже имеет право на такую самореализацию. Наши пирамиды странствуют по свету. Сначала плавали по Финскому заливу, потом нас пригласили в Ясную Поляну, затем на фестиваль «ВМЕСТЕ РАДИО» в Москве, далее в ЦДХ на Московский Открытый книжный фестиваль.
     На гранях пирамид — фотографии, строки стихотворений. Их путешествия обрастали легендами, и они превратились в странствующие книги-пирамиды. Их странствия мне нравятся сами по себе, потому что в разных местах они начинают звучать по-новому. После каждого путешествия на гранях пирамид появляются заметки, стихи, фотографии. От странствия к странствию содержание пирамид изменяется, дополняется. Поэтому, в принципе, этот проект бесконечен — пока хватит сил. Или пирамиды придут в негодность, тканевые грани станут потрепанными. На них уже появляются какие-то пятна, где-то они рвутся, ломаются грани. Но так и должно быть, это реальная жизнь. Пирамиды становятся бывалыми странниками. Одно из последних путешествий в прошлом году — в усадьбу Александра Блока Шахматово — на праздник поэзии, где собралось много поэтов, начиная с Евгения Евтушенко и заканчивая молодыми поэтами из литобъединений. Пирамиды стояли на сцене, «слушали» стихи и пытались посредством нас отвечать на вопросы, зачем они здесь и какое отношение имеют к поэзии.
     — Какие еще были проекты в прошлом году и какие новые вы готовите?
     — В прошлом году на Финском заливе осуществлен проект «Мореплавание», причем слово «море» писалось английскими буквами. Это был и своеобразный отсыл к Бодлеру, и раскрытие одного из любимых мной древнегреческих изречений о том, что плавать по морю необходимо, а жить не так уж необходимо. «Moreплавание» — проект на грани лэнд-арта, боди-арта (меня расписали красками как «морского волка»), видео-арта, литературы. То есть срез самых разных областей искусства. Потом мы сделали видеомонтаж, книгу, которую представили на выставке «Книги художника» в декабре того же 2006 года в ЦДХ и на аукционе.
     Следующий проект, к участию в котором я привлекаю всех близких мне художников и приглашаю артистов, музыкантов, — «Библиотека Просперо». В его основе лежат миф о Шекспире — как величайший миф всех времен и народов, самая блестящая и самая ранняя мистификация, и интерпретация этого мифа Питером Гринуэем в его фильме «Книги Просперо». Иначе говоря, это расширение мифа о Шекспире и создание некой универсальной библиотеки книг, которые описывали бы весь мир и тайны мироздания. Этот проект, с одной стороны, шекспировский, с другой стороны, Шекспир выступает как некий катализатор, вокруг которого можно создавать все, что угодно — примерно, как на сцене театра «Глобус».
     — До сих пор шекспироведы спорят о том, кто истинный автор произведений Шекспира. Антистрадфордцы называют множество исторических персонажей, которые так или иначе могли скрываться под этим именем. Чьей точки зрения придерживаетесь вы?
     — Если говорить о принятой персонификации поэта, то для меня, конечно, Шекспир — мистификация. Актер «Глобуса» Вильям Шакспер — не создатель этих произведений, это блестящая мистификация. Кто за ней стоял, неясно. Скорее, граф Рэдклиф и графиня Пенбрук. Но на самом деле — не суть важно, я хочу оставить этот вопрос за рамками проекта
     — Но если идет разговор о мифе, то уже проект так позиционируется…

	Объект «Горючее навигаторов».

     — Конечно, но любое творчество — своего рода миф. Особенно когда автор пишет от первого лица, он мистифицирует пространство. Иногда миф явный, иногда тайный. Но любое творчество, так или иначе, связано с некой мистификацией, видоизменением. Я иной раз сам начинаю забывать, что было в моей жизни из того, что я описываю на страницах своих книг, а что я придумал, сам начинаю путаться. Я неявный мистификатор, у меня моя жизнь и мифология обо мне переплетены воедино. И в данный конкретный момент времени я существую как реальная и как мифологическая личность, которой стал в моих литературных произведениях, моих интервью. Это уже некая мифология вокруг меня.
     Если говорить о Шекспире, то мифология создавалась вокруг человека, выбранного в качестве персонажа. Как выбрали Козьму Пруткова братья Жемчужниковы и Алексей Толстой. И был третий Жемчужников, который, собственно, и стал основным мистификатором, но и легенды о нем — это тоже уже мифология.
     На мой взгляд, неважно, Шакспер написал сонеты и пьесы, или Мария Стюарт, или Бэкон, важно то, что создан литературный мир. И отталкиваясь от этого, хочется создать такой проект, где мир и миф сплелись воедино.
     Еще один новый проект, совместно с Андреем Суздалевым — «Ubique», отсыл к роману Филиппа Дика «Убик», в котором рекламируется некий товар «Убик» и на месте любого рекламируемого товара ставится слово «Убик». Мы хотим создать серию роликов, плакатов, рекламирующих различные «убики». Идея состоит в следующем: мы живем в мире, где, к великому сожалению, реклама стала занимать место религии. Она влияет определенным образом на умы, в основном на неокрепшие детские умы. Ребенок, смотря на телеэкран, полностью верит тому, что слышит. Он еще не испорчен цивилизацией, у него нет критического взгляда на мир, и он попадается на удочку рекламы. Бороться с этим бесполезно, поэтому надо попытаться низвести рекламу до ее уровня: реклама — всего-навсего миф, и не более. Можно верить или не верить этому, но, в первую очередь, реклама — продукт, произведенный дизайнерами, рекламщиками и др. Развенчанию этого мифа и посвящен проект «Ubique». Надеюсь, что мы скоро его представим.
     — Если предварительно подвести результаты двух лет работы над выставками «Книги художника» и аукционами, какие положительные стороны вы можете отметить?

Световой барьер (Лэнд-арт фестиваль «Пойма времени», Н.Новгород).

     — В 2005 году на первой выставке-ярмарке «Книги художника» в рамках Non-fiction и аукционе мы создали прецедент: книги художника имеют назначенную стоимость. Ниже этой цены предлагать их уже неприлично. То есть со временем их стоимость будет только повышаться. Еще один результат: люди заинтересовались, и, например, в «Мастерскую художественного проектирования» Николая Селиванова пришли новые ученики.
     Руководство ЦДХ осталось довольно выставкой-ярмаркой и проектами, представленными нами на Московском книжном фестивале летом 2006 года.
Что касается второй выставки-ярмарки «Книги художника» и аукциона в декабре 2006 года, которые тоже прошли в ЦДХ, то на аукционе, на мой взгляд, были выставлены книги, не менее интересные, чем в прошлом году.
     Сегодня «Книга художника» — на переднем рубеже искусства, со временем этим книгам цены не будет. Если антикварные книги ценятся за давний год издания, редкость издания, а потом уже за иллюстрации, то здесь ситуация несколько обратная — ценится работа художника. Конечно, жаль, что отношение к современному искусству сейчас трансформируется. С точки зрения духовности, «Книга художника» ближе к высокой литературе, поэзии, философии.
     В 2006 году в сравнении с первой выставкой более обширно представлены работы итальянских мастеров «Книги художника». Странствующие пирамиды тоже стали участницами выставки. Из новых проектов были интересны яркие стихо-картины и нарядные стихо-платья французского поэта и художника Бруно Нивера, разработанные им для постановки балета по собственному либретто. Костюмы главных героев стали визуальными поэтическими образами.
     Мэтр жанра — художник Михаил Карасик представил уникальные работы, в том числе книги «Иосиф Бродский. Речь о пролитом молоке», «Сберегательная книжка», «Дворец Советов». Появились замечательные книги Татьяны Левицкой — художницы-шестидесятницы.
     Еще один проект — «Книги для пения». Это книги, состоящие из неких авторских партитур, где использование нотных знаков не является обязательным (проект библиотеки им. В. Белинского при поддержке издательства Alcool). Проект Николая и Татьяны Селивановых «НЕ книги» или «Книги стихий» рассказывал о жизни книг в стихиях огня, воды, времени.
     Думаю, ощутимые результаты по формированию арт-рынка «Книги художника» могут быть лет через пять. Сейчас мы делаем первые шаги. Важно, чтобы люди больше знали о «Книге художника», потому что этот жанр — всеобъемлющий, способный впитать в себя абсолютно любые направления искусства — живопись, графику, мэйл-арт, лэнд-арт, перфоманс. «Книга художника», оставаясь уникальной, может стать тиражным товаром. К тому же каждый имеет возможность попробовать свои силы в этом направлении книжного искусства.

	Калька воды (Лэнд-арт фестиваль «Равноденствие», пойма реки Синички).

     — Как при столь напряженном ритме жизни вам удается все успевать и поддерживать себя в хорошей форме?
     — Во-первых, я стараюсь начинать утро с легкой пробежки до пруда или до речки Синички, обязательно делаю там небольшую зарядку, купаюсь и минут десять медитирую — сижу в позе лотоса, смотрю на речку, облака, пытаюсь найти внутреннюю связь с самим собой. Не каждый день это удается. Зимой в проруби не купаюсь, но снегом обтираюсь. Это как внутренний заряд бодрости.
     Во-вторых, мне нравится то, что я делаю. И то, чем я зарабатываю на жизнь — полиграфический дизайн, тоже очень нравится. Я всегда пытаюсь действовать творчески. Конечно, на сто процентов не всегда получается, надо и машины загрузить, и гвозди позабивать, и просто набрать текст. Но без этой работы обойтись невозможно. Словом, я все время стараюсь получать от работы удовольствие — это самое важное.
     А в-третьих, меня всегда поддерживает моя вторая половина — Гюнель. Это очень важно, когда твой быт все время, так или иначе, перемежается с твоими творческими замыслами, твоей работой. Садимся ужинать — обсуждаем, что и как нам лучше сделать в проекте, подпитываем друг друга идеями, советами. Мы почти не тратим времени на быт, а если тратим — то с удовольствием. Как мне кажется, вообще все надо делать с удовольствием.
     — Ваша формула успеха?
     — Есть, наверное, две формулы успеха. Одна, которая мне неинтересна, неприятна, — сделать то, что понравилось бы толпе. Подыграть ей несложно: законы психологии понятны. И при определенном усилии и разумном сосредоточении сил такой успех почти всегда обеспечен.
     Моя формула успеха — получать драйв от своей работы. Если человек делает то, что ему нравится, от него исходит энергетический заряд. Пусть успех будет в небольшом деле, может, он разовьется, может, нет. Но главное — испытывать радость от сделанного. А успех внешний тебе может быть дан как бонус. Еще непонятно, нужен ли он тебе: с одной стороны, это деньги, свобода, с другой — определенные обязанности. Поэтому внешний успех надо научиться дозировать, чтобы голова от него не закружилась.
     Если тебя занесло на Олимп, все равно надо постараться остаться самим собой. Тогда ты в выигрыше. А то можно добиться внешнего успеха, но проиграть свой внутренний мир.

Калька огня (Лэнд-арт фестиваль «Равноденствие», пойма реки Синички).