«STABAT LINA…»

Есть в музыкальном искусстве, особенно у старинных композиторов, форма католических песнопений, возникших в средневековье, — “Stabat mater dolorosa”, что значит: “Стояла мать скорбящая”. Это о Матери Иисуса Христа, стоявшей перед распятым на кресте Сыном Господним. Многие композиторы рассказывали в своих вокально-инструментальных полотнах о чувствах и мыслях, волновавших Матерь Божью в скорбный час. Но, кажется, лучше других удалось постичь страдающее материнское сердце чародею Антонио Вивальди. И трудно даже вообразить, что можно воплотить этот шедевр совершеннее, чем смогла это сделать уникальная певица Лина Мкртчян.

У живописца есть кисть, краски, холст; у скульптора — резец, гранит или мрамор. У Лины — поразительная способность ассоциаций, сопереживание чужой боли, глубокая вера и совершенно неповторимый голос, данный ей Богом для воспевания величайшего чуда мироздания — души человеческой. Как бьется, как трепещет ее сердце, как живо воскрешает она в рожденной чувством композитора музыке облик Матери, волею Всевышнего отдавшей Сына во имя спасения человечества. Своим поразительным, каким-то симфоническим по обилию тембров голосом певица передает материнскую боль и слезы, воспоминание о детстве Господа, о его благородных деяниях и, наконец, о мучениях и страданиях Сына перед его вознесением на небо.

Лина Мкртчян, подобно зодчему, взяв материалом музыку Вивальди, а средством создания — свои голос и сердце, воздвигла величественный храм в честь Матери Божьей.

Несколько лет назад я оказался в Москве на концерте в Рахманиновском зале консерватории. Лина служила свою мессу — “Stabat mater” Вивальди. Когда истаяли последние звуки, пауза была какой-то неестественно долгой. Казалось кощунством выражать свое потрясение даже аплодисментами, тем более — криками “браво”. И тогда в этой напряженно повисшей тишине, повинуясь велению души, мой голос — громко и внятно — воскликнул: “Гениально!” На меня с благодарностью оглянулись люди, как бы ожидавшие такого сигнала, и далее уже не передать, что творилось!

Когда выступает знаменитый исполнитель, конечно же, велико желание очень многих услышать его. И если в зале мест уже нет, администрация иногда располагает часть публики на сцене вокруг солиста. Сначала так было на концертах Рихтера. Потом в “окружении” стали играть Гилельс, ансамбль Спивакова “Виртуозы Москвы”, Петров. Но это — инструменталисты. А однажды по телевидению я видел певицу, за спиной которой публика сидела прямо на сцене. Такое трудно представить — ведь голос улетает в зал. Но в тот вечер в зале филармонии пела Мкртчян! В Санкт-Петербурге любят Лину, там существует своеобразный клуб ее поклонников.

Я впервые провел концерты Лины Мкртчян в марте 1988 года. Она выступала в сопровождении украинского органиста Владимира Кашубы. Это потрясение! Слушателей поразил необыкновенный голос и трепетно бьющееся сердце. Одна моя знакомая сказала: “Боже, такой талант, да еще и красива, как Ава Гарднер” (была такая голливудская кинозвезда). А другая спросила: “Почему Мкртчян так страдает, когда поет? Наверное, у нее тяжелая жизнь, и она нам рассказывает о себе”. Да, все, о чем поет Лина, она ощущает как свои чувства; страдает, радуется и печалится.

В исполнительском искусстве, будь то театр или музыка, есть два варианта: виртуозное мастерство представления или способность такого проникновения, о котором знаменитый пианист Артур Рубинштейн сказал: “Живая капля крови”. Прославленная француженка Сара Бернар так достоверно изображала чувства, что зрители плакали, когда на сцене умирала ее Маргарита Готье в “Даме с камелиями”. А итальянка Элеонора Пузе и русская актриса Вера Комиссаржевская настолько глубоко проживали жизнь своих героинь, что иногда после окончания спектакля их бесчувственными уносили со сцены. Это уже не игра, а трепет сердец актрисы и героини, бьющихся в унисон. Среди певиц им сродни неистовая Каллас и мятежная Мкртчян. Лина — поразительное явление в вокальном искусстве и яркая, неординарная личность. Не знаю, чего больше в ее жизни: тонкого артистизма, немыслимости своего существования без пения или преданности православной вере и сопереживания чужой беде. В Минске у нее есть верная поклонница, молодая женщина Татьяна, привязанная из-за болезни к инвалидной коляске. И когда она однажды не смогла попасть на концерт, Лина приехала к ней домой и там спела. Вообще жизнь Мкртчян — это некая парадоксальная легенда. Чего в ней только не было! Болезни, операции, потери родных и близких людей. В трудные моменты она уходила в монастырь для возрождения духовных сил. Долгое время не имела своего угла; теперь, слава Богу, есть однокомнатная квартира в Москве — некий приют духовности, интеллектуальности и артистизма. Она знала от врачей приговор своему голосу; а через годы, когда пела папе римскому, он сказал, что ничего подобного не слышал. На конкурсе же Глинки известные “коллеги” в жюри ее “не заметили”. Ревностные приверженцы ощутимой постановки голоса в искусстве пения твердят, что у нее нет школы. А между тем у Мкртчян есть диплом об окончании ГИТИСа. Правда, иногда она может пожертвовать вокальной позицией ради выразительности слова. Но, главное, обладает уникальной способностью живописать своим голосом вдохновенные картины. Никто глубже ее не передал боль Орфея, потерявшего любимую Эвридику. Да, флейта, которой Глюк поручил печальную мелодию в своей опере “Орфей и Эвридика”, берет за душу. А Лина, вопреки критикующим ее, с поразительной легкостью преодолевая неизмеримые вокальные сложности, вознесла к небесам страдающее сердце легендарного певца, создав подлинный шедевр дарованным ей Богом голосом. Папа римский не переоценил певицу. Но когда она второй раз получила приглашение в Ватикан, ее не пустили. И вообще, долгое время “не пущали” в лучшие залы Москвы. Некоторые весьма титулованные жрицы вокала выступали даже с требованием запретить ей петь, и особенно в Москве, так как она “бомж”, “компрометирует советское вокальное искусство и приносит ему вред”. А публика между тем валом валит на концерты Лины. И со временем она стала петь в лучших московских залах с такими дирижерами, как Колобов и Федосеев. Несколько раз выступала за рубежом и пела даже в знаменитом зале “Карнеги Холл” в Нью-Йорке на вечере, посвященном жертвам спитакского землетрясения в Армении.

Наша “лининиана” (или, как я шучу, “лининизм”) началась с первых дней знакомства и продолжается поныне. Она делится своими творческими планами, присылает некоторые статьи о себе, кассеты. Целый рассказ о Лине Мкртчян можно составить из одних лишь заглавий этих статей. Вот некоторые из них: “Космический голос”, “Дарующая свет”, “Голос моря и неба”, “Певчая птица Лина Мкртчян”, “Божественный голос и удивительный дар человечности”, “Заклинание душ”, “Блаженная Ассоль в “русле любви” и т. д. Вообще, рассказывать о Лине Мкртчян непросто. Будучи феноменально одаренной, она иначе мыслит и воспринимает действительность, а проявляемая бескомпромиссность иногда вредит ей самой. Нелепая ситуация— певица, у которой “миллионы в горле”, не знает, как сама говорит, кому раньше долги отдавать. Концертов меньше, чем хотелось бы, и все же они есть. Правда, в основном — благотворительные, без гонорара. Программы обширны и разнообразны. Но чего больше всего не хватает, так это широкой известности. Было время, когда по радио и на телевидении нередко звучали голоса титулованных солистов оперы, но Лина не входила в этот круг. И теперь, если бы она появлялась на экранах, хотя бы не так часто, как звезды эстрады (порой и сомнительного блеска), думаю, ее бы оценили по достоинству.